парадный портрет

[mazoku storyteller]

автор  Shining-Wings

МногостраДАтельный Конрад Веллер для Виор и Алэй - мы братья-фоннатеги по этому кадру. В моем, так сказать, визуальном восприятии (с)

@темы: фанарт

---

[Tykki]

Название: Борьба за власть. (продолжение Смены ролей)
Автор: Хико ака Тикки.
Рейтинг: PG.
Жанр: джен. э... с постепенно пытающимися образоваться парингами, правда. один паринг гетный, один слэшный.
Канон: скорее новеллы.
Центральные персонажи: Адальберт (Adelbert-centric, Adelbert's POV... и вообще есть ли в ККМ персонажи, помимо Адальберта?))

Я всегда хотел потанцевать за даму.
Конрад, «Kondo wa MA no Tsuku Saishuu Heiki!»

Юури многого не понимает в мире, куда его забросило, а объяснений за слишком короткое время слишком много, чтобы они нормально уложились в голове.
Едва только усвоишь новости о том, что твой отец мадзоку и тебе с самого начала было предопределено стать Ма-о, - как уже надо разбираться с местными политическими и, главное, семейными связями. Иначе непонятно, почему Вольфрам едва ли не вцепляется в дверь конюшни, когда надо выезжать в замок Клятвы-на-крови, и с отчаянием говорит, что не знает, как будет смотреть в глаза матери.
- Ты лучше подумай, как в глаза брату будешь смотреть, - советует Адальберт, хладнокровно продолжая проверять упряжь на коне Юури.
- Гвендаль меня поймёт…
- А я не о фон Вольтере.
Так Юури узнаёт, что Вольфрам – младший брат встреченного им в деревне Регента. Что семейное сходство у них не в моде, станет окончательно ясно при виде Гвендаля. Но его Юури пока не видел, знает только, что тот поддержал Регента в решении о том, что страну нужно было закрыть, а Вольфрам с братьями категорически не согласен.
- Прямо как Токугава в Японии! – восхищается найденными параллелями новоявленный Ма-о.
- Да, а император её и открыл. Хочешь побыть Муцухито и Сакамото Рёмой в одном лице? – смеётся Адальберт.
Юури подозрительно на него косится, не в первый раз поражённый его осведомлённостью о Земле. Да и игра, в которую играют в лагере, разбитом в лесу у храма, на диво похожа на американский футбол.
Слово за слово, и Адальберт сознаётся, что виновен и в том, как Юури назвали, и в том, что его мать в тот день вообще до больницы доехала. Это приносит Ма-о облегчение: теперь он точно знает, что во всём этом кавардаке ему всегда есть, на кого положиться.
Нет, ну на Вольфрама тоже можно. Когда у того не очередной приступ дурного настроения. Которых, к счастью, у Адальберта не бывает.
- Я думаю, Сесилия вовсе не станет считать, что ты хотел сместить её с трона, - в сотый раз терпеливо объясняет тот бывшему принцу. – В конце концов, то была воля Син-о. И, хотя я по-прежнему не согласен, что только на неё и стоит полагаться, вряд ли кто-то скажет, что мы могли на неё повлиять.
- Погоди, ты живёшь при храме Син-о и сомневаешься, что правильно его слушаться? – переспрашивает Юури.
Адальберт вздыхает:
- Тут всё запутанно. Но, да, у нас отвыкли думать своей головой – всё, мол, всё равно решит Син-о. Так что твоё избрание Ма-о – в любом случае поможет Синма-коку, ведь в кои-то веки на троне будет тот, кто не будет по каждому поводу ждать гласа свыше.
- Ага, разобраться бы ещё, что я вообще сделать смогу… - Юури явно нервничает, и Адальберт обнимает его за плечи.
- Всё будет нормально, - серьёзно говорит он.
- Да, только вот в замке мне почти никто не рад будет, - продолжает гнуть свою линию Вольфрам.
- Утешься тем, что мне не будет рад вообще никто, - бросает ему Адальберт.
Позже, когда они уже въезжают в ворота замка, Юури думает, что они оба были не правы. Ему и Вольфраму кидают много цветов, и он точно видел, что лицо во-он той девушки с зелёными волосами засветилось от радости при виде Адальберта.
Больше Ма-о ничего приметить не успевает, поскольку какое-то своевременное насекомое укусило его коня, и тот, взбесившись, мигом доносит его до ступеней парадного входа, чтобы там и сбросить – практически под ноги Конраату, Гвендалю и их свите.
- А, Конрад, привет! – машет рукой Юури, увидев единственное знакомое в группе лицо, и все разом оборачиваются на лорда Веллера.
Выходит явно глупо, но, как окажется, это ещё цветочки. Конечно, в том, что вымылся с шампунем, стимулирующим эмоции окружающих, Юури сам виноват. Но он же не знал. И тем более не предполагал, что из-за этого лорд Веллер так болезненно воспримет лекцию о том, как закрытие Японии привело её к стагнации, и даже скинет со стола тарелки и приборы.
Ладно, а вот про нож Юури уже знает. Но поднимает чисто по привычке.
- Он его убьёт, он его убьёт! – Вольфрам кусает губы и меряет шагами галерею, в то время как Адальберт выбирает для Юури самый лёгкий из женских мечей и начинает показывать, как с ним обращаться.
- Слушайте, может, я какой-то другой способ поединка выберу? – с надеждой интересуется Юури. – Сумо там, например?
- Тогда убьёт точно, - категорично отрезает Вольфрам. – У лорда Веллера чувства юмора сроду не было.
- Спокойно, смертей на дуэлях почти не бывает, - говорит Адальберт. – А для вас, сир, у меня две новости, плохая и хорошая. Плохая – Конраат Веллер был известен как первый меч Синма-коку. Хорошая – последние двадцать лет у него было не так уж много времени на тренировки. Так что есть шанс продержаться.
- А если он всё-таки начнёт его убивать? – тоскливо спрашивает Вольфрам.
- Значит, ударим в него марёку с двух сторон, а потом пойдём под суд за нарушение дуэльного кодекса, - пожимает плечами Адальберт.
В итоге до этого не доходит. Зато доходит до другого, и к списку проблем Юури добавляются провалы в памяти. Когда он через три дня очнётся, ничего не помня, Вольфрам снова будет видеть в нём будущего героя-полководца и взахлёб расскажет о том, как Юури мокрого места не оставил от заёмного мадзюцу лорда Веллера.

Пока же Ма-о спит, прежняя ставка заседает в кабинете Конраата, в очередной раз пытаясь решить, что же делать со сложившейся ситуацией.
- Может быть, просто попытаться объяснить ему истинное положение вещей? – безнадёжно вздыхает лорд Гюнтер фон Кляйст. Он разрывается между верностью делу и восхищением перед увиденным сегодня Ма-о, словно сошедшим с полотен из древних времён.
- Фон Гранц уже промыл ему мозги, - хмуро отметает предложение Гвендаль. – Если о чём-то и пытаться договориться, то с ним.
- Договариваться с Адальбертом? – волком смотрит на него брат, и все присутствующие в комнате сразу понимают, что это не вариант.
Повисшую паузу прерывает Йозак Гриэ.
- Всегда есть возможность, что с Ма-о что-то случится, - нарочито легкомысленно говорит он. – И тогда Син-о выберет нового. Ну ведь не может же так два раза не повезти, что молодой господин фон Гранц перехватит его раньше нас!
- Вот только гнева Син-о нам и не хватало, - укоризненно качает головой фон Кляйст. – Надеюсь, о таких мерах речь больше не зайдёт. И, если никто больше не придумал чего-то более дельного, я всё-таки попробую поговорить с Его Величеством.
Но позже этим вечером, когда Конраат остаётся один, Йозак Гриэ снова приходит к нему.
- Меня не покидает ощущение, что все мои решения двадцать лет назад значения не имели, - говорит лорд Веллер, глядя в окно. – Сейчас руками мальчишки будет разрушено всё, что я создал, и ради чего оно тогда было?
- Командир, реши вы тогда по-другому, я бы в вас разочаровался, - откровенно признаётся Йозак. – За вами бы не пошёл, если б вы отстранились от дел. Скорее уж снова поступил бы на службу к вашему брату, но не бросил бы создавать дальше мир, ради которого полегло столько наших.
Лорд Веллер склоняет голову.
- Ты прав, Йозак. Ты прав.
- А почему бы не попробовать через Совет десяти аристократов? – опять заговаривает тот. – Идти наперекор его решениям не сможет даже Ма-о. У фон Шпицбергов нет наследников, кроме вас, а Штуффель под домашним арестом, так что кому ещё выступать на Совете? Ваш брат будет за вас, а значит, за вас будет и брат Аниссины фон Каберникофф, фон Кляйст тоже никуда не денется, может быть, вы уговорите и фон Винкоттов… Уже же реальная партия получается, нет? Стоит вам только сменить свою фамилию на фамилию матери…
- Об этом я тоже думал, - соглашается Конраат. – Вот только вопрос – не будет ли это предательством отца? А если бы не он, не было бы Лютенберга, ты же знаешь.
- Лорд Данхири… - покачав головой, Йозак негромко добавляет: - Тогда что я могу ещё сказать… Если вы ничего не будете знать о покушении на Ма-о – оно на вас ведь виной не ляжет, и Син-о не к чему будет придраться. А вы сможете продолжить то, что делали раньше.
Смысл слов доходит до лорда Веллера не сразу, и, когда он резко оборачивается к Йозаку с гневной отповедью наготове, того уже и след простыл.

Юури, очнувшись, удивлён тем, что рядом нет Адальберта. Вольфрам неохотно рассказывает, что к тому пришло известие из храма о том, что напали на человеческую деревню, в которой Адальберт раньше жил и которую продолжал навещать. И, нет, поехать за ним – плохая идея. Очень плохая. Совсем плохая.
Они выезжают перед рассветом, взяв с собой тех солдат из лагеря, которых Адальберт оставил на их защиту.
Первый визит за пределы барьера у Юури оказывается так себе. И огонь, вызванный мадзюцу, он сразу затушить не может, потому что сознательно ещё своей силой пользоваться не умеет. И на чары, из-за которых застынет весь отряд, кроме Юури, они натыкаются – Адальберт едва успевает прискакать вовремя, чтобы их отбить. И уже побеждённый враг берёт Юури в заложники, едва не окончив карьеру Ма-о вместе с его жизнью. И его призывы прекратить драться смотрятся на этом фоне бледно.
Но появившийся после этого события лорд Веллер (он покидал Синма-коку через другой проём в барьере, поэтому так задержался) сразу бросается допрашивать пленных, желая знать не столько то, кто их натравил на деревню, сколько то, куда он делся. Адальберту и этого не надо – среди тех, кто напал на отряд Вольфрама, он видел человека, тщательно прячущегося под капюшоном. Удача сегодня была дамой капризной, и при внезапном отступлении ветер попытался скинуть капюшон. Не совсем успешно; но рыжие кудри Адальберт увидел. Поэтому помчался следом, едва убедившись, что чары сброшены, и Вольфрам снова защищает Ма-о.
Конраат, знавший точно, куда ехать, всё же первым прибывает на развалины, в которые отступили нападавшие. И, выбив меч, впечатывает Йозака в стену, даже не дав ему договорить: «Привет, командир».
- Что ты творишь?! – шипит Конраат ему в лицо. – Кто тебе дал право?!
- Зато вы чистеньким будете, - спокойно возражает Гриэ. – Жалко, почти ведь удалось: и здесь мы мальчишку ждали, и в замке, если б он остался, для него была бы пара сюрпризов…
- Не смей – не смей опускаться до такого! – Глаза у лорда Веллера совершенно бешеные. – Ради этого мы сражались? Чтобы теперь оказаться хуже Штуффеля? Тот хотя бы посылал нас на смерть от рук врагов, а не ждал в засаде лично!
- Развлекаетесь, ребята? – по лицу Адальберта видно, что ехал он сюда убивать. Но разговор он слышал весь, а Йозак уже без оружия; безоружных убивать лорд фон Гранц не привык. Поэтому он убирает меч в ножны и сообщает паре, смотрящей на него с одинаковой ненавистью: - По-моему, Лютенберг заждался своих героев. И если его хозяину будет неприлично не присутствовать на завтрашней коронации Его Величества Ма-о Юури, то вот его верного соратника родные пенаты готовы видеть хоть прямо сейчас. Все согласны, или попросим мнения со стороны?
Впрочем, Юури посреди коронации вернётся в свой мир. А когда он снова будет переноситься в Синма-коку, Ульрике спокойно скажет Адальберту, что возникнет он именно в Лютенберге. После чего строго добавит, что лорду фон Гранцу следует получше выбирать слова, которые он изволит произносить в храме Син-о.

Лютенберг гудит. Много лет эти земли на западе Синма-коку молча гордились тем, что их господин – Регент при Ма-о. Но никогда ещё им не доводилось принимать Ма-о лично, а с ним – весь королевский двор. Они почти не разминулись: первые столичные гости прибыли в замок лорда Веллера буквально через полчаса после того, как в главном (он же единственный) городском фонтане всплыл Его Величество Юури.
Ради такой скорости Адальберт с Вольфрамом загнали по четыре лошади, но это – те детали, в которые они своего короля посвящать не собираются.
Конечно, Юури и сам по ним видит, что они беспокоились за его благополучие.
- Всё в порядке? – Адальберт прожигает взглядом лорда Веллера, который отвечает ему тем же.
- В полном! – нервно смеётся Юури, не зная, как эту вражду прекратить. Хоть убей, а он не испытывает негативных чувств по отношению к бывшему Регенту. И до сих пор благодарен ему за то, что понимает язык Синма-коку. – Меня сразу нашёл Конрад, дал переодеться в сухое, так что мне даже простудиться не светит! Всё хорошо, правда!
Увы, от этих слов ни Конраат, ни Адальберт, ни Вольфрам рук от мечей не убирают.
Позже приезжает лорд фон Вольтер, ещё позже – лорд фон Кляйст с дочерью. Причина задержки последнего проста: он понял, что никто особенно не озаботился о королевском гардеробе и в срочном порядке гонял портных, благо мерки были сняты до коронации.
Опасаясь нового покушения, Адальберт ни на шаг не отходит от Юури, а тот решил устроить себе экскурсию. Так что лорд фон Гранц тоже осматривает город, хочет он того или нет.
На удивление, Лютенберг не слишком разбогател за время регентства лорда Веллера. Даже сейчас это скорее большая деревня, а замок, мягко скажем, уступает любому из замков десяти аристократических родов. Видимо, была в этом некая суровая справедливость Регента, о всей Синма-коку заботившегося одинаково.
Ну, зато теперь Конраат вынужден слушать причитания лорда фон Кляйста о том, что здесь и приём-то подходящий для Ма-о не устроишь.
Впрочем, это у Адальберта один из немногих сегодня поводов для улыбки. Город рад приветствовать нового короля – но генерала фон Гранца здесь тоже многие помнят. Служивших в Лютенбергской части он узнаёт с первого взгляда (хотя никого, кроме Веллера и Гриэ, не знал в лицо), как и они его. Обычно они после этого отводят глаза и торопятся уйти, уведя при этом с собой семью. В общем и целом, винить их сложно.
Юури отнюдь не слеп. Когда они с Адальбертом возвращаются в замок, в отведённые Юури комнаты, он замечает:
- Тебя здесь не любят.
Лорд фон Гранц проверяет окно и закрывает ставни изнутри на засов – идея полуночных визитов со стороны Гриэ или кого-то ему подобного не прельщает совершенно.
- Если в чьих глазах мне и хотелось бы казаться идеальным, то это в твоих, Юури, - говорит Адальберт, не поворачиваясь к королю. – Но правда в том, что в прошедшую войну я успел натворить немало плохого, и кое-кому это дорого обошлось. И, да, большая часть тех, кому я причинил вред, живёт в Лютенберге.
Юури молчит некоторое время, и Адальберт, не шевелясь, ждёт его решения.
Взяв лампу, Его Величество Ма-о подходит ближе.
- Ты раскаиваешься в том, что сделал? – спрашивает он, твёрдо глядя Адальберту в глаза.
- Да, - кивает тот, и воспоминание о трёх днях в келье храма Син-о тенью проносится в его мыслях, но он не хотел бы им делиться.
Юури и не заставляет.
- Это правильно, - говорит он. Потом улыбается: - Я же видел… жители той деревни, ну, человеческой, они считали тебя своим защитником. Не знаю всей истории, почему ты кому-то навредил, но ты – хороший человек, я тебе верю.
- Юури. – Адальберт прижимает его к себе, и Ма-о смеётся. – Я защищу тебя, что бы от меня не потребовалось – рука, сердце или жизнь.
- Давай обойдёмся без супового набора? – продолжает смеяться Ма-о. – И осторожнее, а то я лампу сейчас уроню. А вообще, я же сказал, не нужно драться. Раз уж я на троне, то не допущу никаких войн, и тебе не придётся меня ни от чего защищать.
- Посмотрим. – Адальберт отпускает его и отходит к двери, чтобы дать войти Вольфраму, который будет первым стоять на часах у королевского изголовья. – Мне пора. Высыпайся, с утра подниму на тренировку.
Юури машет ему вслед.

Ставка лорда Веллера, за минусом Йозака Гриэ и Аниссины фон Каберникофф, ждёт Адальберта в зале для приёмов. Усилием воли лорд фон Гранц заставляет себя не хвататься за рукоять меча.
Впрочем, ряды союзников, как выясняется, уже не так стройны. Несмотря на присутствие идеологического противника, фон Вольтер начинает выговаривать фон Кляйсту за то, как тот крутится вокруг короля.
- А что делать, если никого больше нет? – оправдывается Гюнтер. – Он всё-таки коронованный Ма-о, не в обносках же ему ходить! И потом, если Конраат наметил какую-то другую линию, то мог бы и сказать. А не уезжать сюда без объяснений!
- Действительно, объяснения не помешали бы, - переносит Гвендаль мрачное внимание на брата.
- Ты им не сказал? – смотрит лорд Веллер на Адальберта, и в первый раз за много лет в его взгляде на того отражается что-то, помимо ненависти. В данном случае это – удивление.
- Зачем? – Адальберт встаёт у стола, скрестив руки на груди. – Ты выполнил наше соглашение, уехав сразу после коронации. Мне было, чем ещё заняться, помимо разговоров с твоими друзьями.
- Что здесь происходит? – раздаётся тихий голос Гизелы. Адальберт почти успел забыть о её присутствии, да и сидит она в тени. Но честь ответа на этот вопрос он в любом случае собирается оставить бывшему Регенту.
Все и так на того смотрят.
- Йозак решил, что та высказанная им идея на тему Ма-о всё-таки будет удачной, - с трудом выталкивая из себя слова и глядя в пол, говорит лорд Веллер. – Нападение на деревню у барьера, в котором едва не погиб сир Юури, - его рук дело.
- Что-о?! – вскакивает на ноги фон Кляйст. – Да вы… вы с ума посходили?!
- Конраат, и ты ему позволил? – не веря своим ушам, спрашивает фон Вольтер.
- Нет, но и не сумел вовремя остановить, - по-прежнему не поднимая глаз, отвечает лорд Веллер. – Адальберт всё узнал и вынудил нас уехать.
Как ни странно, последняя фраза заставляет всех вспомнить, что есть общий враг, и против него сплотиться.
- С другой стороны, предъявить счёт за военные преступления ещё не поздно… - раздумчиво сообщает Гвендаль.
- Через двадцать лет после окончания войны это будет смотреться оригинально, - огрызается Адальберт. – В любом случае, все счета попрошу присылать в храм Син-о.
- Какое смелое заявление для того, кто во всех бедах Синма-коку Син-о и обвинял, - с сарказмом замечает лорд Веллер.
- Хочешь услышать от меня, что у всех есть цена, за которую их можно купить? - тяжело смотрит на него Адальберт. - Нет, я по-прежнему считаю, что Синма-коку пора бы научиться жить самостоятельно. Но есть дело, в котором наши цели совпадают, а значит, мы с Син-о - временные союзники.
- И это дело - добиться воцарения Ма-о Юури? - спрашивает Гвендаль.
- Да, именно, - кивает Адальберт. - И лично я уверен, что он будет превосходным Ма-о.
- Это следует понимать как то, что ты уверен, что он камня на камне не оставит от того, что сделал я? - сухо интересуется Конраат.
Адальберт без особого тепла улыбается.
- Вы и ваши деяния не являются смыслом моей жизни, лорд Веллер, - ровно говорит он. - А мои слова следует понимать именно так, как я их сказал. Надеюсь, собравшиеся здесь сами придут к выводу, что в их интересах помогать, а не мешать королю. И, если на этом всё, то я с вашего разрешения откланяюсь. - Он разворачивается, чтобы уйти.
- Верни Вольфрама, - бросает ему в спину Гвендаль.
Адальберт вздыхает.
- Вольф уже много лет как совершеннолетний. Хотите - сами с ним говорите.
Едва за ним закрывается дверь, как собрание недоумённо переглядывается.
- И что это было? - озвучивает общую мысль лорд фон Кляйст.
- В жизни каждого может начаться период, когда самым важным для него станут молоденькие мальчики, - туманно замечает лорд фон Вольтер. - Чему ты, кстати, только служишь подтверждением.
- Ну спасибо, - обижается Гюнтер. - Кстати, мы сейчас говорим о лорде фон Гранце и короле или о лорде фон Гранце и лорде фон Бильфельде?
Обоих братьев синхронно передёргивает от последнего предположения.
Пряча улыбку, Гизела выскальзывает из зала в коридор.

- Адальберт! - он оборачивается и ждёт, пока Гизела его нагонит. - Здравствуй. Давно не виделись.
- Отец послал? - косится на неё Адальберт, удивлённый тем, что, если судить по её тону, она и правда рада встрече.
- Нет, почему? - пожимает она плечами. - Я тоже уже много лет могу решать сама за себя. Ты сейчас к королю? Или у тебя есть время поговорить?
Он прикидывает, что смена Вольфрама ещё не закончилась, и соглашается:
- Время есть.
- Мы можем пойти на галерею, она выходит на окна комнат Его Величества, - обрадованно говорит Гизела. - Так ты сможешь увидеть, если поднимут тревогу.
Пока они идут, Адальберт гадает, что ей от него нужно. Он помнит её, младшую из подруг Джулии, и знает, что это она была с Джулией, когда та умерла. Но вряд ли же она хочет завести разговор на эту тему?..
- Я очень удивилась, когда Син-о объявил, что ты под защитой храма, - спокойно замечает Гизела, когда они выходят на галерею и облокачиваются на перила. - Но хорошо, что так получилось: иначе, я боюсь, тебе пришлось бы покинуть Синма-коку, а с учётом барьера изгнание могло бы стать вечным. Никому не следует лишаться родины.
- Через барьер, как мы все теперь знаем, есть по меньшей мере два хода, - хмыкает Адальберт.
- Да. Но, полагаю, о твоём тебе сказали в храме? – Он кивает. – Вот видишь – а иначе не узнал бы.
- Тебе что-то нужно мне сообщить? - спрашивает он, всё ещё не веря, что это может быть только лишь светской беседой.
- Да ничего особенного, - качает Гизела головой. - Просто - я рада твоему возвращению, я рада, что ты поддерживаешь короля, и я рада, что есть люди, которые поддерживают тебя.
- Ну, мои люди не столько поддерживают меня, сколько не любят режим лорда Веллера, - поправляет её Адальберт.
Гизела улыбается:
- Забавно, он как-то сказал мне похожую вещь. Мол, поддерживают не его самого, а его курс. И почему вам обоим не кажется, что идти могут за вами лично?
Адальберт пожимает плечами:
- В моём случае - я ничего не предлагал. Даже бунт не входил в мои планы, хотя от меня его ждали.
- Но ты сам ждал короля?
- Да.
Она кивает:
- Хорошо. Не знаю, что там у вас за планы с Син-о, но хорошо, что у тебя снова есть тот, о ком ты заботишься. И сир Юури, думаю, всех быстро завоюет. До него я только один раз встречала человека, который бы нравился всем не потому, что к этому стремился, а просто потому, что он такой, какой есть.
Невысказанное имя уже второй раз слышится в её недлинном монологе, и под взглядом Адальберта Гизела не опускает глаза.
- Да, я о Джулии, - спокойно подтверждает она. - Или для тебя упоминать это имя стало так же запретно, как в замке Клятвы-на-крови?
- Конечно, нет, - мотает он головой. - Хотя и говорить мне о ней было не с кем. С Ульрике разве что.
- Да, понимаю. - Гизела улыбается, представив, как странно должны смотреться вместе Адальберт с Верховной жрицей. - Но, если вдруг найдёшь время оторваться от дел короля, можешь поговорить со мной. Если захочешь, конечно.
- Буду иметь в виду. - Он тоже улыбается, думая, что, кажется, нашёл ещё одного союзника.
Но, когда назавтра Юури решит отправиться за Моргифом, а гости соберутся возвращаться в замок Клятвы-на-крови, Гизела объявит, что с позволения отца и лорда Веллера остаётся в Лютенберге.

Юури, сидя рядом с Адальбертом, смотрит на танцующих на палубе круглыми от удивления глазами. Особенно он не может оторвать взгляда от капитана и штурмана, медленно кружащихся щека к щеке. Точнее, борода к бороде.
- Я же говорил, в этом мире это совершенно нормально, - посмеивается над ним Адальберт. - Что в человеческих землях, что у мадзоку. А ты думал, что Вольф к тебе стал мягче относиться с тех пор, как ты ему чуть предложение пощёчиной не сделал? Задумался о перспективах, не иначе.
- Правда, что ли? - недоверчиво смотрит на него Юури. Потом мотает головой: - Ты меня дразнишь!
- Частично, - улыбается Адальберт. - Но ты привыкай, что намёки тебе будут сыпаться от обоих полов, и все будут считать это в порядке вещей, потому что по нашим меркам ты очень красив. Даже с коричневыми волосами, как сейчас.
- Да что во мне красивого? - возмущается Юури. - Вот в тебе - да. Гвендаль шикарен, Вольфрам словно ангел с картины, а Гюнтер вообще суперзвезда. Даже Конрад, который смотрится обычнее других, куда меня красивей!
- А ты не суди только по своему миру, - советует Адальберт. - И радуйся лучше, что наши каноны красоты к тебе благоволят, а не наоборот. Хотя вон та стайка девиц тебя по этому поводу, кажется, сейчас растащит по кусочкам.
- Мама. - Юури глядит в указанную сторону и видит, что со сменой музыки у него начнутся большие проблемы. - Может, пойдём танцевать? - в отчаянии предлагает он. И тут же добавляет: - Только чур я не дама!
- Меня ты как даму точно не попереставляешь, особенно не зная фигур, - смеётся Адальберт.
Спасение приходит в виде недавних знакомцев - Хискрайфа с его дочерью, с которой молодой король и танцует следующий танец.
А лорд фон Гранц ещё раз задумчиво смотрит на неудачливых претенденток на внимание Юури. Ему кажется, что он увидел там кого-то знакомого.

Как выясняется уже после нападения пиратов и проявления силы Ма-о, это не просто кто-то знакомый, это - Йозак Гриэ.
- Ну что, вы так и будете взаперти сидеть, или всё-таки помочь вам сбежать? - весело предлагает он, открывая дверь каюты, ставшей камерой для троих мадзоку.
Адальберт и Вольфрам не спешат ему доверять. Юури, которого так и не посвятили в эту тайну, не понимает, почему.
- Да ладно вам, он же друг Конрада, разве нет? - недоумевает он.
- Вот-вот, барчук всё правильно говорит, - подхватывает Йозак. - Так что - что вы на меня так смотрите, Ваше Превосходительство, Ваша Светлость?
В конце концов они решают рискнуть - мысль попасть в человеческую тюрьму греет ещё меньше. Но Адальберт не спускает глаз с Йозака и, едва они остаются одни, предупреждает:
- Одно неверное движение - и ты труп. Я не Веллер, оправданий ждать не буду.
- Какой вы, право, подозрительный, молодой господин фон Гранц, - насмешливо журит его Гриэ. - Может, я искренне хочу исправиться и искупить? Уж вам ли не давать другим второй шанс? Разве Сюзанна-Джулия вас такому не научила?
- Я смотрю, ты всё же напрашиваешься на то, чтобы тебе укоротили язык, - рокочет Адальберт.
Но до поединка в этот раз не доходит.
О том, что Юури их подслушивает, они не знают.

Зато едва не доходит до убийства - после того, как Йозак обманом выталкивает Юури с Моргифом на арену.
Уже спасшись на яхте Сесилии, Юури и Вольфрам вдвоём повисают на Адальберте, не давая ему вытащить меч.
- Мне нужно было знать, из какого теста наш нынешний Ма-о, - Йозак говорит слишком спокойно для того, кого зажали в угол и кому угрожают смертью. Годы нахождения при непосредственной власти, похоже, придали рыжему шпиону смелости, и он добавляет: - Надо же знать, будет ли опять бойня, в которую, как обычно, пошлют простой люд вроде меня. Прошу прощения у бывшей Ма-о за эти слова.
Сесилия отводит взгляд.
Бросив Вольфраму: "Продолжай его держать", Юури берёт Моргиф, вытаскивает масэки, что был на его лбу, и протягивает тот Йозаку.
- Я тут как раз подумал, - объясняет Ма-о, - что не хочу гонки вооружений, которая начнётся, если я и дальше буду пользоваться силой Мелгиба, то есть Моргифа. Ты вроде бы хорошо всё вокруг знаешь - так что найди, куда это выбросить, чтобы никто не нашёл.
- Я же сам как-нибудь это применю, - хрипло, словно горло внезапно пересохло, отвечает Йозак. - Или продам кому-нибудь. Или ещё что-то сделаю.
- Даже когда Ма-о даёт тебе второй шанс? - насмешливо переспрашивает Адальберт, наконец расслабляясь. Вольфрам, впрочем, продолжает бдить на тему резких движений с его стороны.
- Я верю, что ты поступишь правильно, - открыто и дружелюбно улыбается Юури. - И я буду ждать тебя в замке Клятвы-на-крови.
Йозак, сойдя на следующем острове, потом действительно заявится в замок. Юури в тот момент будет на Земле, но Йозак его подождёт.

Практически весь поиск Матэки Адальберт пропускает - из-за того, что Юури в самом начале приказывает ему помочь Вольфраму, вместе с солдатами ухнувшему в ловушку к песчаному медведю. Вынужденный повиноваться и оставить Ма-о на попечение Гвендаля, лорд фон Гранц только и успевает кинуть на того угрожающий взгляд, а потом спрыгивает в закрывающуюся воронку.
Опасения оказываются более чем напрасны. Если кто и пострадал в случившихся затем приключениях, то это фон Вольтер; а Юури, после того, как Адальберт с Вольфрамом его нашли, успел что-то так обсудить с братьями, что теперь они мало и неловко, но снова друг с другом разговаривают.
- Надо же, а я думал, он за компанию с Веллером Юури ненавидит, - замечает Адальберт, наблюдая за тем, как Гвендаль с королём обсуждают что-то с Николя.
- Брат не смог бы его ненавидеть, - Вольфрам густо краснеет. – Брат любит всё маленькое и милое.
Адальберт недоверчиво фыркает, не будучи уверен, что хотел знать об этой стороне натуры лорда фон Вольтера. Потом смотрит на Вольфрама повнимательней:
- И это у вас семейное, что ли?
Лорд фон Бильфельд краснеет ещё гуще.
- Просто сир Юури меня восхищает, - оправдывается он. - Хотя я хотел бы, чтобы он понял, что война неибежна, и надо приготовиться к ней как можно лучше. А вообще, разве ты сам не?.. - он многозначительно кивает на короля.
- А вот это уже не твоё дело, - спокойно отвечает Адальберт.
Вольфрам смотрит на него со скепсисом.

К моменту почти смешного покушения Греты окончательно становится ясно, что вся ставка лорда Веллера, кроме него самого, теперь поддерживает короля. Адальберт мог бы позлорадствовать на эту тему, но эту стадию он миновал настолько давно, что уже даже не особенно помнит, приятно ли вообще было раньше осложнять жизнь Конраату.
Вместо этого, когда заходит речь о поездке на горячие источники, лорд фон Гранц вызывает Йозака и предлагает донести эту мысль в Лютенберг.
- Это какую-такую цель вы преследуете, мой генерал? - высоко задирает брови Гриэ.
Адальберт смотрит на него сумрачно, но это - самое мягкое напоминание об Артеллино, которое он может услышать в свой адрес. Провоцировать Йозака на другие не хочется. Не когда Адальберту нужно, чтобы тот выполнил поручение.
- Лорд Веллер - сильная фигура, и им с королём нельзя оставаться в ссоре, - прямо отвечает он. - Синма-коку обойдётся без гражданской войны.
Гриэ не сводит с него пытливого взгляда, но Адальберт не прячет глаз.
- Можешь сказать ещё, что у меня будут свои дела, и я не смогу всё время проводить в обществе короля, - добавляет он.
- А вот это лишнее, - со смешком возражает Йозак. - Иначе даже я решу, что вы пытаетесь заманить командира в ловушку и убить, а мы знаем, что вы никогда-никогда даже о таком и не думали, правда, мой генерал?..
- Да, я сделал всё, чтобы Лютенбергскую часть отправили под Артеллино, - откидываясь в кресле, Адальберт видит, как удивлённо дёргается Йозак, не ожидавший этого признания. – И, конечно, не для того, чтобы кто-то вернулся героем. Не думаю, что тебе надо объяснять, каково это, когда считаешь, что ради твоей цели кто-то вполне может и исчезнуть - и мир от этого не перевернётся.
- Я – ради сохранения порядка… - жарко начинает Гриэ.
- Да, у меня попроще, - перебивает его лорд фон Гранц. – Но всё-таки знакомое ощущение, верно? – И, не давая ответить: - Так ты передашь новость в Лютенберг?
- Передам, - насупившись, Йозак коротко отдаёт честь и уходит.
Адальберт смотрит в окно и чувствует неприятную горечь на языке. Он солгал, конечно.
Но, честное слово, не говорить же тому, кто пострадал от твоих действий, что ты, в общем-то, толком и не думал тогда, к чему это приведёт… Просто был уверен в своей правоте и даже в том, что полукровки действительно могут предать. Самоубеждение – весёлая штука.

В итоге лорд Веллер, приехав вместе с Гизелой, селится ровно напротив той гостиницы, где остановился Ма-о.
Адальберт, всеми силами стремясь, чтобы его увидели, ближе к вечеру уходит в город. Правда, потом возвращается на крышу соседнего здания, где заранее приметил себе наблюдательный пункт, но вот этого никому знать не обязательно.
Лорд Веллер озирается по сторонам, когда подходит ко входу в гостиницу, а Гизела сияет улыбкой. Адальберт снова поневоле задумывается, какой повод у неё для радости - что сейчас, что в прошлую встречу.
Потом пара скрывается внутри, и на некоторое время лорд фон Гранц перестаёт их видеть.

Поднявшись к номеру Юури, Конраат и Гизела застают у дверей Вольфрама.
- Конрад, - хмуро кивает тот брату.
Сказать, что лорд Веллер удивлён, значит ничего не сказать.
- Как ты меня назвал? - переспрашивает он, когда к нему возвращается дар речи.
- А, - кривится Вольфрам. - Его Величество так о тебе всё время говорит, вот и пристало. Ты против? - с вызовом задирает он подбородок.
- Скорее мне интересно, почему ты вообще решил назвать меня по имени.
- Ну... - Вольфрам смотрит в пол. - Ты же мне брат всё-таки...
- Час от часу не легче, - растерянно откликается лорд Веллер, готовый к чему угодно, но не к этому. - А что случилось с утверждением, что полукровка не может быть твоим братом?
- Вот только ты не начинай! - раздражённо притоптывает ногой младший. - Мало мне было, что мне за пятнадцать лет все уши прожужжали о том, что полукровки не хуже чистокровных мадзоку, так ещё сир Юури теперь нотации читает, мол, братья не должны ссориться, а должны помогать друг другу!
- Кто тебе все уши прожужжал? - пытается понять лорд Веллер.
Вольфрам глядит на него, как на душевнобольного.
- А какие ещё варианты? Адальберт, конечно.
- Кто?!
- Куда он, кстати, пошёл? - вмешивается беседу братьев Гизела.
Вольфрам, помявшись, говорит ей название казино.
За эту короткую передышку лорд Веллер успевает привести мысли в порядок, и тон у него становится холодный:
- Насколько понимаю, нас ждали. Так что же, мой милый младший брат, который так неожиданно воспылал родственными чувствами, ты скажешь мне, есть ли в номере засада, или нет?
- Да нет там никакой засады, - Вольфрам кладёт руку на дверь, из-за которой уже некоторое время как доносятся странные ритмичные звуки. - Там только сир Юури и Грета, и они-то как раз не знают, что ты здесь. Я захожу! - громко предупреждает он, открывая дверь.
Юури, застигнутый врасплох в процессе приседаний, поворачивается на звук, так и не разогнувшись.
- А, Вольф, так это всё-таки ты в коридоре разговаривал?.. - Тут он замечает в проёме лорда Веллера и широко улыбается: - Конрад, привет! Ты тоже на горячие источники приехал?
- Я приехал поговорить с вами, сир, - серьёзно отвечает лорд Веллер.
- Ну заходи тогда, - с лёгким недоумением в голосе приглашает Юури. - Только говори потише, чтобы Грету не разбудить.
- Лорд Веллер, если я вам больше не нужна, могу я идти? - осведомляется Гизела.
Конраат её отпускает.

Со своего наблюдательного пункта Адальберту видно, как Гизела зашла и вышла. Он немного не ожидает, что через пятнадцать минут она громким шёпотом позовёт его из-за спины.
Подскочив, как ужаленный, лорд фон Гранц оборачивается и выдыхает:
- Вольф проболтался?
- Ну вот ещё, - негромко обижается Гизела, полностью выбираясь на крышу. - Я же не просто так мундир ношу, знаешь ли. И, хотя опыт разведки у меня не самый богатый, но для того, чтобы оценить, с какой точки удобнее всего следить за окнами сира Юури, его хватает. А то, что ты никуда не ушёл, было и так понятно.
Адальберт пожимает плечами и возвращается к наблюдению.
- Ну что там? – она встаёт рядом, подаваясь вперёд, чтобы лучше видеть окна. Прядь зелёных волос касается плеча Адальберта, и тот отодвигается – чуть-чуть, чтобы Гизела сама не заметила случайное нарушение грани приличий.
- Пьют чай, - отвечает он на вопрос.
- Чай? – восхищается Гизела. – Лорд Веллер – и чай?
- Неужели последние двадцать лет он пил только спиртное? – хмыкает Адальберт.
- Да нет, конечно, - смеётся она. – Но это такой мирный напиток для того, кто шёл сюда с твёрдым намерением навязать своё мнение Ма-о…
- Пора бы уже запомнить, что нашему Ма-о так просто ничего не навяжешь.
Гизела кивает, потом спрашивает с улыбкой:
- Так всё-таки это не ловушка?
- Смотря что считать ловушкой, - задумчиво потирает подбородок Адальберт. – Если вооружённое нападение, то, пожалуй, нет. Я здесь только затем, чтобы проследить, как бы лорд Веллер ничего не выкинул. Так же, как где-то неподалёку ещё Гриэ следит, как бы ничего не выкинул я. Однако если речь завести об обаянии Юури, то тогда, пожалуй, это и правда ловушка, но лорд Веллер знал, на что шёл.
Гизела тихо прыскает в кулак.
- Мне нравится, как ты изменился за эти годы, - говорит она. – И это очень зрелый шаг с твоей стороны – дать лорду Веллеру приехать сюда, учитывая, что ни для кого не тайна, как вы друг к другу относитесь.
Адальберт что-то неразборчиво ворчит в ответ.

В это же время Юури горячо убеждает бывшего Регента:
- Да, я понимаю, что тогда этот барьер был необходимостью, правда – понимаю, хотя про ту войну мне больше не рассказывают, чем рассказывают. Но сейчас всё уже изменилось! У людей выросло новое поколение, и оно уже смотрит на мадзоку, как на неведомых чудовищ, и это всё потому, что мадзоку и люди просто друг друга не знают! Даже я успел обзавестись друзьями среди людей, а я был-то за барьером всего ничего. Да, в основном меня сразу начинали бояться, как только узнавали, что я Ма-о! Но не все же, не все!
- Только вот, если барьер снять, на границах снова появится людская армия, - не сдаётся под напором лорд Веллер.
- А если не снять, они будут искать, как его проломить, да? Обещали же мне найти оружие посильнее Моргифа, когда он на арене активировался!
- А так им не придётся искать – хватит того, что имеется.
- Да наверняка не собирали они силы двадцать лет! И что, это никак проверить нельзя, к тому же?
Лорд Веллер приподнимает бровь:
- Силами, подвластными Ма-о, несомненно можно. Мне ли вам на это указывать?
Юури берёт его руки в свои (лорду Веллеру приходится задействовать всю свою выдержку, чтобы их не вырвать) и проникновенно говорит:
- Можно тебя попросить за этим присмотреть? Я понимаю, что это – дело твоей жизни, и я был не прав тогда, за ужином, когда так резко его осудил, ещё всего не зная. Поэтому я не стану приказывать ничего снимать, пока ты не скажешь, что согласен.

- Всё, готово, - кивает Адальберт. Им на таком расстоянии ничего не слышно, но эти задумчиво-неуверенные жесты, следующие за разговором с Юури, Адальберту прекрасно знакомы.
- Надо же, до чего быстро… - вздыхает Гизела. Лорд фон Гранц испытывает искушение сказать ей, что перед этой душой у Конраата не было ни шанса; но потом решает оставить секрет при себе. – Ладно, значит, нам лучше вернуться?..
- Да уж, наверное. Послушать, как Его Величество скажет, что лорд Веллер согласился вернуться в замок Клятвы-на-крови, я полагаю.
- И ты не против? – смотрит она на него.
Адальберт закатывает глаза:
- Это должно было случиться рано или поздно, после возвращения из Лютенберга Юури только и говорил о том, что со средним братом тоже надо помириться. Ему повезло - он, похоже, по душе нашему Ма-о.
- Мне действительно нравится, как ты изменился…

Через несколько дней после того, как они вернулись, отягощённые багажом ещё и в виде Гейгена Хьюбера, Конраат Веллер без стука входит в кабинет, который сейчас занимает Адальберт. Раньше кабинет занимал сам Конраат.
Адальберт едва успевает прикрыть бумагами то, что читает. Совсем бы неловко получилось – это ведь дневник Данхири Веллера. Тот вёл его почти с основания Лютенберга, а Сесилия после смерти бывшего мужа забрала дневник к себе. Адальберт нашёл его в замковой библиотеке.
Читая о том, как отец Конраата забрал полукровок из деревни, в которой их поселили после того, как Симарон от них избавился, Адальберт не мог отделаться от ощущения, что не то обвинение двадцать лет назад выбрал. Глупо было полагать, что те, кто не был нужен ни людям, ни мадзоку, будут предавать ради тех или других.
А вот ради Лютенберга – очень даже. Ради рода Веллеров – ещё как. Ничего себе Сесилия позволила вырасти государству в государстве…
Но Конраат Веллер отрывисто сообщает:
- Готовилось покушение на Ма-о. Проникнуть хотели через тот ход через барьер, что у деревни. И, похоже, люди действительно собираются пробить барьер - и тоже напасть на Ма-о. Надо принимать меры.
И вопрос, не задумывался ли Конраат о возможности государственного переворота, представляется Адальберту таким же нелепым, как когда-то – вопрос Вольфрама о том, не собирается ли Адальберт поднимать восстание против Регента.
А когда Юури в следующий раз завтракает за одним столом со всеми своими новообретёнными сторонниками, Адальберт ловит устремлённый на короля завороженный взгляд лорда Веллера и понимает, что тот влюблён, гораздо раньше него самого.
Знание не доставляет лорду фон Гранцу радости.
Поэтому он обнимает Юури за плечи и заговаривает с ним о какой-то ничего не значащей ерунде. Просто для того, чтобы лицо Конраата потемнело.
Ну, в святые Адальберт и не записывался.

Когда на границе начинаются беспорядки, большинством голосов решено Юури некоторое время с Земли не вызывать. Но он появляется сам – в самой гуще событий. Адальберт бросается туда, как только узнаёт, но Конраат и Гюнтер его опережают.
Поэтому Адальберту достаётся почётная роль обнаружить бездыханное (но, как потом выяснится, ещё не совсем мёртвое) тело лорда фон Кляйста - и не обнаружить короля и Веллера.
Но король, как обнадёживает Ульрике, уже на Земле.
Что до лорда Веллера… при разбирании развалин церкви находят его отрубленную руку. Позже, когда нагоняют часть нападавших, с ними находят и самого Конраата, пребывающего без сознания от потери крови. Его удаётся отбить.
Когда он приходит в себя уже в замке Клятвы-на-крови, ему кажется, что очень болит левая рука, и он пытается её сжать, чтобы как-то ослабить это ощущение.
- Тебе кажется, - раздаётся рядом голос. – Левой руки у тебя больше нет.
Конраат поворачивает голову и видит, что у его постели сидит Адальберт фон Гранц.
Такое зрелище моментально заставляет бывшего Регента усомниться в том, что он не спит.
- Что тебе нужно? – едва ворочая языком, спрашивает он, почти уверенный, что морок сейчас развеется.
Адальберт смотрит куда-то мимо него, когда говорит:
- Поклянись в верности Его Величеству Ма-о Юури.
- Какой первостатейный бред мне снится… - зажмурившись, бормочет лорд Веллер.
На его шее смыкаются сильные пальцы.
- Поклянись, - хмуро предлагает Адальберт. – Поклянись защищать Юури.
Широко распахнув глаза и не обращая внимания на то, что его фактически душат, Конраат Веллер выплёвывает в ненавистное лицо:
- Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной, Адальберт!? Даже сейчас!? Да я защищал бы Ма-о без всяких клятв тебе, но что я могу в таком состоянии!? Или Аниссина научилась сращивать руки с телом?
- То есть, будь у тебя рука, ты бы Юури защищал? – как ни в чём ни бывало, уточняет лорд фон Гранц.
- Да, чтоб тебя! Да!
- Хорошо, - отпускает его Адальберт. – Такая формулировка меня тоже устраивает.

Как бы ни удивлялся лорд Веллер этому разговору, ещё больше бы он удивился, услышь он, как через час Адальберт кричит на Юури:
- Да мне плевать, что Веллер сам пострадал, это случайность, а вот покушение точно было подстроено его людьми! Хватит доверять этому предателю, он этого не заслуживает!
- Адальберт, подожди… - пытается остановить его ошарашенный таким поворотом событий Юури. – Конрад правда ни при чём, он же меня даже защитил от нападавших!..
- Ах так! – кулак лорда фон Гранца с грохотом обрушивается на стол. – Значит, его слово теперь весомее моего!? В таком случае я здесь не нужен! Ноги моей не будет больше в этом замке!
Хлопнув дверью, он уходит, отмахиваясь от всех попыток его задержать.
Через несколько часов становится понятно, что вместе с ним пропала хранимая в отдельном ларце (в надежде, что однажды всё-таки удастся срастить) рука Конраата Веллера.

Но проходит неделя, и одним прекрасным утром Конраат просыпается и видит, что у него снова две руки.
Объяснить, как это получилось, никто не может. Сам Конраат знает только, что эта новая левая рука не его – на ней другие шрамы. Тем не менее, он рад такому подарку судьбы.
Но обретение не настолько кружит голову, чтобы лорд Веллер не заметил, какой мрачный вид у зашедшего поздравить его Йозака Гриэ.
- Что-то случилось? – спрашивает Конраат. Тон его сдержан – они с Йозаком ещё не до конца примирились друг с другом. Тот факт, что Конраат прогнал его со службы сразу по прибытию в Лютенберг, забыть сложно.
Однако же Йозак отвечает.
- Да. Я искал молодого господина фон Гранца… и нашёл его. На службе у Белала, короля Великого Симарона. Молодой господин теперь носит цвета наших заклятых врагов.
Лорд Веллер на мгновение прикрывает глаза.
- Сир Юури знает? – тихо интересуется он.
- Увы, - сокрушённо качает головой Йозак. – Я планировал поставить в известность только вашего старшего брата, командир, но оказалось, что у нашего барчука есть привычка подслушивать под дверью. Он знает.
- Информация точная?
- Точнее не придумаешь. Я с ним говорил, и он отдал мне медальон с фамильным гербом фон Гранцев. Сказал, что этим навсегда порывает связь с Синма-коку. – Йозак разводит руками. – Вообще ничего не понимаю. Он же с барчука пылинки сдувал, неужто ревность настолько мозги отшибла?
- Мне нужно увидеть Его Величество, - не слушая его, говорит Конраат.
Йозак Гриэ смотрит на него, сощурив глаза.
- Командир, вы в таком состоянии один никуда не дойдёте.
- Ну так помоги мне, - протягивает ему Конраат правую руку с открытой ладонью.
Йозак сжимает её.

Юури они находят сидящим на ступеньках во внутреннем дворе. Ма-о держит в руках тренировочный меч и бессмысленно смотрит в пространство.
- Сир, - тихо окликает его Конраат, садясь рядом. Йозак незаметно растворяется на местности, как в совершенстве умеет .
- Конрад? – поднимает на него Юури безнадёжный взгляд. – Разве тебе уже можно вставать?.. Прости, я не зашёл тебя поздравить… Собирался, но тут…
- Я знаю. – Конраат кладёт ему руку на плечо, не будучи уверен, что может позволить себе такую вольность. Но Юури это не беспокоит – наоборот, он подаётся к нему и крепко обнимает.
- Я не понимаю… - Конраат чувствует, как намокает рубашка от слёз Ма-о. – Почему? Это же Адальберт, он же всегда был со мной рядом… Как так получилось?
- Если бы я знал.
- Мне нужно его найти! – резко прибавив решимости в настрое, Юури вскакивает на ноги, едва не опрокинув лорда Веллера. – Я отказываюсь в это верить, пока не услышу, что произошло, от самого Адальберта! – Сверкающие чёрные глаза, такое ощущение, смотрят Конраату прямо в душу. – Ты мне поможешь?
Лорд Веллер сглатывает, гадая, приснилось ли ему его обещание защищать Ма-о, или всё-таки нет. Если даже и приснилось…
- Да, сир.

Вольфрам, услышавший о предательстве Адальберта от Юури, забирает у Гвендаля медальон с гербом и относит его Гизеле. Та уже тоже знает – она уже спрашивала у Вольфрама, правда ли это, и он подумал, что никогда ещё у неё не было такого потерянного вида.
Поэтому третий сын отдаёт ей медальон.
Он, конечно, не был готов к той реакции, которую это вызывает.
- Двадцать лет, лорд фон Бильфельд… - Гизела вцепляется в его рукав, низко склонив голову, так, что волосы закрывают лицо. – Двадцать лет я его не видела… Из них пятнадцать я знала точно, что он живёт совсем рядом – и вы в курсе, как прекрасно виден храм Син-о, если подняться повыше на любую башню замка? Почти рукой подать – а мне хватало смелости отправляться в храм только тогда, когда Йозак сообщал нам, что Адальберт опять в отлучке. Вы понимаете, какая это была пытка!? Но я дала обещание заботиться о лорде Веллере, а он бы прогнал меня, узнай он, что я говорила с Адальбертом. – Гизела резко вскидывает голову – лицо перекошено, сухие глаза горят. – И только сейчас, только сейчас мы оба оказались в замке, и я посмела надеяться… И получила вот это! – она побелевшими от напряжения пальцами сжимает медальон и яростно мотает головой. – Но он не мог так поступить! Что бы там ни говорили отец и остальные, они его не знают! Или вы согласны с ними, лорд фон Бильфельд!?
Вольфрам невольно отступает на шаг перед таким гневом. Но говорит он искренне:
- Нет. Адальберт не всё мне доверял, так что я не могу сказать, насколько его знаю, но есть вещи, которых он совершить не мог. И это одна из них.
К его облегчению, Гизела из демона снова превращается в женщину.
- Вы поможете мне его найти, лорд фон Бильфельд? – умоляюще просит она. – Я хочу с ним поговорить.
- Да, - кивает Вольфрам. – Только… это самое сердце людских земель, нам понадобятся защитные талисманы, иначе, с нашим марёку, мы там будем как рыбы на берегу.
- Я раздобуду, - обещает Гизела. – И пусть это будет самая наша большая проблема в этом деле.

Конечно, самой большой проблемой это не будет. При прочих равных, пожалуй, самой большой проблемой станет то, что они возьмут с собой в путешествие Кинана.
Но и это – другая история.

закончено 26.06.2010

@темы: фанфики, джен, PG

---

Еще драббл с гет-челленджа

[Eswet]

Название: Дорога к трону
Автор: Eswet
Персонаж: Грета
Таймлайн: несколько лет после канона

...Нет, папа Юури ничего такого не предлагал. Папа сам только учится управлять государством, все учится и учится, хотя все говорят, что у него и так хорошо получается. Но папа, во-первых, Мао, а во-вторых – у него есть советники. Верные и мудрые. Которые подскажут, когда надо, или даже сами сделают, что потребуется.
А у нее, у Греты, когда она займет зуратийский трон, неизвестно еще, кто будет в советниках и как они станут себя вести. А ведь это произойдет довольно скоро. Еще пять лет? Может, меньше?..
Папа не думал об этом, наверняка. Но ей нужно учиться тоже. И, может, даже усерднее, чем самому Мао.
Папе Юури она ничего не сказала. У него и так дел полно. Она пошла к лорду Гюнтеру.
– Учиться управлять государством?..
Наверное, не надо было говорить этого Гюнтеру, когда он стоял на библиотечной лестнице. Потому что он оттуда почти что упал. И чего было так удивляться? Разве это не логичное решение?
– Научите меня, лорд Гюнтер. Пожалуйста?..
Хмурится. Вообще-то у Гюнтера тоже очень много дел, только об этом постоянно забываешь. Сейчас как не согласится...
– Хорошо, Ваше Высочество. Только Вам надо учиться прилежно. У Вас мало времени.
Даже прыгать от радости как-то расхотелось. Гюнтер стал сразу такой серьезный...

Сначала это было похоже на игру. Два раза в неделю Грета поднималась в специальную комнату в башне, Гюнтер сказал, что это будет ее, Греты, собственный кабинет, чтобы не путать дела ее владений с делами Син-Макоку. Она так и не рассказала папе Юури и папе Вольфраму, она вообще никому не рассказала про свою учебу: пусть будет сюрприз! Хотя поделиться знаниями хотелось ужасно. И откуда Гюнтер знает это все? Где он добыл подробнейшие карты Субереры и Зуратии, в каких запыленных томах вычитал родословную королевской династии и периодичность засух?
Первый год Грета изумлялась, как Гюнтер отыскал эти сведения: ведь до того о ее родных краях в Син-Макоку, кажется, и не слыхали. На второй год она стала задумываться, когда он успевает искать ответы на ее вопросы. Занятия дважды в неделю, иногда в неурочное время, ранним утром или заполночь, если Гюнтеру требовалось куда-то уехать или принять чью-то делегацию, не заслуживающую внимания Мао. Однажды он уехал на месяц, и потом они занимались в неделю четырежды, пока не нагнали «план», который Гюнтер составил.
Иногда бывало сложно. Но Гюнтер был готов объяснять три, четыре раза, рисовать схемы и картинки, рассказывать, если нужно, сказки, лишь бы Грета поняла, в чем суть обсуждаемой темы. Когда они только начали, в основном к сказкам все и сводилось: про рыцарей, про принцесс, про волшебников, боровшихся с драконами и разрушительными бурями. Через пару лет до Греты дошло, что Гюнтер просто пересказывал реальную историю в сказочном виде. Но она все запомнила, и имена, и даже даты, и места на картах, где были великие сражения...
Потом она учила наизусть разные цифры: урожаи хлеба и льна в разные годы, вылов рыбы, выделка кожи. Цифры путались в голове, а Гюнтер рассказывал: вот так высчитывается налог, так – снабжение войска продовольствием...
На второй год он стал разрешать Грете присутствовать на некоторых совещаниях и приемах. Тайно, за занавесью. Потом спрашивал, что она запомнила, что поняла. Объяснял, к чему было то или это, что значит, когда человек скрещивает руки на груди, закидывает ногу на ногу, отводит взгляд. Когда можно чувствовать себя в безопасности, а когда лучше незаметно поставить по периметру зала пять-шесть арбалетчиков.
Когда Грета вытянулась, и на ее платьях стали делать вытачки на груди, Гюнтер притащил откуда-то сборник правил этикета для зуратийского королевского двора.
– Наверняка многое из этого уже устарело, – сказал он, – но пусть лучше Ваше Высочество будет выглядеть очаровательно старомодной, чем неотесанной деревенщиной.
Комнатки в башне уже не хватало – они спускались в пустующие залы, и Гюнтер учил Грету танцевать. Не веселые танцы, которые она отплясывала на отцовских балах, а торжественные, с поклонами и приседаниями. Учил языку цветов и веера.
А потом снова: лен, кожа, рыба, железо, уголь, мечи, портянки, рождаемость, эпидемическая ситуация, национальная кухня, налоги, восстания, народные промыслы, философские трактаты, землевладение, чины, должности, образование, архитектура, форты, боевая магия, яды...
Грете стало трудно учиться. Гюнтер спросил, не многовато ли информации, пообещал сократить курс.
– Вы и так уже, Ваше Высочество, знаете о своей и сопредельных странах больше, чем любой из Ваших подданных, – сказал он и грустно усмехнулся. – То, что можно выучить в теории... Но это поможет, когда Вы начнете осваивать практику.
Грета вздохнула. Сложность была не в избытке информации, совсем нет. Просто то и дело она ловила себя на том, что слушает не слова Гюнтера, а его голос, следит не за кончиком указки, а за пальцами, ее держащими. Спохватывалась, просила повторить. Перечитывая свои записи, видела не буквы, а профиль учителя. Она знала, что это глупо. Помнила, кто такой Гюнтер и кто такая она сама. Она молчала, не подавала вида и даже не писала стихов. Очень скоро ей предстояло покинуть Син-Макоку.
За год до совершеннолетия, а по законам что Зуратии, что Субереры женщину считали совершеннолетней в четырнадцать – папа Юури страшно возмущался, а Шери смотрела на Грету и задумчиво кивала: похоже, и вправду они там рано взрослеют, – Грете привезли ее корону. Специально, чтобы, когда она соизволит вступить в пределы своей страны, она была бы уже во всем блеске унаследованной власти.
– Они хотят коронацию заранее, – сказал Гюнтер, – значит, опасаются, что церемония на месте может быть сорвана. Ваше Высочество, просите у Мао серьезный эскорт сроком хотя бы на год.
– Я попрошу Аниссину, – рассмеялась Грета, – она распугает там всех. Нет, конечно, лорд Гюнтер, Вы правы... если ничто не изменится до моего отъезда, я действительно попрошу у отца охрану.

День отъезда был солнечный и ветреный. Папа Юури подгадал вернуться с Земли только утром. Теперь он отчаянно старался не плакать, это так забавно смотрелось, он ведь уже был почти как Конрад, взрослый, широкоплечий, но все равно утирал кулаком глаза и отворачивался. И папа Вольфрам тоже.
Вокруг кареты выстроился эскорт, тройное каре в цветной форме: гвардия домов Бильфельд, Вальде и Карбельникоф. Могло быть и больше, обсуждалась даже перспектива отправить представителей от всех благородных домов, но решили все-таки так не усердствовать – да и вышло бы совсем по-павлиньи.
Грета расцеловала отцов, Шери, Аниссину, Гизелу, присела в глубоком реверансе перед Муратой, Конрадом и Гвендалем. Это все еще казалось игрой, хотя она прекрасно знала, что начиная с этой самой минуты ей предстоит опасное путешествие и не менее опасное воцарение. Знала, но все равно наслаждалась изумлением на лицах окружающих, которые никогда не видели раньше изысканных поклонов, какие приняты на другом краю света.
Гюнтер стоял чуть поодаль. Грета знала, что он не спал сутки, готовя для нее кортеж, инструктируя сопровождающих, подбирая удобные ножны скрытого ношения для маленького кинжала...
Она подошла. Остановилась, как могла грациозно присела, расправив юбки: как он учил. Выпрямилась и подошла еще на шаг.
– Лорд фон Крайст, – произнесла она тихо, губы онемели, как от лютого холода, – благодарю Вас за все, что Вы сделали для меня. Одни лишь Ваши уроки могут помочь мне выжить там, куда я отправляюсь. ...Подождите, я не договорила. Мы вряд ли увидимся скоро, а может, не увидимся и никогда больше. Гюнтер фон Крайст, я люблю Вас и хотела бы всегда быть с Вами. Простите меня и прощайте.
Грета боялась, договаривая, что Гюнтер решит утешить или ободрить ее, а ей хотелось расстаться чисто, как по нотам, чтобы потом хранить в сердце это правильное расставание.
Гюнтер ее не подвел, он все понял правильно. Склонился, поцеловал ей руку и ответил без улыбки:
– Я знаю, Ваше Высочество. Прощайте, да хранит Вас Истинный Король.

Конский топот стих, улеглась пыль на дороге, Юури последний раз шмыгнул носом. Шери подошла к Гюнтеру.
– Ну как? Все прошло нормально?
Гюнтер вздохнул:
– Хотел бы я знать, кто давал ей читать сентиментальные романы! Такая умная, одаренная девочка, и такая... примитивная романтика.
– Ну что ты хочешь, – возмутилась Шери, – девочке четырнадцать лет! Ее отсылают одну править целой страной, такой стресс! Скажи спасибо, что она не закатила тебе истерику с требованием немедленно жениться на ней и ехать в качестве консорта.
– Не могу, я женат и старше на полтораста лет, – невозмутимо отозвался Гюнтер. – Поэтому я и был лучшей кандидатурой, помните? Ваше Сиятельство, Вы не знаете, случайно, когда у людей это проходит?
– Подростковые влюбленности? В среднем годам к двадцати, насколько мне известно, – прикинул Мурата. – Хотя у некоторых – никогда. Но Грета умница, я думаю, что она справится даже быстрее.
– Если в ее стране все будет хорошо.
Подошел Гвендаль.
– Йозак докладывает, – сказал он, – что там все более или менее неплохо. Двоих особенно несогласных с кандидатурой новой правительницы мы устранили, кое-кому сделали недвусмысленные намеки... кроме того, по наблюдениям, народ ожидает Грету как небесное благословение. У нее хорошие шансы.
Юури смотрел на своих придворных, открыв рот.
– Вы... вы что? Вы все это время... готовили Грете дорогу к трону?
Придворные обернулись к Мао с одинаковым выражением замешательства на лицах.
– Знаете что, Ваше Величество, – сказал наконец Гюнтер, тяжело вздыхая, – кажется, пора Вами заняться всерьез. Если уж Вы несколько лет не замечали, как Ваша дочь готовится принять корону... с Вашей наблюдательностью и впрямь нужно что-то делать!

@темы: фанфики, джен

---

Драббл с гет-челленджа

[Eswet]

Название: Тишина
Автор: Eswet
Жанр: виньетка
Персонаж: Джулия
Таймлайн: не уточняется


«Синий-как-море» – это теплый, соленый и жидкий, оставляющий на коже шершавые, осыпающиеся под пальцами пятнышки, ритмично дышащий, огромный, тяжелый и остро пахнущий водорослями. Валторана сказал, что это – море, и сейчас оно синее. Еще он прибавил, что оно совершенно прозрачное, но когда Джулия попросила объяснить, что такое «прозрачное», смешался и замолчал.
«Синий-как-ирис» – это нежно-бархатистый, прохладный, невесомый, с тонким-тонким ароматом воды и свежести, прячущийся меж широких и плотных листьев. Гюнтер придерживал руку Джулии за запястье, поднося к цветку, волей-неволей он наклонился очень близко, поэтому «синий-как-ирис» навсегда остался в памяти с призвуком мягкого голоса, с оттенком безукоризненной вежливости, предупредительности, желания помочь.
Проводя пальцами по лицу Адальберта, Джулия спросила, какого цвета его глаза: пальцы не могли ей этого рассказать, а знать хотелось, непонятно зачем. «Синие», – ответил Адальберт растерянно и неуверенно. Она уточнила: синие как что? «Как... ну, как глаза», – окончательно растерялся он, а понятие «синие глаза» с тех пор было связано в сознании Джулии с трепещущими жесткими ресницами, растерянностью и сбивающимся дыханием. Она знала, что у многих других людей глаза тоже синие, и понимала, что если спросить этих других, то каждый ответит по-разному. Но ей не хотелось спрашивать: получилась бы путаница.
У Конрада глаза были карие, он сказал. «Карие – это коричневые?» – уточнила она, хотя вроде бы и знала, что значит это слово; а «коричневый» ассоциировался всегда со скрипучей кожей седел и податливой замшей перчаток, с запахами гниющего дерева, жареных каштанов, с воробьиными голосами. «Нет, – ответил Конрад, и ей показалось, что он улыбается, – карие – это не совсем коричневые. Это... вот примерно такие.» Он взял ее руку – тем же жестом, что некогда Гюнтер, тогда она не знала еще, что Конрад у Гюнтера учился, – и приложил ладонью к шее ее любимой кобылы. «А еще вот такие», – и тыльную сторону ее ладони на мгновение прижал к своей щеке.
Кобыла была каурая, это Джулия знала, а Конрад и правда улыбался, и вот так ей и запомнилось: полное взаимного доверия тепло, краешек улыбки щекочет кожу, пахнет конским потом, кожаной упряжью и веет спокойствием.
Когда она спросила, какого цвета ее собственные глаза, сначала у Конрада, потом у Адальберта – ей показалось забавным сравнить ответы, – Конрад преподнес ей ветку сирени, а Адальберт – кулон из гладкого камня. Джулия всю жизнь знала, что зрячим недоступны такое понимание и такие сравнения, как у нее, но в тот раз она внутренне вздрогнула: и камешек, и вся в росе ветка были одинаково холодными. Случайность? Хорошо бы. Ей неприятно было думать, что ее глаза производят на людей именно такое впечатление.
Позже, ближе к концу – концу всего, – она вспомнила кое о чем и, стоя в громадном и гулком храме Истинного, спросила Ульрике, что такое «черный». Какой именно черный, уточнила мудрая Ульрике. «Черные глаза. И волосы», – поколебавшись, определила Джулия.
«О, – сказала Ульрике, засомневалась было, но решилась – или услышала совет, кто знает: – Сейчас я покажу.»
И на Джулию обрушилась тишина. Полная, бесконечная, поглотившая стены, наполнившая собой воздух. У нее не было формы, не было голоса, запаха, вкуса и ощущения, но она была здесь, несомненно.
- Да, – сказала Джулия вслух, – мне нравится. Черные волосы, черные глаза. Я согласна.

@темы: фанфики

---

Фанфик

[Айрелери]

Автор: Сакура-химэ
Бета: Айа
Рейтинг: G, джен
Персонажи: Саралеги, Бериас
Дисклеймер: не мое
Примечание: это вторая история из цикла. Всего их три. Первая здесь.

текст

– Я сказал – нет. И я не намерен больше тебя выслушивать. Ты уже все сказал.
Когда отец говорил таким тоном, спорить было бесполезно. Саралеги коротко поклонился, повернулся и вышел из кабинета. Бериас ждал у дверей – разговор он явно слышал, так что объяснять не было нужды.
– Идем. Я хочу немного прогуляться.
Потому что разговор с отцом вывел его из себя – ну как всегда и бывало, – и браться в таком настроении за дела не стоит. А конные прогулки успокаивают.
– Да, ваше высочество.
Отец повторял, что наследному принцу не следует выезжать без свиты, что один-единственный телохранитель – это не дело, что давно пора набрать личную гвардию. Но меньше всего в жизни Саралеги хотелось, чтоб за ним по пятам ходили какие-то чужие люди. Все равно никакая гвардия не защитит его лучше, чем Бериас.
В саду прогуливались послы Калории – отец собирался принять их вечером. Они не поприветствовали их с Бериасом: видимо не заметили или не обратили внимания. Хорошо бы и мимо отцовской гвардии всякий раз получалось проезжать так же незаметно.
– Вряд ли у отца получится, – сказал Саралеги, когда они были уже далеко.
Бериас промолчал.
– Я имею в виду, вряд ли у него получится решить дело миром. Нам только очередной войны не хватало, особенно сейчас.
– Вы ведь понимаете, в каком положении ваш отец?
– Все я понимаю! Король Белал с посольством только на прошлой неделе уехал. Просто… просто если бы с самого начала мы вели себя по-другому, сейчас было бы не так трудно.
Бериас был не согласен. За годы, что они все время были вместе, Саралеги научился распознавать, что он чувствует, даже если Бериас не хотел этого показывать.
– Ваш отец оказался в сложной ситуации.
– Да знаю я! Просто я бы в ней не оказался, вот и все.
Бериас покачал головой.
Неделю до прибытия послов из Калории Саралеги провел в библиотеке. Отец никак не мог понять, зачем, а когда Саралеги попросил разрешения возглавить переговоры, в очередной раз начал кричать. А история, между прочим, говорила, что принцам-наследникам можно. Тем более взрослым принцам-наследникам. Ну, то есть были прецеденты, когда переговоры вели пятнадцатилетние принцы, но подумаешь, двумя годами меньше! Кого это волнует, если он почти совсем взрослый.
Найденный козырь обещал положить Калорию к ногам Сё Симарона, не жертвуя при этом солдатами. Армия находилась в ужасающем положении – по крайней мере, Саралеги, когда поднял этот вопрос, пришел в ужас. Мало того, что рекрутская повинность Дай Симарону отбирала у них самых сильных и здоровых бойцов, еще и выяснилось: если посидеть два-три-четыре вечера и покрутить так и этак финансовые отчеты, всплывет, что кое-кто из генералов запустил руку в казну. Пропавшая сумма, которая должна была уйти на обмундирование и питание, таинственным образом совпадала с суммой примерной стоимости нового поместья генерала Максина. Не нужно быть гением, чтоб догадаться, в чем дело, особенно если учесть, что за снабжение-то отвечал именно он. Генерала следовало сместить, но прежде всего Саралеги хотел решить вопрос с Калорией. Тогда исчезла бы куча проблем.
И теперь было очень обидно. Он же не для себя старался, а отец опять не захотел понять и послушать. И выставил, как маленького.
– Что вы собираетесь делать, ваше высочество?
Саралеги задумался. И правда – а что теперь делать? Он готов действовать, но столько планов продумал впустую, а уж козырь какой пропадает! Стоп, а если… А если так?
– Ты не знаешь случайно, чем сейчас занят генерал Максин?
– Он и его дивизия должны быть на учениях. В поле к востоку от крепостной стены…
– Отлично, – перебил Саралеги. – Мы поедем туда.
Место учений отыскалось быстро. Полигоном генералу Максину послужило заброшенное поле – след войны. Там теперь долго ничего не вырастет. Магический огонь прошелся, такие раны заживают долго. А ведь земля здесь хорошая.
Генерал был определенно очень занят. Гвардейцы тренировали строевой шаг, а Максин сидел в тени огромного дерева и наблюдал. Саралеги почувствовал, что губы сами собой расплываются в улыбке – до чего же удачно вышло! Лишние уши не нужны.
Саралеги спрыгнул на землю, сунул поводья лошади Бериасу и подошел к Максину. Бериас неслышно шел следом. Саралеги не нужно было оборачиваться, чтобы быть в этом уверенным.
– Тренируетесь?
Генерал вскочил и отдал честь.
– Да, ваше высочество. Разрешите доложить…
– Не трудитесь, – Саралеги взмахнул рукой. – Я приехал поговорить с вами кое о чем.
Максин нахмурился.
– Да, ваше высочество?
– Вы ведь знаете, что случилось с налогами, которые были переданы в ваше распоряжение? И знаете, что из представляемых вами отчетов это очевидно? Что я – или кто-то другой – легко может доказать это его величеству Гилберту?
– Ч-что?.. Ваше высочество… вы…
Было очень приятно наблюдать, как Максин побелел, как исказилось его лицо от гнева и ненависти, как у него некрасиво задергался рот – не будь рядом Бериаса, мог бы и наброситься, наверное. Неудивительно, если б Саралеги поймали за руку, он бы тоже расстроился.
Саралеги улыбнулся.
– Но нам ведь необязательно докладывать его величеству, правда? Я даже мог бы исправить отчет.
– Чего вы хотите?
Надо отдать Максину должное, он быстро взял себя в руки. И понял, что Саралеги пришел не просто так.
– У меня есть просьба, генерал. Несложная.
Генерал опустился на одно колено. В глазах у него полыхала такая ненависть, что на миг стало неуютно.
– Служу вашему высочеству.
– Прекрасно. Возьмите людей и поезжайте в Золотую бухту. Там есть пещеры. Мне нужно, чтобы вы кое-что для меня нашли. Тайно.
Максин нахмурился. Бериас шагнул вперед, оказываясь между ним и Саралеги, и пришлось потянуть его за руку: Максин не дурак, он не нападет. По крайней мере, сейчас.
– Ваше высочество, вы знаете, что скрыто в пещерах? – Максин посмотрел ему в глаза. – Вы понимаете, о чем просите?
– Разумеется, я знаю, генерал. Я хочу, чтобы вы это нашли и вытащили. В дальнем флигеле есть подвал с тайным ходом. Вы переправите артефакт туда. Тайно, разумеется. Вы понимаете, что сделает его величество Гилберт, если узнает, что вы присвоили государственные деньги?
Надо отдать должное и отцу: за преступление против страны полагалась смертная казнь.
– Да. Да, ваше высочество. Я сделаю.
– Вот и хорошо. Я знал, что мы договоримся. Не забудьте отчитаться мне о выполнении просьбы. Пошли, Бериас.
Получилось. Кажется, получилось. Ну, с Калорией получилось бы лучше, но раз уж отец не захотел по-хорошему, то и сам виноват. Когда Саралеги вырастет и станет королем… ну нескоро, лет через пятнадцать, не раньше, наверное, у него будет все для того, чтобы сделать Сё Симарон сильным.
А отец сам виноват, что не захотел рискнуть.
Они ехали шагом, бок о бок. Бериас хмурился – он вообще был какой-то невеселый с тех пор, как Саралеги выехал из дворца.
– Бериас, ты хотел что-то сказать?
– Генерал Максин. Он вас… не любит.
– Ненавидит, ты хотел сказать? Я знаю.
– Вы с ним разговаривали, как будто это ему тринадцать лет, а не вам. Он разозлился.
– Ну, это ведь он попался, а не я. Бериас, по-моему, ты меня осуждаешь. А все идет как надо, ну подумай же.
Саралеги хотелось помчаться вперед, навстречу ветру, потому что складывалось все просто замечательно. Получилось ведь, и прямо у отца под носом, и Максина он тоже по носу щелкнул, и все сам, и все удачно – ну разве не прекрасно? Лошадь под ним танцевала, наверное, чувствовала его настроение, а может, просто застоялась, и он пустил ее в галоп.
Бериас нагнал их через несколько секунд. И продолжил – медленно, подбирая слова:
– У него… дурные намерения. Ваше высочество, вы должны быть осторожнее.
– О чем ты? Он выполнит мои приказания. Он не скажет. Я его загнал в угол.
– Вы хотите ему довериться?
– Нет, конечно. Но если он меня выдаст, я могу выдать его, и он это знает. К тому же, отец поверит скорее мне, меня ведь ни на чем не ловили, и это он тоже знает. Все пройдет как надо.
– Вы рискуете.
– Я знаю. Бериас, это же политика. Когда я стану королем, придется делать то же самое, только в другом масштабе. Будем считать это репетицией.
– Вы понимаете, что артефакты большой силы нельзя использовать просто так?
– Бериас, ну я же не собираюсь открывать ларец направо и налево. Понимаешь, в чем дело: если у нас появится настолько сильное оружие, а все другие страны будут знать, что оно есть и мы можем его использовать, они трижды подумают, прежде чем угрожать нам или выставлять условия. Ларцы – оружие не для боя, я знаю это и знаю, что делать.
– Есть еще три ларца.
– Это я тоже знаю. Но они утеряны. Так что я начну с Золотой бухты, а потом подумаю об остальных. Поехали к роще? Там златоцветка распустилась, я хочу букет в комнату.
А у служанки, шпионящей для отца, на златоцветку аллергия. Поменьше будет совать свой длинный нос в чужие дела, а то шкафы приходится запирать на три замка.
– Хорошо, ваше высочество.
– И не делай такое кислое лицо. Ты же видишь, что все отлично сложилось. Это же ради Сё Симарона.
– Максин опасный человек.
– Я тоже. Но я, в отличие от него, стану королем. Ну давай, поехали наперегонки!
Может, Бериас решил поддаться, а может, когда радуешься, все лучше получается, а может, это земля Сё Симарона так пожелала, но под деревья Саралеги влетел первым.

@темы: фанфики, джен

---

[Sha]

Название: Выбор судьбы
Автор: Sha
Рейтинг: G
Персонажи: Руфус Бильфельд, Зигберт Вальде
Жанр: джен, намек на гет
Дисклеймер: правами на мир и персонажей не обладаю
Таймлайн: Эра Славы
От автора: написано на конкурс гетных драбблов по ККМ. И да, мне сказали, что в тексте присутствует небольшой сбой в последовательности событий - по канону Руфус пришел в армию Шин-О раньше Винкоттов. Прошу за это у читателей прощения.

Генерал с завидным энтузиазмом вещал что-то перед – хм, ну, назовем это армией. Хотя Зигберт и военным отрядом-то их называть постеснялся бы. Потому что военный отряд должен состоять все-таки из военных, а не из всякого сброда, большая часть которых явно в недалеком прошлом промышляла на больших дорогах, а меньшая все еще держала меч как мотыгу.
– По твоему лицу видно, что ты чем-то недоволен, - старший фон Винкотт обладал раздражающей особенностью отмечать очевидное.
– Можно подумать, что тебя все устраивает.
– Да, сборище, конечно, пестрое, – согласился Эрхард, – но победа часто зависит не от того, насколько обучены солдаты, а от их боевого духа. И генерал это прекрасно понимает.
– Я восхищен твоей военной мудростью, но опыт мне подсказывает, что войны выигрываются в первую очередь за счет людской массы и правильной стратегии. Покажи мне, где у нас хоть одна составляющая успеха.
Винкотт молчал, и Зигберт знал, о чем. Хотя правильнее сказать – о ком. О том, кто стоял сейчас перед толпой оборванцев, и говорил с ними так, как будто от них зависила судьба всех. Как будто они – самая надежная защита от Зла, что надвигалась на земли людей. И говорил так, что вся эта неумытая рвань ему верила.
И, самое интересное, Зигберт тоже верил, не смотря ни на что – верил. Иначе как объяснить, что он пошел на эту безумную авантюру – бороться с тем, кого победить нельзя?
– Крестьяне и разбойники... – пробормотал он, – и всякая прочая нищета. Ну просто чудесно!
– Не только, – Эрхард кивнул в сторону щупленького паренька, восторженно слушавшего генерала, – он из фон Бильфельдов, если я не ошибаюсь. Сегодня присоединился.
– О, и благородные малолетки, потрясающе, – Зигберт фыркнул, – что ему дома-то не сиделось?
Фон Винкотт неловко взмахнул рукой:
– Доходили слухи... На замок Бильфельдов напали недавно и вырезали чуть ли не всех поголовно, включая прислугу.
– Властелин постарался? – мрачно спросил Вальде. Эрхард только пожал плечами. Они оба прекрасно знали, что у мадзоку, какими бы могущественными они ни были, хватало врагов и помимо Властелина.
Зигберт еще раз взглянул на мальчишку – тонкий, хрупкий, с копной пушистых светлых волос – и тихо выругался сквозь зубы.
Таких после первого же боя хоронят. Если остается, что хоронить.

– Да куда ж тебя, растудыть твою налево, несет-то! – Зигберт схватил Руфуса за воротник и втащил за охапку сена, способную до поры до времени скрыть их присутствие от весьма недружелюбных сельчан. Точнее, бывших сельчан. – Что, жить, недоумок, надоело?
Ругательства, произнесенные едва слышным шепотом, звучали не слишком впечатляюще, и мальчишка даже не огрызнулся в ответ - только смотрел на происходящее на улице.
Те, что когда-то были людьми, обычными жителями обычной деревушки, сейчас неторопливо вгрызались в...
Зигберт отвел взгляд – марионетки Властелина всегда представляли собой отвратительное зрелище, и привычнее оно как-то не становилось. Надо же было так нарваться! Их маленький отряд всего-навсего отправили за провизией в ближайшую деревню – и в результате он сам стал провизией для потерявших всякий человеческий облик сельчан. Оставалось надеяться, что успевшие вовремя сделать ноги сообщат о произошедшем генералу, и тот вышлет сюда подмогу.
– Отвернись, – хмуро шепнул мальчишке Зигберт, но тот только мотнул головой, продолжая что-то сосредоточенно высматривать. Руфус был на редкость молчаливым и спокойным парнем – правда, ровно до того момента, пока кто-то не додумывался проехаться по поводу его роста, возраста, девичьей внешности и прочих несвойственных воину качеств. Тогда обычно тихий паренек взрывался и на месте доказывал насмешнику, что ой как может постоять за себя. Зигберт как-то испытал подобное на себе – и с тех пор перестал думать о Руфусе как о мальчике-одуванчике.
Несмотря даже на то, что прической тот вполне даже напоминал этот самый цветок.
– Зигберт, – коротко произнес «одуванчик», и Вальде поймал себя на том, что слишком уж пристально рассматривает неровные, выбеленные на солнце пряди, нетерпеливо отводимые за ухо, и все равно упрямо падающие на глаза. – Их слишком много. И они разбредаются по улочкам, по домам... Генералу не удастся уничтожить их одним ударом своей Силы. А если пустить сюда отряд...
«... то его постигнет судьба предыдущего, – продолжил про себя Вальде, невольно хмурясь, – кто не станет марионеткой, тот станет едой. Потому что результативно бороться с практически неуязвимыми тварями на узких улочках невозможно».
Внезапно ему в голову пришла идея.
– Слушай, Руфус, – медленно произнес он, – я слышал, Бильфельды управляли стихией огня...
Мальчишка замялся и заметно покраснел.
– Видишь ли, у меня очень плохо получается...
– Перед тобой сено, – решительно сказал Зигберт, – давай, пробуй.
Прошли долгие мучительные минуты, во время которых напряженное лицо Руфуса сменило несколько оттенков, прежде чем на сухих травинках заплясали языки пламени, разгораясь все сильнее и сильнее.
– Да! – восторженно воскликнул парень, явно начисто забыв, где находится. Вальде быстро схватил его за руку и потащил прочь, пока марионетки медленно поворачивались в их сторону.
– Жги все, что сможешь! – крикнул он, уже не таясь. – Я прикрываю!
И они побежали по улице – Зигберт рубил своим мечом попадавшихся им на пути тварей, пока Руфус отчаянными взмахами рук пытался поджечь деревянные дома, заборы, сараи... Хоть что-нибудь.
Марионеток становилось все больше, они стягивались отовсюду, и скоро Вальде понял, что он не может, не успевает...
Короткий замах, тварь позади Руфуса падает, еще один – голова с остекленевшими глазами летит на землю, а сзади подбираются еще две марионетки, не слишком быстрые, но сил уже недостает, и когтистая рука хватает за горло...
– Зигберт, нет! – Руфус высоко вскрикнул, и струя огня смела почти добравшуюся до Вальде тварь.
И разгорелось пламя.
Когда войско генерала подошло к деревеньке, от нее оставались одни головешки.

Генерал привык идти напролом, и при всей сомнительности данной стратегии Вальде не мог не признать, что она часто срабатывала.
Но не в этот раз.
– Ну что? – генерал с неподобающей главнокомандующему резвостью кинулся навстречу разведчику. – Эта сволочь все еще там?
– Там, ваше превосходительство. Развалилась прямо посередине и в ус не дует.
Генерал попытался раздосадованно пнуть стенку шатра.
Имелись горы. Имелся перевал через них. А на подступах к перевалу имелся горный лев, так его разэдак да через левое плечо! Обойти его было невозможно, убить практически нереально – эта волшебная тварь сама кого хочешь убьет – а в обход пришлось бы идти много дней. По снегу и со стремительно тающей провизией.
– Вот в такие минуты и начинаешь сожалеть, что в войске нет маркитанток, – невесело хмыкнул генерал.
Зигберт мог бы добавить, что, во-первых, солдаты об этом жалеют не только в такие минуты, а во-вторых, даже если бы эти милые леди присутствовали, они бы очень быстро растворились в неизвестном направлении, едва узнав, что от них хотят.
Дело в том, что, по легенде, с горным львом могла договориться только женщина. Дескать, от женского нежного голоса львы становились безобидными, как домашние котята, и готовы были выполнить любое ее приказание.
Проблема была в том, что легенда на то и легенда, чтобы приукрашать действительность.
И да, еще в том, что в войске не было женщин.
В шатре воцарилась нелегкая тишина. Она была прервана тихим голосом Руфуса фон Бильфельда.
– Я пойду.
– Не говори глупостей, – генерал только отмахнулся, энергично шагая взад-вперед перед выходом из шатра.
– Я пойду, – тихо, но с напором повторил мальчишка, и Зигберт с изумлением уставился на него. Что это с ним?
– Так, – генерал встал напротив Руфуса и насмешливо приподнял бровь. – С чего ты решил, что должен идти? Ты что, девушка, что ли?
– Да, – кивнул Руфус.
– Ну вот види... Прости, что?!
– Я девушка, – терпеливо повторил фон Бильфельд, напряженно глядя на генерала.
Спустя мгновение Вальде догадался, что у него точно такое же идиотское выражение лица, как и у окружающих, и постарался взять себя в руки.
– И скрывала все это время, – хмыкнул генерал, изучающе глядя на нее. – Почему?
Руфус молчала, и генерал вздохнул, отходя в сторону.
– Хорошо, иди. Вы наша последняя надежда, фон Бильфельд. Удачи.
Руфус откинула тяжелый полог, впуская снежную метель, и шагнула наружу.
Зигберт на мгновение стиснул зубы – и быстрым шагом вышел следом.
Довольно быстро догнав Руфус, он ухватил ее за плечо – остановившись, она резко развернулась, в упор глядя на Вальде.
Ветер начал стихать, и вот почти совсем прекратился, оставляя снежинки мягко кружить вокруг них.
– Что, Зигберт?
– Почему... как... – Вальде тряхнул головой, пытаясь привести мысли в хотя бы относительный порядок. – Ты не должна туда идти!
Руфус покачала головой.
– Ты прекрасно знаешь, что как раз должна. Никто, кроме меня, не сможет и попробовать.
– Зачем? – задал он, наконец, мучивший его вопрос.
И она, как ни странно, поняла его правильно.
– Чтобы жить, – ответила она. – Я умерла тогда, когда горел и рушился мой замок, когда погибли все, кто был мне дорог. Я умерла тогда, хоть и осталась в живых. Но однажды... однажды мне повезло, и я встретила человека, который вернул мне смысл жизни. Видишь ли, Зигберт, я жива, пока служу генералу. Только ему – до самой смерти.
И Вальде отступил перед убежденностью в ее голосе. И лишь стоял, глядя, как она удаляется по тропе к перевалу.
Никто не выбирает свою судьбу. Но если одни стараются всеми силами избежать ее, то другие самоотверженно принимают ее ношу.
Иногда это требует редкого мужества.
И Зигберт как никто другой знал, что Руфус фон Бильфельд обладает им в полной мере – он понял это еще тогда, когда стоял, окруженный бушующим пламенем, и не мог отвести взгляда от силы, полыхающей в широких зрачках. Силы, усмиренной одним взмахом ресниц.
Сейчас он желал только одного: чтобы она вернулась. И тогда, может быть, ему удастся помочь ей, разделить с ней эту ношу.
Разделить с ней... судьбу?
Только бы она вернулась.
И он до рези в глазах всматривался в белоснежную даль.

... пока на горизонте не появилась знакомая фигура.

@темы: фанфики, гет, джен, G

---

Фанфик. Юури и Мурата

[LazyRay]

Автор: LazyRay
Название: Сватовство Мао
Рейтинг: PG
Персонажи: Юури (Мао), Мурата, Шин-о и другие
Дисклеймер: не мое, ни прав, ни блестяшек
Предупреждение: стеб! прошу не относиться серьезно к манерам ухаживания Мао
Кратко: О том, как Шин-о задумывается о личном счастье своего мудреца, Юури удивляет всех, Йозаку грозит изгнание, а в результате Мурата нарезает круги по замку и рвет волосы на голове.

СВАТОВСТВО МАО

Это было на пляже, где ажурная пена...
Пена была. Песок тоже был. А также палящее летнее солнце, чудесная вода и несусветная жара. Все как полагается. И едва ли не весь королевский двор с высунутыми языками на плечах.
А еще этот неожиданно серьезный взгляд.
- Ну, Шибуя, умеешь ты задавать вопросы, – с веселым отчаянием проговорил Мурата и покачал головой.
Очки тут же съехали на кончик носа. Мурата поправил их – в сотый уже, наверное, раз. День, как уже было сказано, выдался жарким, и Мурата тихо плавился на солнышке. Даже широкополая соломенная шляпа не спасала.
В шляпе, собственно, и было дело. В каком-то роде. Шляпу принес Йозак, водрузил на голову Мурате – «чтоб не напекло его высочество», – подмигнул и ушел. Видимо, и в самом деле слишком хорошо они с Йозаком спелись, раз даже Шибуя замечает. И задает вопросы. Неудобные вопросы.
Мурата пошевелил босыми ногами, зарываясь пальцами в песок. Купнуться бы. Но Шибуя сочтет, что его друг сбегает от вопроса. И не ошибется.
- Что именно ты подразумеваешь под «между вами что-то есть»?
Чем плохо потянуть время? Хотя вряд ли эта тактика сработает. Уж больно серьезный вид, уж больно настойчивый взгляд. Ну, будем надеяться, что ответить Шибуя все же постесняется.
- Ты с ним спишь?
Не постеснялся. Что ты будешь делать. Ответ «нет», конечно, но Мурата никогда не спешил давать ответы на такие вопросы.
- А почему тебе это интересно? – покосившись на друга, спросил Мурата. – И почему я должен отвечать?
Шибуя так долго бегал от Вольфрама, что было бы глупо думать, что его могут интересовать отношения между двумя мужчинами. Вот тебе урок, Муракен, никогда не полагайся на очевидное, когда дело касается твоего Мао. Мог бы уже запомнить.
- Мне это интересно, – ответил тем временем Шибуя, – потому что, если у тебя нет ничего с Йозаком...
Мурата напрасно ждал продолжения. Шибуя сидел молча и только сердито буравил его взглядом.
- Нет между нами ничего! – не выдержал Мурата; когда-нибудь любопытство его погубит.
- Отлично! – ясно улыбнулся Шибуя и...
... влепил пощечину.
Очки свалились на песок, а Мурата схватился за горевшую щеку и растерянно заморгал близорукими глазами.
- Шибуя...
Кто-то рядом ахнул. Надо полагать! Такие происшествия без свидетелей не обходятся. А король наш научен горьким опытом и просто так руки распускать не будет. Но переспросить надо.
- Ты понимаешь, что творишь? – Мурата отпустил саднившую щеку.
И незачем было так сильно бить!
- Я не шучу.
Не шутит он! Должен уже знать, что Мао не отказывают!
Шибуя подобрал очки с песка и протянул Мурате. Тот сердито отобрал их.
- Что на тебя нашло?
Но в этот момент на них налетел Гюнтер, бессвязно выкрикивающий то ли поздравления, то ли жалобы, и Мурата умолк. Он непременно прочистит Юури мозги, но потом, наедине.


* * *

Конечно, они тут же вернулись в замок.
Новость разлетелась в мгновение ока. Многие были удивлены, некоторые расстроены, но так или иначе в большинстве своем все признавали, что это очень разумный ход. Мурата мило улыбался в ответ на поздравления и тихо скрежетал зубами. Юури – Мурата теперь может или даже должен называть его просто по имени, как жениха, – ловко избегал оставаться с ним наедине. Давал время? Надеялся, что Мурата успокоится?
Гвендель посмотрел на Мурату кисло, как всегда, когда события шли не по его плану. Конрад улыбался, как обычно: его все устраивало, если это радовало Юури. Вольфрам, к удивлению Мураты, хлопнул его по спине и пожелал терпения. А потом совершенно неприлично подмигнул. Мурата даже задумался, а так ли уж невинно эти двое проводили свои ночи, когда были обручены?
И еще Мурата размышлял: а не сбежать ли ему по-тихому к Шин-о? Были в храме такие потайные комнатки, о которых, вероятно, не знали сами жрицы. Шин-о же его не выдаст? Хотя, помнится, его непутевый друг упоминал какие-то планы женить его, или замуж отдать, как получится... а он, балбес, тогда только посмеялся. Ну, если это проделки Шин-о!
Сердясь и закипая все больше с каждой минутой, Мурата отправился на поиски своего женишка. Сначала он выскажет ему все, что думает, а уж потом возьмется и за Шин-о.
Юури был с Гюнтером. Склонившись над какой-то картой, они тихо что-то обсуждали. Мурата уловил что-то про музыкантов.
- Шибуя, – неласково позвал он.
Шибуя оторвал взгляд от карты (нет, это не карта, заметил мимоходом Мурата, это планы замка) и нервно улыбнулся.
- Я оставлю вас, – Гюнтер всегда был очень разумным человеком.
- Мурата, – начал Юури.
- Шибуя, я не в духе, – честно предупредил Мурата, – у меня из-за тебя весь день наперекосяк. Советую тебе отменить свое предложение, пока не поздно, иначе это придется сделать мне и позору не оберешься.
- Ты этого не сделаешь.
Мурата вытаращился: Шибуя посчитал этот разговор такой угрозой, что даже принял образ Мао? От взгляда спокойных глаз с вертикальными зрачками становилось не по себе; и было чего устрашиться!
- Это тебя Шин-о надоумил? – осторожно спросил Мурата.
- Шин-о? – Мао удивился. – Нет.
Он схватил Мурата за плечо и привлек к себе.
- Это была моя собственная идея, – начал говорить Мао, постепенно теряя свой ужасающий облик и становясь просто Юури.
Он потянулся вперед и легонько чмокнул Мурату в губы.
- Назначь дату? – улыбнулся он.
Мурата остолбенел.
- Дату? – повторил он, не веря своим ушам. – Уже?
Юури торопливо выскользнул из кабинета.
Мурата не стал за ним гнаться. С Юури было что-то не так, и он должен выяснить что!
Иначе не миновать ему венца.


* * *

- Йозак! Мне нужна твоя помощь!
Если Йозак и удивился ноткам отчаяния в голосе Мураты, он не стал это комментировать.
- Весь в твоем расположении, – плюхнулся на край кровати и выжидающе уставился на друга.
- Как ты, вероятно, слышал, Шибуя сделал мне предложение.
- Я слышал, – Йозак ухмылялся, – на весь пляж было слышно. Даже странно, что следа не осталось. Я спорил на шикарный синяк.
Мурата раздраженно потер щеку.
- Я думаю, что на него что-то повлияло. Не могло это быть его решением!
- Я бы не был так уверен, твое высочество. Малыш всегда хорошо относился к тебе.
- Не настолько хорошо, - Мурата не мог не беспокоиться. – Он как околдованный!
- Ну, твое высочество не настолько дурен на вид, чтобы это было невозможно, - Йозак все еще ухмылялся.
- Йозак! – Мурату покоробило. – Это может быть какое-то покушение!
- Заставить Мао взять супругом Великого Мудреца? – Йозак серьезно кивнул. – Да, я уже вижу, как опасно для Шинмакоку это решение.
Мурата зарычал. Йозак, никогда не видевший его высочество в таком гневе, впечатлился и примирительно поднял руки.
- Ладно, ладно, я все понял. Что ты от меня хочешь?
- Я хочу знать, что он вчера делал, с кем говорил, что ел, до чего дотрагивался, - Мурата немного подумал и нехотя добавил, - и когда он в последний раз ездил в храм Шин-о.
При одной мысли о Шин-о Мурату снова обуяла ярость.
- Если это его рук дело, я ему припомню, - мстительно пообещал он, сжимая кулаки.
- Успокойся, твое высочество, - Йозак встал с кровати и, миг поколебавшись, положил руку на плечо Мурате. – Ты сам не свой.
Мурата скривился, вздохнул и накрыл руку друга своей.
- Не каждый день мне делают предложение, знаешь ли, - криво улыбнулся он.
- Оно и видно.
Йозак и Мурата оглянулись. У двери стоял Шибуя и глядел на них недобрым взглядом.
- Вот только не надо мне сцен, – поморщился Мурата, но руку отпустил.
- Гурриер, тебе пора, - сказал Мао, посверкивая глазами.
- Иди, Йозак, - подтолкнул Мурата, когда тот заколебался, - нам с его величеством надо поговорить.
Йозак поклонился и ушел. Мурата не сомневался, что недалеко, хотя в подобной предосторожности не было нужды.
- Я не люблю распускать руки, - надменно проговорил Мурата, - но у меня так чешутся врезать тебе.
- Что он тут делал? – прорычал Мао.
- Кто?
- Гурриер. Что он делал в твоих покоях так поздно ночью?
- Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.
- И какое право он имел дотрагиваться до тебя!
- Шибуя! – вскричал Мурата, не выдержав. – Что ты несешь? Очнись!
Мао шел на него. Мурата невольно шагнул назад.
- Может, ты еще не знаешь, - процедил Мао, - но я не люблю делиться возлюбленными!
- С каких это пор я твой возлюбленный? – сердился Мурата.
- С этого утра, - Мао подошел достаточно близко и коснулся ударенной утром щеки. – Ты – мой возлюбленный жених, а через неделю – мой возлюбленный супруг.
- Неделю?
- Я хотел позволить тебе самому выбрать дату свадьбы, но теперь вижу, что медлить не стоит.
Мао положил ладонь на грудь Мураты, погладил и толкнул. Не ожидавший этого, Мурата потерял равновесие и упал на свою кровать.
- Еще раз увижу Гурриера возле тебя, ушлю его на край света, - пообещал Мао, - и пусть только попробует распустить руки!
Мурата струхнул, но облик Мао уже таял, возвращая привычные черты Юури. Уже не настолько, впрочем, отличавшиеся от демонических, не считая глаз.
- Устал я сегодня, - доверительно сообщил Шибуя, поднимая руки к горлу и начиная расстегивать пуговицы.
Мурата, немного успокоившись насчет себя, сел на постели.
- Ты что делаешь, Шибуя? – поинтересовался он желчно.
- Спать собираюсь.
- Здесь?
- Отныне мое место рядом с тобой, разве не так? – Шибуя потянулся к Мурате, поспешно переползшему на другую сторону кровати, подальше от его спятившего величества.
- Нет уж, это моя комната, так что выметайся!
- Мой замок, - напомнил Шибуя и плюхнулся рядом. – Значит, и комната моя. И все, что находится в ней.
«И Мудрец тоже мой», - договорил про себя Мурата, снова закипая. С подобной логикой ему уже приходилось иметь дело.
- Идем спать, - прошептал Шибуя, но Мурата ловко уклонился от протянутых рук и выскользнул из постели.
Не стоит резко отказывать безумцам.
- За кого ты меня принимаешь? – чопорно спросил он. – Я не лягу с тобой с одну постель до свадьбы.
Он скривился, произнося эти слова, но Шибуя расплылся в улыбке.
- Как скажешь, дорогой, - он легко вскочил с кровати и подошел к Мурате.
- Нет-нет, - тот попятился.
- Один раз? На спокойную ночь? – Шибуя просил, но шел вперед, как танк.
Мурата зажмурился и позволил дотронуться до себя. Этот поцелуй совершенно не походил на тот первый чмок: Шибуя не торопился.
Мурата мог помнить все свои прошлые жизни и все поцелуи, но одно дело – старые воспоминания, и совсем другое – ощущения. Да, новые, и в этой жизни еще неизведанные, непривычные и обжигающе приятные. Его целовали, как девчонку: осторожно, нежно. Ненапористо, давая время привыкнуть, приспособиться, пожелать самому. И только когда Шибуя обнял его, прижимая к себе неожиданно рьяно, Мурата вспомнил, что у них предполагался лишь легкий поцелуй на ночь. Он отстранился.
Шибуя облизнул губы. Он выглядел счастливым. Покрасневшим. Чуть задыхающимся. Довольным.
- Я хочу свадьбу уже завтра, - с сожалением сказал он, проводя рукой по волосам Мураты.
- Что?
- Ты против? – Шибуя нахмурился.
Не противоречить!
- Я хотел бы побыть некоторое время твоим женихом, - уклончиво сказал Мурата. – Ты даже не ухаживал за мной.
Не зря же он был женщиной в нескольких жизнях!
- Фон Бильфельд звался твоим женихом годы...
- Это была ошибка, - жестко сказал Шибуя. – Но ты – совсем другое дело!
Он снова полез целоваться.
- Хватит, - Мурата мягко оттолкнул его. – Ты уже получил свое.
- Мне никогда не будет достаточно тебя, - прошептал Шибуя.
Мурату перекосило.
- Спокойно ночи, - сказал он, подталкивая Шибую к двери.
- Спокойной ночи, любовь моя, - Шибуя ухитрился сорвать еще один поцелуй и, наконец-то, ушел.
Мурата в отчаянии вцепился в свои волосы.


* * *

На завтрак Мурата не явился даже после того, как взволнованный Шибуя примчался за ним. Он отговорился неважным самочувствием, отказался от визита Гизелы, и, после того, как Шибуя неохотно покинул его «отдыхающим в постели», вскочил и прокрался в сад. Ему хотелось надеяться, что Йозак сумеет выяснить причины странного поведения Юури, но вряд ли это было возможно сделать за одну ночь. Надо было ждать.
Мурата недолго наслаждался одиночеством, не прошло и получаса, как его отыскал Вольфрам.
- Прячешься? – спросил он, глядя сверху вниз на сидящего у фонтана Мурату. – У меня тоже было подобное желание в начале. Конечно, я не поддался страху и сам начал искать встреч с Юури. В этом, похоже, и была моя ошибка.
Мурата не знал, что сказать. Помолвка Юури с Вольфрамом, раз отмененная, больше не возобновлялась. Отношения их оставались чисто дружескими. Кто бы мог подумать, что Вольфрам до сих пор жалеет об этом. Можно было только надеяться, что он не затаит зла.
- Это была не моя идея, - осторожно начал Мурата, но Вольфрам только кивнул.
- Наш Юури умеет удивить, - сказал он, присаживаясь рядом.
Мурата пожал плечами. У него было свое мнение по поводу внезапности страсти Юури.
Вольфрам откинул голову назад, наслаждаясь солнышком, и, казалось, никуда не торопился. Его, казалось, вполне устраивало молчаливое общество Мураты. Раньше он не был таким дружелюбным...
- Поправь меня, фон Бильфельд, если я ошибаюсь, - начал Мурата, едва сдерживая недовольство, – но ты здесь потому что...
- Приказы Мао не обсуждаются, - флегматично ответил Вольфрам.
Мурата проглотил свое раздражение и встал. В желудке заурчало. Он поморщился и направился на кухню: выпросить себе что-нибудь перекусить. Вольфрам, конечно, последовал за ним. Прекрасно, пусть выполняет свои приказы, Мурата поищет себе союзников в другом месте. Вчера он слишком растерялся, чтобы требовать чего-то, но больше он не будет медлить. Шибуя настроен решительно, что ж, Мурата покажет ему! Просить Конрада было бессмысленно: этот верный страж, вероятно, притащил бы Мурату к алтарю даже связанным по рукам и ногам, если того потребовал бы Юури. Гюнтер, вероятно, помог бы ему в этом. А вот уважаемый господин маршал...
После завтрака, правда. Сейчас ему нужны все его силы.
Но, увы, разговор с Гвенделем не принес ничего, кроме головной боли. Да, внезапное решение Юури поначалу несколько встревожило и даже выбило из колеи, но, поразмыслив, он пришел к мнению, что это была очень здравая мысль. Мурата Кен – Великий Мудрец – был с тысячи раз более приемлемой кандидатурой, чем тот же Саралеги, который уже долгое время беспокоил Гвенделя. Предположение Мураты, что Юури кто-то околдовал, Гвендель отверг как невозможное: в последнее время король практически все время был на виду. Ни подсыпать, ни подложить ему ничего не могли.
Уходя от Гвенделя, Мурата наткнулся на Шибую. Тот обрадовался, словно не виделся сто лет, снова полез целоваться. Сопротивление только вызвало бы Мао и, не желая устраивать сцену на глазах хмурого Гвенделя и упорно глядящего в сторону Вольфрама, Мурата соизволил подставить губы.
Или он начинал входить во вкус, или этот поцелуй был еще лучше вчерашнего? С трудом заставив себя оттолкнуть Юури, Мурата удалился. В сопровождении фон Бильфельда, конечно.
На полпути к своей комнате он внезапно остановился. Что ему там делать? Спокойно почитать он не сможет, со всеми этими мыслями в голове. А прятаться там от Юури, как он уже понял, совершенно бесполезно.
Тогда у него остается только один выход.
Он развернулся и направился на конюшню.
- Куда мы едем? – спросил Вольфрам.
- Я не знаю твоих планов, но я еду во дворец Шин-о, - ответил Мурата, - и если ты сейчас скажешь, что мне запрещено покидать замок, фон Бильфельд, я забуду о неприкосновенности посланников и гонцов!
Вольфрам ничего не сказал, но отозвал первого же попавшегося на глаза стражника и пошептался с ним, и тот мигом умчался. «Спокойно, - приказал себе Мурата, - на самый крайний случай я потребую у Шин-о отправить меня на Землю и пусть только попробует отказать!».
На конюшне его поджидал Йозак. Мурата едва не прыгнул на него от нетерпения, но тот только покачал головой:
- Ничего, только два дня назад он был в храме.
- Шин-о, - очень-очень спокойно резюмировал Мурата.
- Ты уж там полегче, твое высочество, - посочувствовал Йозак.
Они снова не заметили его приближения.
- Опять ты! – прогремел Мао.
Мурата утомленно прикрыл глаза и, не глядя, махнул рукой.
- Вы тут поспорьте, а я поехал, - он вскочил в седло.
- Куда это? – с подозрением спросил Мао, становясь на пути лошади Мураты, уже начинающей нервничать.
Мурате очень хотелось сказать, что он собирался сбежать с Йозаком, но он не посмел. Мао может не понять шутки и пришибить ненароком. Обоих.
- В храм, - процедил Мурата. – Помолиться.
Мао нахмурился. Йозак под шумок незаметно сбежал, рассудив, что его присутствие только навредит его высочеству. Вольфрам стоял поодаль и, судя по лицу, умирал от желания последовать примеру Йозака.
- В храм, - повторил Мао. – К Шин-о.
- Не верю своим ушам, - пробормотал Мурата.
- Ты для него столько сделал, - продолжал Мао, все больше темнея лицом, - и он знал тебя еще...
- Шибуя! – вскричал Мурата. – Мы с ним только друзья! И он – призрак, если ты забыл!
- Я с тобой, - кивнул Мао.
Мурата прикусил язык, останавливая гневные слова. Толку от них не было, а так его хотя бы выпускали из замка.


* * *

Шин-о поджидал их с радостной улыбкой на лице. Вольфрам остался во дворе, но ревнивый женишок хоть и обрел привычный вид, но не успокоился, и сейчас собственническим жестом приобнимал Мурату за плечи. Шин-о взирал на это с глубоким удовлетворением, еще более подтверждая подозрения Мураты.
- Вы пришли просить у меня благословения? – он прижал кончики пальцев к глазам. – Я так тронут!
- Твоих рук дело? – прорычал Мурата.
- О чем ты? – Шин-о захлопал глазками.
Этот невинный взгляд не обманывал Мурату – Дайкендзю – еще тысячи лет назад. Мурата сложил руки на груди.
- Я, пожалуй, попрошу Шибую разрушить этот храм, - задумчиво проговорил он. – В качестве свадебного подарка. Ты же не откажешь, Шибуя?
Мурата дернул плечом, на котором лежала рука Юури. Тот кивнул:
- Как пожелаешь.
- Пожалуй, - Мурата нехорошо улыбнулся, - я начинаю находить положительные стороны во всей этой истории.
- Ну-ну, мой мудрец, - забеспокоился Шин-о, - почему бы тебе не остыть немного? Не надо так нервничать! Я всего лишь хотел, чтобы ты был счастлив!
- Так это и в самом деле ты! – Мурата вырвался из рук Шибуи. – Немедленно исправь, что ты сделал с ним!
Вместо ответа Шин-о замерцал и поплыл к двери. Мурата бросился за ним. Как он и ожидал, дверь захлопнулась за его спиной, отрезая от, несомненно, разгневанного этим Мао.
- Долго она не выдержит, - бодро заявил Шин-о, - но минут десять у нас есть.
- Придушил бы, если б смог, - пригрозил Мурата.
- Ты никогда не мог, - согласно кивнул Шин-о, - поэтому тебе и нужен кто-то, способный постоять за тебя.
Мурата не выдержал и закатил глаза.
- Вот только не говори, что вся эта интрига была затеяна только ради моей безопасности!
- Конечно, нет! – «оскорбился» Шин-о. – Я просто сообразил, что недостаточно щедро отблагодарил моего преемника! И раз уж он получил мою страну и мой замок...
- Вот только посмей!
- ... он должен взять и самое лучшее, что у меня было...
- Шин-о, я тебя предупреждаю!
- ... моего мудреца!
- Все, я зову Шибую, пусть сровняет храм с землей!
- Ты же сам говорил, что Юури нравится тебе. Очень нравится.
Эти слова и тон, которым они были сказаны, заставили Мурату замереть на месте. Нет, он не собирался позволить Шибуе уничтожить храм, но он не ожидал...
- Ты заслужил прожить эту жизнь счастливо.
- Я заслужил прожить ее так, как пожелаю, - мягко напомнил Мурата.
- Ты не торопился желать, - Шин-о пожал плечами.
- И ты сделал это вместо меня.
Шин-о протянул призрачные пальцы к лицу Мураты в невесомой ласке.
- Думаешь, я не помню, что тебя невозможно заставить сделать что-то против твоей воли? Ты всегда был таким упрямым, мой Мудрец.
- И все же в этот раз ты переступил все границы.
- Шибуя нравится тебе. С ним ты будешь в безопасности. Он сделает тебя счастливым, если ты ему позволишь.
- Ты не пробовал спросить его, что он об этом думает? – простонал Мурата, чувствуя, что логика Шин-о сводит его с ума.
- Я ничего с ним не сделал, - оскорбился Шин-о. – Разве только немного подтолкнул. Ты уже был ему симпатичен.
- Ты неисправим, - сдался Мурата. – Но, пожалуйста, отмени это. Верни все, как было.
Шин-о молча взирал на него.
- Вот поэтому я и должен был заняться твоей личной жизнью, - вздохнул он. – Ты никогда не умел позаботиться о себе сам.
- Шин-о!
- Ладно-ладно, я все исправлю. Только потом не приходи ко мне плакаться!
Шин-о растаял в воздухе.
- Рассердился, - пробормотал Мурата. – Как будто он имеет право, мерзавец.
Он снял очки и потер лицо. Что-что, а обещания Шин-о выполнял. Шибуя, вероятно, уже снова стал собой. Интересно, помнит он свое сватовство? И свою, прости господи, дикую ревность ко всему живому и не очень? Может, это и будет забавно вспоминать... через много лет.
Будет ли Шибуя помнить их поцелуи? Это был самый приятный момент во всей этой путанице.
Мурата вздохнул, собираясь с духом, снова надел очки, пряча глаза за стеклами, и открыл дверь. Шибуя сидел на полу, сжимая голову руками.
- Эй, Шибуя, ты живой?
Тот только простонал. Мурата встревожился, подбежал ближе, обеспокоенно заглядывая в глаза.
- Что с тобой? Что-то болит?
«Ты что-то помнишь?»
- Что это было со мной? – Шибуя тёр виски. – Я как-то странно себя чувствую.
- Очередная шуточка Шин-о, - Мурата опустился на пол рядом с другом. – Не бери в голову.
- Ничего себе, не бери в голову! – тихо взвыл Шибуя. – Я в самом деле приставил к тебе Вольфрама? Кошмар какой! Что я ему теперь скажу?
«Похоже, все помнит».
- По моему, в первую очередь ты должен думать, что ты скажешь мне, - решив облегчить настроение, Мурата шутливо подтолкнул друга плечом.
- Не напоминай, - Шибуя поник. – Я был хуже Отелло. А Йозак? Я чуть не прибил его!
- А Шин-о? – усмехнулся Мурата.
- Ты правда хочешь, чтобы я срыл этот храм?
- Соблазнительно, - мечтательно улыбнулся Мурата, надеясь, что Шин-о подслушивает. – Но, пожалуй, оставим все, как есть. Ладно, Шибуя, идем уже. Нам теперь разгребать все это.
- Подожди. – Шибуя не дал Мурате встать, но глаз на него так и не поднял. – Ты не сердишься на меня?
- Как я могу? – улыбнулся Мурата и хлопнул друга по колену. – Если я на кого и сердит, то на Шин-о.
- Я так рад! – Шибуя, наконец-то, взглянул на него, широко улыбаясь. – Я думал, я расстроил тебя.
- Вовсе нет, - Мурата чуть покривил душой, но никто же не узнает.
- Тогда... – Шибуя обнял его за шею и, прежде чем Мурата смог что-то сказать, поцеловал его.
Этот поцелуй был жадным и собственническим. И он длился, и длился, и длился...
- Шин-о! – завопил Мурата, как только его отпустили. – Ты же обещал!
- Я и сделал, - незамедлительно ответил Шин-о, появляясь перед ними. – Я все отменил.
Он ухмылялся.
Шибуя обхватил лицо вконец растерянного Мураты в ладони.
- Мурата! – урезонил он. – Я же сказал тебе, что это была моя собственная идея!

@темы: фанфик

---

Фанфик. Шиндай (в общем и целом)

[LazyRay]

Автор: LazyRay
Название: Хвост дракона
Рейтинг: PG
Персонажи: Шин-о и пара ОМП
Дисклеймер: не мое, ни прав, ни блестяшек
Кратко: о том, как балуют супруга с двадцатилетним стажем, как надо охотиться на ящеров и о плохой маскировке мадзоку

ХВОСТ ДРАКОНА

Хвост дракона – изумительнейший деликатес, славящийся чуть ли не по всему миру! К сожалению, мир полон невежд, не умеющих слушать. Узнав про сумму, которую гурманы готовы выложить за это лакомство, многие глупцы отправлялись в горы охотиться на летающих ящеров. Большего идиотизма Мукé не встречал в жизни! Мало того, что охота была полна риска, мало того, что они убивали практически разумные существа, так еще и добыча обманывала их. Хвост дракона, конечно, отрезается у ящера, только вот крыл у этих ящериц нет, как нет и разума. И живут они в песках далеко от холодных и мокрых гор. Конечно, охота на них тоже требовала умения и тоже была рискованной. Но главным риском была близость излюбленных ящерицами песков к землям новообразованного государства мадзоку.
Муке ничего не имел против демонов, а отец его так и вовсе утверждал, что эти демоны спасли мир от великого зла. Спасли-то они спасли, благодарность им, конечно, за это, даже если Муке и был слишком мал и толком ничего не помнил. Но всё же взяли они себе землю – вот и пусть там и живут себе в мире. А мы – тут, тоже в тиши-покое. Муке рассуждал так и изъяна в своей логике не видел.
Так он и заявлял уважаемому Габе, хозяину его любимой таверны. Габе только качал головой и удивлялся, что Муке, при его-то неполных тридцати, ведет себя как старик. Ой, да кто будет слушать Габе по этому вопросу! Седина в бороду, а Габе все еще щипал юных девчонок за мягкое.
И все равно, несмотря на эту дурость, Габе лучше всех в городе готовил хвост дракона. А так как Муке – лучший охотник на ящериц... конечно, они постоянно встречались по делу.
Вот и сейчас Габе послал за Муке поваренка. Не иначе, клиент объявился. Хвост дракона, конечно, долго хранится, даже в готовом виде, и не боится ни жары, ни влаги, но уж больно много ящериц нужно изловить для него. Вот и делается оно всегда под заказ.
Когда Муке вошел в таверну, он сразу определили своего клиента: городок у них хоть и достаточно большой, а все ж Муке мог поклясться, что не местный это парень, ой не местный! Ни у кого из своих не было таких светлых волос, таких синих глаз. Никто из виденных Муке даже самых богатых и сильных мира сего не держался с таким видом, будто весь мир принадлежит ему. И что страннее всего: не хотелось сопротивляться и восставать, хотелось склониться перед этим взглядом и быть счастливым от одной только встречи... А может, Габе прав, и Муке нужно больше общаться с людьми. Совсем одичал в своей пустыне, от людей отвык.
Он расправил плечи и прошагал к незнакомцу: «Мы тут тоже не лыком шиты!»
- Муке, голубчик! – замахал руками Габе, заметив друга, только когда тот едва ли не на ногу ему наступил. – Господин желает хвост дракона!
Муке насупился. Это и так было ясно.
- Уважаемый Габе не договорил, - солнечно улыбнулся чужак. – Я бы хотел принять посильное участие в подготовке этого блюда.
Муке плюхнулся за стол напротив улыбчивого чужака и угрюмо посмотрел на него.
- Он хочет с тобой на охоту, - объяснил Габе.
- Нет, - Муке встал.
Чужак быстро вскинул руку и поймал Муке за рукав. За соседним столом встрепенулись. Муке впервые огляделся. Он никак не мог понять, как он, замечающий самое легкое шевеление песка, не заметил этих рослых вооруженных мечами ребят, по всей вероятности спутников солнечного наглеца? Настолько тот притягивал на себя взгляды и ослеплял одним своим видом.
- Я хотел сделать подарок... своей второй половине, - обаятельно улыбнулся чертов наглец, и Муке поймал себя на том, что кивает. – Я хотел бы похвастаться, что сам поймал дичь.
Муке невольно улыбнулся:
- Упрямый ты тип.
Упрямый тип отпустил его рукав и расхохотался:
- Меня частенько так называют.
- Почему я не удивлен? – фыркнул Муке и назвал цену.
Упрямый тип уважительно приподнял брови, но согласился. Должно быть, очень любит свою вторую половину.
- И нам придется пойти в приграничную зону, - честно предупредил Муке.
Его возможный наниматель поглядел на своих вооруженных людей и ухмыльнулся:
- Мне не страшны мадзоку.
И впрямь телохранители. С таким отрядом, пожалуй, и мадзоку можно не бояться. Ишь, смелые ребята, так и грохнули от слов своего предводителя. Посмотрим-посмотрим на них у границы.
- Сколько это может занять времени?
Муке хорошенько подумал. Раз на раз не приходится, но...
- Не больше трех дней.
- Замечательно! – обрадовался его охотничек и доверительно добавил, - мне надо успеть ко дню рождения. У моей радости была не слишком легкая юность, вот и стараюсь баловать по мере возможности.
«Неравный брак, - уверенно подумал Муке. – Но какая должна быть вертихвостка, чтобы окрутить такого мужика! Поглядеть бы хоть глазочком!»
Смешливый молодчик был далеко не первым богатеньким мужем, заказывающим хвост дракона для своей женушки или любовницы, но, как правило, это были старые развалины, только деньгами и могущие прельстить юных красавиц. Этому же самому красоты не занимать. Эх, и в самом деле хоть мельком бы увидеть его «радость»!
- Когда выступаем?
Как Муке любил людей, не теряющих время попусту!
- Через час, - он встал, - встречаемся здесь.
Он с сомнением покосился на телохранителей. Добрались же они как-то сюда...
- Запаситесь едой, - неохотно посоветовал он, - а вода будет в оазисе. Как... как мне называть тебя?
Господа не всегда любят открывать свои настоящие имена. Этот, судя по понимающей усмешке, тоже скажет неправду.
- Один очень умный человек любит называть меня даром небес.
Муке так и не приучился себя держать язык за зубами.
- Держу пари, тем еще подарочком, - пробормотал он.
«Подарочек» расхохотался, но отрицать не стал. Он все больше нравился Муке.


* * *

День – на дорогу туда, ночь – на обустройство ловушек, сутки – на охоту, и третий день на дорогу обратно. Если повезет с охотой. Но Муке уже знал, что повезет. Похоже, легкая рука у заказчика. Всегда приятно иметь с таким дело.
Даже если он сует нос в каждую ловушку, следя, как Муке плетет силки, как ставит и где. Муке, к удивлению своему, рассказывал о повадках своих ящериц, о том, когда они выходят на охоту (ночью), чем питаются (всем подряд), в каких местах водятся и почему их ловят именно силками (шустрые очень). Хотя иногда удается и по-другому...
Муке умолк на полуслове, выхватил кинжал из ножен на поясе, развернулся, метнул в темноту... и замер, уставившись на четыре меча, приставленных к его горлу. Тоже мне телохранители! Хотел бы Муке, уже лежал бы господин труп трупом. Муке покосился на Подарочка и мысленно поправился: вероятно, труп трупом.
- Шустрые они, ящеры, - объяснил Муке, не двигаясь, - но иногда можно успеть.
По знаку господина телохранители отступили, а Муке прошел на внезапно ослабевших ногах к убитой ящерице. Мелковата, всего лишь с локоть длиной. Первая добыча и такой конфуз. Чуть не прирезали из-за куска мяса. Теперь шагу ступить не дадут спокойно.
Насколько ж лучше одному!
- Ты прости их, - Подарочек неслышно подошел из-за спины. – Работа у них нервная.
- Верные они, – заметил Муке, неискренне улыбаясь.
Хорошо платит?
Остаток дня прошел спокойно, без происшествий. Муке старался не делать лишних движений, а телохранители не спускали с него глаз, но, в общем, все было мирно. Подарочек, подражая Муке, тоже поставил силки в указанном ему месте.
А потом спать легли. Телохранители выставили караул, но Муке это уже не касалось. Он махнул на них рукой и уснул.


* * *

Везунчик он, этот Подарочек, с легкой завистью думал Муке поутру. Если б всякий раз такой улов был! И, само собой, самой большей ящер попался именно в силки везучего заказчика.
Можно даже не бродить весь день и не ждать всю ночь, а хоть сейчас собираться в путь. Как раз к вечеру успеют домой. Если песок за шиворот не засыплется, как говорится. Габе сразу и примется за мяско, раз уж господин так торопится.
Муке сообщил о своих размышлениях Подарочку, и тот всецело согласился. Поинтересовался только, что за поговорка про песок за шиворот?
- Песок за шиворот попадает, когда человек трупом падает, – охотно припугнул Муке. – В пустыне оно по-всякому может сложиться.
- Нет уж, – на миг ясные голубые глаза блеснули холодной сталью, заставившей отшатнуться далеко не робко десятка (как он сам считал) Муке. – Мне никак нельзя умирать, меня ждут.
«Ждут его, – ворчал про себя Муке, помогая сворачивать лагерь, – не повод это еще людей так пугать. Я чуть из штанов не выпрыгнул. Что за взгляд... Это его фифа что ли ждет? Крепко, видать, ухватила. Такого ухватить тоже еще не всякая сможет...»
Муке привычно бурчал про себя.


* * *

- Заплатил? – Габе смахнул со стола несуществующие крошки и капли и поставил перед Муке стакан.
- Не обманул, – согласился Муке и глотнул холодного пивка. – Приличные мадзоку попались.
- Приличные, – согласился Габе. – Когда ты догадался?
- А ты?
- Когда этот балбес чужие деньги на прилавок вывалил.
Муке покачал головой, поражаясь. Идти инкогнито в человеческую страну и проколоться в такой мелочи!
- А ты?
- Когда он ночью про свою радость заливался. Вряд ли у такого мальчишки мог быть двадцатилетний юбилей свадьбы в прошлом году.

@темы: фанфик

---

Драббл. Родригес

[LazyRay]

Автор: LazyRay
Название: Он никогда не путал...
Рейтинг: G
Персонажи: Родригес
Дисклеймер: не мое, ни прав, ни блестяшек

ОН НИКОГДА НЕ ПУТАЛ...

Он никогда не путал их. Ни тогда, когда приобнимал Мурату за плечи, ни тогда, когда мальчишка улыбался ему, ни в те моменты, когда Мурата там знакомо задумчиво глядел в окно. Нет, его дорогой Кристины больше не было, даже если у этого необыкновенного мальчика осталась ее память. Но не ее облик. Не ее чувства. И, прости его господь, пока не ее возраст.
Это совершенно не мешало ему любоваться юным телом под легкими одеждами, свежим личиком с круглыми щечками, розовыми губками, ясными глазками.
Никому не будет плохо, если он просто посмотрит? А если даже Мурата порой ловит его взгляды и отвечает понимающей, но сожалеющей улыбкой...
Он не педофил, пока не желает от ребенка большего.

@темы: драббл

---

Драббл. Мурата

[LazyRay]

Автор: LazyRay
Название: Кошачьи лапки
Рейтинг: G
Персонажи: Мурата
Дисклеймер: не мое, ни прав, ни блестяшек

КОШАЧЬИ ЛАПКИ

Среди многочисленных прошлых жизней Мураты была одна, о которой он никогда никому не рассказывал и не расскажет, если будет на то его воля. Жизнь, о которой он вспоминал с улыбкой и смущением; жизнь, которую ему было бы жаль забыть. Жизнь, после которой он совершенно по иному начал относиться к кошкам.

Он родился на помойке – в прямом смысле этого слова.
Мама вылизала его и подтолкнула, слепого и беспомощного, к своему пушистому животу. Обычная история. Случалась с тысячами кошек.
Конечно, она не помнила себя человеком. Ее вели инстинкты, диктующие прятаться, охотиться, спать, поглядывать на котов, когда приходило время. Еще инстинкты велели сторониться людей... но какая-то неведомая сила тянула эту кошку к опасным двуногим. Какой-то тихий, но неумолимый зов, понукающий идти, искать, вернуть.
Кошка сама не знала, что ищет. До нее никогда не дотрагивались человеческие руки, не чесали под горлышком и за ушками, не гладили бока. Откуда же ей известно, откуда взялось в ней воспоминание о ласковой руке, касающейся ее шерстки, ласкающей голову, рождающей тихое беспомощное мурлыканье в ее горле?
Она карабкалась на высокие заборы, недоступные неловким неуклюжим двуногим, залезала на крыши, устраивалась на удобных ветках деревьев – и наблюдала. Люди. Что за странные животные...
- Опять пришла, ну что за упрямая тварь!
- Да ладно тебе, успокойся.
- Успокойся? Да у меня от нее мурашки по коже! В жизни не видела такой черной кошки! Вот помяни мое слово: к беде она тут сидит!
Кошка не понимала их речь, но прекрасно чувствовала агрессию и страх.
- Черт, дорога перебежала!
Увернуться от камня, махнуть хвостом на прощанье.
- Гляди, черная какая! Давай поймаем!
От детенышей следовало убегать особенно быстро.
- Ох, какая красавица! Именно то, что надо!
Этот голос не звучал ни с опаской, ни с гневом, ни с азартом. В нем слышался интерес и восхищение. Что-то давнее, забытое, всколыхнулось, дернуло застарелой болью и тоской. Захваченная врасплох неожиданными чувствами кошка не шелохнулась, не бросилась наутек от приближающегося человека, не подняла шерсть дыбом, не зафырчала. Настороженно принюхиваясь, она выжидала, нервно подергивая хвостом, пока человек не подошел к ней, не присел рядом. Протянул руку – понюхать. Кошка чихнула: пахло чем-то резким и неприятным, но не опасным. Осмелев, человек протянул вторую руку и дотронулся, желая взять на руки.
Не то. Не те.
Разочарование обжигало.
Кошка вывернулась из-под обманувших рук и сбежала.
Она вернулась, конечно. Позже. У обладательницы неправильных рук хватило терпения приручить полудикое животное, удержать ласковым голосом и вкусными угощеньями. Кошка осталась.
Ловила мышей, бродила под ногами, позволяла приглаживать свою шерстку. Убегала гулять по ночам, а после приносила котят в уютном гнезде у печки. И была уверена, что именно этого она и искала всю жизнь.

После смерти старой ведьмы ее лавочку разорили и разнесли на кусочки, а проклятая черная кошка куда-то пропала.

@темы: драбблы, джен

---

Драббл

[Айрелери]

Название: Misere, Venere
Автор: Сакура-химэ
Бета: Айа
Рейтинг: G
Персонажи: Алазон
Дисклеймер: не мое
Примечание: написано на ККМшный гетный челлендж



Наверное, она должна была что-то почувствовать, принимая на руки крохотное существо – свое дитя, – но чувствовала только невыносимую усталость. Гил потянулся посмотреть на ребенка, и тот немедленно закричал снова, заставив Алазон поморщиться.
– Унесите его.
Служанки подхватили орущий сверток и выбежали из комнаты. Гил растерянно посмотрел им вслед.
– Почему он плакал?
– Не знаю. Я устала.
– Прости, милая. Конечно.
Он неловко гладил ее по голове, а она злилась. Глупый. Неужели нельзя было догадаться прийти позже, когда она бы отдохнула и привела себя в порядок? А сейчас он увидел ее вот такую, измученную тяжелыми родами, бледную, с тусклыми неуложенными волосами, и сам же сидит и переживает за нее.
– Как его зовут?
Алазон не сразу поняла, что он имеет в виду. Сейчас она могла думать только об усталости – и о теплых руках Гила.
– Как зовут нашего ребенка?
– Я не задумывалась. Еще рано.
Он обнял ее крепче.
– Я так рад… – и выпалил, на одном дыхании: – Теперь ты согласна выйти за меня?
Ну вот, начинается.
– Гил, ты сам знаешь, что нельзя. Мы и без того зашли слишком далеко.
Иногда ей казалось, что она намного, намного старше это взрослого, седеющего уже мужчины-воина. Даже ее непутевый брат вел себя взрослее. Придворные девушки, слышала она, повторяли, что от любви глупеют, но она-то не поглупела. А Гил сидит и беспомощно смотрит влюбленными глазами.
– Но у нас теперь есть ребенок.
Как будто это что-то меняет.
Дверь скрипнула: брат заглянул спросить о самочувствии. Гил отпрянул от нее – смущался проявлять чувства при посторонних. Алазон была только рада: разговаривать с Гилом она пока не готова, пусть лучше уйдет. Она не в силах отвечать на вопросы о ребенке.
Каждый день Алазон просыпалась с мыслью, что вот сегодня, вот сейчас наконец-то осознает и почувствует себя матерью, поймет, что любит вечно хнычущего и орущего младенца, а не раздражается, когда его приносят. Может, даже захочет покормить его сама. Но чувства не появлялись. Алазон было неприятно – будто не ее это ребенок. Чужой. Неродной. Он не чувствовал, когда она пыталась общаться с ним мысленно, используя хореку: так когда-то делала ее собственная мать. Он все время плакал, когда Алазон решалась взять его и покачать. Гил тоже пробовал брать его на руки – лицо у него при этом делалось смешное и трогательное; так нежно, как на ребенка, он даже на саму Алазон никогда не смотрел. На его руках ребенок орал не так сильно, как когда его брала Алазон.
Гил хотел назвать его Лоуренс – старинным симаронским именем, – но она запретила. У ребенка – светлые, почти белые волосы и бледно-золотые глаза, еще оставалась надежда, что он синдзоку и может получить имя своего народа. Но с каждым днем надежда все таяла и таяла, ребенок по-прежнему не умел чувствовать Алазон и ее хореку. И принимался плакать, стоило ей приблизиться.
Вместе с надеждой кончалось и терпение Алазон. Гил стал каким-то незнакомым; он то настаивал на свадьбе, хотя Алазон еще год назад сказала – нельзя, то просил дать ребенку имя.
– Я увезу тебя, – сказал он однажды. – Ты поедешь в мою страну, родная?
В тот вечер она впервые повысила голос не на подданного, а на равного. Гил ее не понимал: он готов был погрузить на корабли и отвезти в Симарон всех синдзоку, раз Алазон отказывалась бросать свой народ, и никак не мог принять, что у синдзоку свой путь. Ради нее он оставил собственную страну, пусть, его дело, но она ради него на жертвы не готова. У нее – Сэйсакоку, и это важнее.
Он не понимал.
Ребенку исполнилось два месяца, и ждать дальше было некуда: дети-синдзоку в этом возрасте уже понемногу овладевали ходзюцу и могли хотя бы позвать родителей без слов. А этот – нет.
Тихим утром – Гил еще спал, даже большинство слуг не вставало – Алазон взяла ребенка из колыбели и спустилась к морю. В детстве ей рассказывали страшноватую сказку о детях-подменышах: призрак древнего короля мадзоку прокрадывался в дома и воровал младенцев, оставляя вместо них детей-демонов. Ей все чаще казалось, что это не сказка, что их с Гилом ребенка подменили на бесполезного маленького демона, который только выпил их любовь до капли и ничего не оставил.
Ласковое, ласковое море – теплое, зеленое, волны доплескивали до ее туфель. Ребенок молчал – устал плакать – только ловил взглядом ее новые сережки. Он уже научился внимательно смотреть на яркое или звенящее, только зачем ему что-то уметь? Теперь-то – зачем?
Он потянулся ручкой к сережке: на ветру та тихонько позвякивала. Алазон встряхнула ребенка, не хотелось, чтоб он прикасался к ее лицу. В ответ он немедленно захныкал.
– Позволь, я его успокою.
Алазон вздрогнула: сзади стоял брат. Ни его шагов, ни его присутствия она не почувствовала.
– Зачем?
– Ты же не любишь, когда он плачет. А я умею успокаивать. Дай его мне, пожалуйста.
На руках у брата ребенок и вправду умолк; когда его так держали Алазон или Гил, он исходил криком, а сейчас притих. Только глаза сверкали – сейчас он был больше похож на настоящего синдзоку, чем когда-либо.
– Как ты это делаешь?
– Использую ходзюцу. Прикасаюсь к его разуму. Послушай, когда ты дашь ему имя?
Какое имя, если ребенок неполноценный.
– Потом.
Брат нахмурился.
– Его величество Гилберт искал тебя. Хотел поговорить. Мне кажется, он...
Брат не договорил, но Алазон поняла. Гил проснулся, увидел, что ее и ребенка нет, и испугался. Не за нее, за него. И брат это понял. Он не признается, но тоже испугался.
– Послушай, Бериас, мне не нужен этот ребенок. Он не синдзоку. Я не могу его любить. Я хотела отдать его.
Она не стала говорить – куда. Здесь только море и нищая рыбацкая деревня. Богатых деревень в Сэйсакоку уже не осталось.
– Его величество Гилберт тоже не синдзоку. Но ты ведь его любишь.
Ребенок снова начал хныкать. Брат неумело прижал его к себе, как котенка или щенка, но ребенок, вместо того чтоб разораться громче, замолчал.
– Как ты это делаешь? Я совсем не чувствую его хореку. Он неполноценный, не как мы.
– Я тоже не чувствую его хореку, но он ведь как-то меня понимает. Не зови его неполноценным, пожалуйста.
Алазон отвернулась.
– Он мне не нужен.
– Сэйсакоку нужен наследник. Наше будущее…
– Нет у нас будущего! И не будет! Ты не видишь, что происходит?
Она кричала, а ветер подхватывал слова и уносил в море. Море всегда давало жизнь, но все изменилось. Когда исчез Священный меч, они еще как-то держались, но когда появился Гил, все стало совсем плохо.
– У нас есть будущее, – брат взял ее руку и вложил в нее ручку ребенка. – Почему ты не хочешь этого видеть?
– Это не будущее. Он не синдзоку. Ему здесь не место.
– А его величество Гилберт?
– Ему тоже!
Она выкрикнула это в запале и лишь потом вдумалась в собственные слова.
Если земля Сэйсакоку простит ее, когда уйдет чуждое, они смогут выжить и без Священного меча.
Гилу здесь не место.
Сейчас или никогда.
– Дай ребенку имя сам, Бериас. Мне все равно, какое. И скажи его Гилберту.

---

[Таэлле]

Название: Принцесса
Автор: Таэлле
Варнинг: блякавай как он есть.
Дисклеймер: ну вы все знаете, чье это.


Мама не хотела отпускать ее в замковый сад одну, и сад правда был большой, но там отовсюду виден был замок, и вообще все было очень хорошо распланировано, она никак не могла потеряться. Гизела все это маме объяснила, но у мамы все равно было такое… сомневательное лицо, и тут папа Гюнтер нагнулся и прошептал ей что-то на ухо, и мама явно задумалась, потом кивнула, улыбнулась и сказала: «Ладно, только за ворота ни ногой!».
Гизеле нравился папа Гюнтер. Он к ней прислушивался.
А в саду было здорово; Гизела сходила понюхать розы, потому что они вкусно пахли, но потом пошла дальше, потому что роз было слишком много, и они… ну, они все розы. Красивые, но похожие. В саду были вещи и поинтереснее. Но она честно поглядывала время от времени на замок и проверяла: вот он, на месте, виден, и она не потерялась. Она не маленькая, чтобы теряться.
Пропрыгав на одной ножке вокруг пруда с кувшинками, она присела на каменный бордюр и огляделась. На пестрой клумбе через газон отсюда, похоже, росло что-то интересное — может, сходить и посмотреть? А потом, решила Гизела, она пройдет по тенистой аллее и посмотрит, куда та ведет. Как раз жарко уже, а возвращаться в замок и просить попить еще не хочется.
В аллее было прохладно и уютно, и тут явно редко кто-то ходил, поэтому Гизела раскинула руки, сжимая букетик пестрых мелких цветов — она нарвала его аккуратно-аккуратно, на клумбе совсем и незаметно, а то как же иначе она найдет потом в книжке, что это за цветы? – и закружилась, раздувая пышную юбку. Она расстроилась было, когда мама одела ее утром в тяжелое парадное платье – «В замке Мао ты должна одеваться так, чтобы не уронить честь своей семьи», сказала она, и папа Гюнтер тоже кивнул, значит, никуда не денешься. Но оказалось, в этом платье очень здорово кружиться, так у него юбка развевается. А в коридорах замка кружиться нельзя, обязательно на кого-нибудь наткнешься.
Поэтому Гизела накружилась так, что ее повело вбок, на траву, потом села отдохнуть, аккуратно расправив юбку, и подождала, пока у нее не перестанет кружиться и голова тоже. Она подумала, не перевязать ли чем букетик, но у нее не было ничего, кроме ленты в косе, а если она распустит и растреплет волосы, то точно уронит честь семьи. Пришлось просто перебрать цветы, разложив их на коленях, собрать поаккуратнее и только потом идти кружиться опять. Совсем немножечко.
Отдохнув второй раз, Гизела с сожалением поняла, что больше, наверное, кружиться у нее сил нету, и пошла-таки смотреть, куда ведет аллея.
Она дошла до перекрестка, убедилась в том, что поперек аллеи шла просто дорожка, а не аллея, посмотрела на замок – он все еще был на месте – и пошла дальше, гадая, куда она все-таки выйдет. Ну то есть это все равно будет кусок замкового сада, но вдруг там будет что-нибудь интересное. Клумба-горка с необыкновенными цветами — дома такая была, но там Гизела все цветы знала наперечет. Или фонтан. Или, на худой конец, ужасно таинственная заросшая беседка, как на картинках в книжках.
Вдали послышались голоса. Гизела остановилась и задумалась, хочет ли она выходить к взрослым, потом все-таки пошла вперед, но медленнее, задумчиво приставляя пятку одной ноги к носку другой и время от времени оглядываясь на цепочку собственных еле заметных следов. Ладно, так уж и быть, она к ним выйдет, все равно конец аллеи где-то там, а куда еще идти, она пока не придумала.
А потом ей стала видна стена аккуратно подстриженных кустов, а за ней… какая-то площадка, решила Гизела. Площадки среди кустов бывают всякие… Может, там хоть интересная скамейка есть? Но на ней наверняка сидят взрослые, которые будут задавать всякие смешные вопросы и не дадут ей все рассмотреть. Она остановилась перед последним поворотом аллеи, снова задумавшись, и тут с площадки донесся незнакомый мужской голос. Чего он так рычит, подумала Гизела. Может, он лев?
А потом этому льву кто-то ответил, то есть, поняла вдруг Гизела, не кто-то, а папа Гюнтер.
Ну, раз папа Гюнтер там, можно выйти и посмотреть на площадку, решила она. И на этого льва, ну то есть не льва, конечно — львы вроде бы разговаривать не умеют. Гизела про такое не читала, во всяком случае. Львы спасали прекрасных принцесс в пустыне, и сражались со злыми тиграми, но вот чтобы разговаривать.… А, наверное, это лев, которого превратили в человека!
Кажется, аллея таки заканчивалась интересным, решила Гизела, осторожненько подошла к самым кустам и выглянула.
Ой.
Ну точно, лев.
Папа Гюнтер стоял к ней спиной возле скамейки — она правильно угадала, скамейка там была красивая, с витой резной спинкой, хотя узор отсюда было не рассмотреть, - а Лев сидел к ней лицом, ну то есть не совсем лицом, а боком, а смотрел куда-то в кусты, совсем не в ее сторону. У него была светлая грива, все как положено, и тяжеловатое задумчивое лицо. Наверное, он был очень красивым львом. Хотя человеком он тоже выглядел симпатичным, только грустным. Ну или суровым, она бы, может, его и испугалась, если б не знала, кто он на самом деле.
Папа Гюнтер что-то ему говорил, про Совет, кажется, ей было плохо слышно — папа Гюнтер умел говорить звучно и красиво, например, когда ее книжки вслух читал, но умел и так, что ничего не разберешь, как ни прислушивайся — а она пробовала. Ну, не сейчас, правда — про Совет ей было не очень-то и интересно, хоть и непонятно, неужели Лев из-за скучного Совета грустный? Или он просто хочет превратиться из человека обратно и убежать охотиться?
Гизела задумалась.
Если он и правда превратился в человека, и не может превратиться обратно, это плохо. Ему надо помочь. А папа Гюнтер ничего не замечает, и разговаривает про свой Совет. А уж если он не заметил…
Но может быть, он все же не Лев? Гизела внимательно посмотрела на сидящего на скамейке. Тот наморщил лоб и тряхнул светлой гривой.
… может, его нельзя превращать обратно? Так иногда бывает, например, он должен в облике человека сделать какое-нибудь важное дело. Спасти кого-нибудь, кого не мог спасти в качестве Льва. Или отплатить за что-нибудь благодарностью, кто там знает, для чего львы превращаются в людей. Бывает много всяких случаев.
Гизела потеребила кончик косы.
Нет, не сходится. Если б ему что-нибудь надо было сделать, он бы это делал, а не сидел бы тут и не слушал бы про Совет.
У Гизелы явно оставался только один выход. Правда, она не принцесса, но с этим уж ничего не поделаешь. Ма-О Сесилия может не подойти, а мама сто раз объясняла, что фон Кристы очень древний род (и поэтому нельзя ронять его честь). Она должна была попробовать.
Гизела вышла на площадку.
Папа Гюнтер не заметил ее, пока она не подошла к самой скамейке.
Лев, кажется, вообще не обратил на нее внимания, пока она не залезла на скамейку. Умный Лев. Знает, что она ему добра хочет.
- … Гизела, – спросил папа Гюнтер, - что-то случилось?
Гизела глубоко вздохнула и призналась себе, что самую чуточку все же боится львов, хоть они и благородные звери. Вдруг когда он превратится, то не сразу вспомнит, что она ему добра хочет?
Ладно. Она на секунду остановилась, пристально разглядывая человеческое лицо Льва и гадая, как именно он будет превращаться.
Лев повернул к ней голову; глаза у него были голубые и озадаченные.
Гизела запустила одну руку к нему в гриву и быстро-быстро прижалась губами к его губам.
Стало очень тихо.
Губы у Льва были сухие, наверное, от песка в пустыне.
А нос все еще человеческий. И глаза тоже. И все лицо.
- Ты не превратился! – сказала Гизела расстроенно, решив, что нужна, наверное, настоящая принцесса.
И споткнулась о полу его мундира.

Она еще долго помнила поймавшие ее сильные руки. И то, как он растерянно держал ее на коленях, пока отец смеялся. Вечерние объяснения родителей – «Нет, Гизела, мы не будем просить Ма-О поцеловать лорда фон Гранца». И крошечную тень сожаления – он был бы таким красивым львом!
Но рассказывать об этом Гизела не стала даже Джулии.

---

[Таэлле]

Название: Девочки
Автор: Таэлле
Жанр: зарисовка
Персонажи: женские. Сразу двое.
Таймлайн: предканон
Дисклеймер: не владею и не претендую.

Поздний вечер в замке. Коридоры опустели; где-то далеко слышны голоса из зала заседаний — Совет все еще занят делами. В хорошо протопленной спальне на втором этаже — две девочки на широкой кровати под пологом. Та, что ближе к стене, погрузила пальцы в тяжелые волосы подруги и теребит и так уже полураспустившуюся косу.

- … и что, ты правда не против?
Всплеск тихого смеха.
- У тебя такой ужасно удивленный голос! Ну, я решила, пока глупо быть против, если я его даже не знаю. Я только слышала его пару раз: он смешно так говорит, будто зарычать пытается.
- Зарычать? – Ответный смех. – Ну ты и скажешь. Как бы не вспомнить про это, когда я столкнусь с ним в следующий раз — а то еще разберет смех, а он обидится.
- А он обидчивый?
- Нуу… Когда-то был. – Тень улыбки в голосе. – Теперь не знаю, я с ним давно не разговаривала. Он стал ужасно занят, отцу помогает — наверное, потому в этот раз и не приехал, за отца в имении остался.
- А какой он вообще, расскажи! Я хоть представлю. Я думаю, если я потом ужасно не захочу за него замуж, можно будет что-нибудь придумать, но вообще… почему бы и нет? За кого-то же рано или поздно надо будет замуж!
- Вовсе это и необязательно! Мало ли чем можно заниматься, медициной, ну или благоустройством, или путешествовать, на свете столько всего, глаза разбегаются! … Прости, это я зря. – Вздох.
- Глупости. – Она легонько дергает подругу за косу. - Ты все правильно говоришь, просто… просто мне нравится, чтоб кто-нибудь был рядом.
Несколько мгновений они молчат, устраиваясь поудобнее на подушках.
- Здесь слишком мягкие подушки, их больше надо, чтоб хорошее гнездо получилось. Дома лучше. И ты так и не рассказала мне, какой Адальберт.
- Нуу… он высокий, выше папы, наверное. Широкоплечий, и вообще здоровый – он бы нас обеих поднял, наверное. – Она фыркает. – Если б мы ему позволили, конечно. Волосы у него светлые, но это тебе неинтересно, наверное. Недлинные. Подбородок с ямочкой… Слушай, это трудно! Я не знаю, как описывать, чтобы тебе было понятно. Тебе бы надо самой его потрогать!
Тут они обе хихикают.
- Представляешь… Ты вдруг подходишь… На правах невесты…
- Ага! Я уже заметила – люди так смешно теряются! Некоторые отступают чуть-чуть, и дышат чаще…
- Ой, слушай, если ты его невеста… Это совсем уже… близкое знакомство!
- Ну я не против, если и он решит меня потрогать, а что?
- Джуууулия!
- Зато по-честному.
- Этак ты его только запутаешь! Он еще, может, решит, что ты его поцеловать хочешь. Он же наверняка не знает, как ты знакомишься.
- Поцеловать? – Пауза. – Ну, наверное, можно и поцеловать, а что? Я только папу, маму и Делкиаса пока что пробовала целовать, но это интересно – совсем не так, как трогать пальцами, у каждого свой вкус.
- Ну что ты как маленькая, а? Целовать мужчину, тем более жениха, это совсем не то же самое!
- Дааа? А ты что, пробовала? – Пауза, легкое прикосновение к щеке подруги. – Гизела, да ты краснеешь! Пробовала, да? Рассказывай-рассказывай!
- Не буду я ничего тебе рассказывать! … Ай, Джулия, так нечестно! Перестань! Вот умеешь же ты щекотные места находить! Ну перестань, перестань, там и рассказывать-то нечего.
Они с шумом поправляют подушки и сдвигают одеяла.
- Еще не успело похолодать, и чего они так натопили… Да ладно, я же сказала, расскажу, но правда нечего рассказывать. Я всего два раза пробовала, один раз совсем маленькая, а один раз этой весной.
- А с кееем?
- Ну… с Конрадом. Мы ходили гулять, и как-то так все вышло, что мы решили попробовать.
- И как оно? Кто кого поцеловал, ты его или он тебя?
- Одновременно, наверное. Это ж в губы, а не в щеку, как родственников. Смешно немножко, но приятно. И правда, наверное, у каждого человека свой вкус, и слышно, как он дышит, близко-близко… Тебе бы понравилось, наверное. – Пауза. – Только обещай сразу не набрасываться на Адальберта с поцелуями, а то я тебя знаю!
- Гизела, вредина!
- А ты хулиганка! Самая настоящая хулиганка, вот тебе, получай тоже подушкой!
В коридорах пусто, слуги в этом крыле ушли спать, оставив зажженными ночные светильники. Никому не слышны возня и пыхтение, доносящиеся из спальни.
- Так, погоди, ты подушку скинула с кровати, дай я подниму… Ладно, слушай, давай уже спать? Мы же хотели с утра уйти гулять в город!
- Давай…
Некоторое время они молчат.
- Гизела…
- Чего ты не спишь?
- Гизела, а научи меня целоваться?
- Зачем? Этому не учатся, ты чего!
- А вот и учатся. Так нечестно, вдруг я с первого раза не так что-то сделаю? Ты же сама сказала, что до Конрада еще с кем-то целовалась. А с кем, кстати?
- Ой, это давно было, неважно уже. Ладно, иди сюда, давай попробуем…
- И носами не столкнемся?
- Нет, ну если ты очень хочешь… Джулия, ты правда хулиганка, ты мне сейчас нос сломаешь, и я не буду тебя ничему учить.
- Ладно-ладно, вот так?
- Да, так… - Вздох, и тишина, а потом тихий выдох. – Ну вот, все ты так делаешь.
- Нет, дай-ка я еще раз, мне волосы в рот попали, по-моему.
- А не надо было мне косу расплетать! Ну давай еще раз, сейчас, я тебе волосы тоже откину назад…. Вот так…
- А от тебя не жарко… - Она пододвигается поближе.
- А от тебя жарко. И ты хорошо целуешься, Джулия, кто бы сомневался. Но одеяло нам точно не нужно уже, а то сваримся заживо. – Она притягивает подругу поближе и тихонько вынимает изо рта серебристую прядь.
В комнате тихо. На первом этаже члены Совета расходятся из зала, направляясь в свои спальни.

Гизела так никогда и не соберется рассказать Джулии, что самый первый ее поцелуй был с Адальбертом.

---

[Viorteya-tor]

Название: Теньо
Автор: Viorteya tor Deriul
Бета: Таэлле
Жанр: зарисовка
Персонаж: Мико
Дисклеймер,: все не мое


Ма-О уединился с братом сразу после церемонии. С одной стороны, они давно не виделись, и им действительно было о чем поговорить. С другой – повод был крайне неподходящим. Впрочем, оба Ма-О в первую очередь думали о делах, и дела были хорошим поводом отвлечься.

Конрад, неотлучно находящийся при Ма-О, тактично оставил братьев наедине; телохранитель в такие моменты нужен не более, чем все прочие. Возможно, потом Юури потребуется поговорить с ним. Не как с телохранителем или личным советником, а как с крестным. А может, и нет. Почему-то Конраду казалось, что Ма-О Юури из всей семьи перенес удар легче всего. Возможно, сейчас они беседуют с братом не о делах. На взгляд Конрада это было бы правильно.

Гости, даже самые близкие, уже ушли. Вольфрам с Муратой появились всего на полчаса, после чего вернулись в Шинмакоку; в отсутствие Ма-О его вечному жениху надо было находиться на месте. Так что в маленьком домике было всего четыре человека, вернее, трое мадзоку и один… одна. Супруга Шори осталась дома, двое полугодовалых детей достаточная причина, чтобы не присутствовать.

Вообще-то ломиться в спальню, когда на осторожный стук не ответили – дурной тон и неоправданная грубость. Но Конрад пренебрег правилами хорошего тона. Хамано Дженнифер сидела на краешке двуспальной постели, покрытой вышитым покрывалом, и держала в руках роскошное праздничное кимоно.

Конрад не был знатоком национальной одежды родины Ма-О Юури, но оценить, что Мико держит в руках нечто крайне редкое и драгоценное, мог. Она даже не повернула в его сторону головы, просто сидела и молча комкала расшитую разноцветными шелками ткань. С черных ресниц крупными каплями срывались слезы. Конрад смотрел, как жемчужины падают на пол с тихим стуком, как серебристые пряди в рассыпавшихся по плечам волосах темнеют и удлиняются, и не смел привлечь к себе внимание ни единым словом.

Мико сама заметила его присутствие, выпустила из рук многоцветный шелк, с тихим шелестом упавший на пол, встала, отвела с лица волосы. Жемчуг все падал и падал, пол был покрыт перламутровыми горошинами, и Конрад осторожно шагнул вперед, опасаясь поскользнуться.

Она не изменилась ничуть за прошедшие тридцать лет. Те же каштановые волосы, только теперь они стали темнее и доставали до щиколоток, то же лицо юной девушки и тонкий стан, высокая грудь. Тонкая талия, перехваченная алым пояском с кистями. Только взгляд ореховых глаз выдавал ее. Внуки, дети, муж… Слезы все катились и катились, но взгляд ее был спокоен и холоден.

— Я любила его, — сообщила она Конраду и улыбнулась. Жалко, словно просто движение губ доставляло ей невыносимую боль. Я не хочу уходить.

— Не уходите. У вас есть дети, внуки. Вам есть зачем жить.

Она засмеялась грустно, легко. Как перезвон серебряных колокольчиков на ветру. Конраду показалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди от этих звуков.

— Я любила его. Он был добрым хорошим человеком. И он любил меня. Любил странную взбалмошную женщину. Любил настолько, что не замечал, как стареет, а я остаюсь прежней день за днем.

Конрад кивнул, не решаясь произнести ни слова. Хамано Мико по прозвищу Дженнифер не постарела с момента их первой встречи ни на день. Гладкая кожа на лице, ясные глаза, гордая осанка. Разве что сейчас она казалась величественнее и прекраснее, чем он помнил. Та же, да не та. И расшитые шелка валялись в ногах, да жемчуг из глаз падал под ноги. И аромат цветущей сакуры бил в нос немилосердно.
— Вы же знаете, что он родится вновь. И вы сможете встретиться. Это просто вопрос времени, — Конрад отвел взгляд. Он не знал, кто перед ним, но человеком Хамано Мико не была, как и мадзоку. Наверное, Ма-О Земли мог знать, что за женщина стала матерью Ма-О Юури. Но сейчас это было не важно — горе в сияющих словно звезды глазах рвало душу на куски.
— Чтобы я осталась на земле, человеку надо украсть мои одежды. Тогда я не смогу вернуться на Небеса. Ни одна небесная дева не сможет вернуться. Он стащил мой пояс, пока я купалась. Думал посмеяться надо мной, а потом отдал. Он понятия не имел, что это значило. А если бы знал – никогда бы не принудил меня. Я сама убрала свои одежды в сундук. Я хотела быть его женой.

— Вы и были ей, — Конрад постарался вложить в свои слова как можно больше теплоты, но прекрасная дева лишь грустно покачала головой. — Он ведь любил вас.

— Он думал, что я человек.

— А вы?... — он понятия не имел, кем она может оказаться.

— А как же ваши дети?

— С ними пребудет мое благословение. Вы ведь придумаете, что им сказать, когда я пропаду?

— Нет. Не придумаю. Скажите им сами.

Мико побледнела, в глазах ее вспыхнул гнев. И погас.

— Почему?

— Потому что если сейчас вы уйдете обратно, куда бы то ни было, вы об этом пожалеете, Дженнифер. Потому что вы не хотите уходить и бросать своих детей и внуков. Потому что ваш муж не хотел бы, чтобы вы бросили ваш дом. Этого достаточно, чтобы остаться?

Она покачала головой:

— Вы, демоны, не понимаете. Я должна вернуться на Небеса. Там мое место. Там, а не здесь.

— И почему тогда вы все еще здесь? Дженнифер, неужели вы не можете выбрать себе ту судьбу, которую хотите?

Она покачала головой и шагнула к окну. Лунный свет окутал ее серебристым сиянием.

— Какой выбор? О чем вы говорите? Я просто миф, сказка, то, чего не бывает. Я и так получила гораздо больше, чем смела надеяться.

Конрад только коротко кивнул и подошел к Мико. Сорвал с плеч роскошное кимоно, неспешно свернул.

— Так лучше?

— Так я могу стать вашей женой, лорд Веллер. Вы уверены, что хотите этого?

Он покачал головой.

— Вы вольны поступать, как вам вздумается, Мико Хамано, — Конрад не был уверен, что у него получится, но шитый разноцветными нитями и бусинами шелк рвался легко, как бумага. — И вы вольны в своем выборе.

Она смотрела на лоскуты и тихо смеялась. И в уголках ее глаз проступали первые морщинки, неуместные на юном девичьем лице.

---

[Viorteya-tor]

Название: Жрицы
Автор: Viorteya tor Deriul
Бета: Таэлле
Персонаж: Ульрике
Предупреждение: имеется оригинальный персонаж
Дисклеймер: прав не имею, выгоды не извлекаю

На улице воздух дрожит раскаленным маревом, а в Замке царит прохладный сумрак. Жрицы-стражницы на внешних стенах изнывают от жары, полуденное солнце белым светом отражается от начищенных доспехов, ни единый порыв ветерка не колышет безвольно обвисшие флаги на башне.

- Будет гроза.

- Да поскорее бы. Уже изжарились все.

Жрицы сидят на бортике у фонтана, одна опустила в воду ноги, вторая протирает лицо влажными ладонями, еще две так и вовсе в мокрой после купания одежде. Они переговариваются лениво, вымотанные жарой и бесконечным бездельем.

- А что, на солнышке зажарились, теперь надо бы остынуть под дождичком. Заодно и помоемся.

- Лучше мокнуть под ливнем, чем второй заход на стену в этом пекле. Сковородка же.

Доспехи свалены в кучу у ног жриц, оружие аккуратно лежит так, чтобы каждая могла дотянуться до своего в любой момент. Расслабленные позы девушек вводят в заблуждение, но на самом деле стражницы Замка всегда начеку, готовые схватиться за оружие и отразить опасность. Которой сроду не бывало.

И они это знают. Все обитательницы Замка это прекрасно знают, но служба есть служба, а упражнения с оружием вносят хоть какое-то разнообразие в жизнь. Молоденьким сильным девицам необходимо девать куда-то энергию. Не все могут провести молодость в медитации и молитве.

- Вы можете сменить ваших сестер прямо сейчас.

Стражницы вскакивают, вытягиваются в струнку, смотрят преданно и внимательно, гася в себе законное возмущение и досаду – не прошло и часа, как закончилась их смена. Но нарушение дисциплины очевидно, и еще несколько часов на палящем солнце – не такое уж жестокое наказание. Главное – быстрое, не недельный пост и не месяц ночных бдений в храме.

Девушки одеваются быстро и молча, только кидают друг на друга хмурые взгляды, помогая друг другу затянуть ремни доспехов. Синеволосая запрокидывает голову, смотрит в раскаленное пронзительно-голубое небо и тихо просит:

- Истинный, ну пошли ты хоть облачко, ну что тебе стоит... Не жмись ты, что тебе, жалко что ли...

Товарки делают вид, что не слышат богохульства, только быстрее собираются и, подхватив оружие рысцой, бегут обратно на посты. Синеволосая не отстает, на бегу продолжает сетовать тихим речитативом, мешая жалобы с едкими замечаниями и неумелой, но прочувствованной бранью. То, как по-свойски она костерит своего Бога, выдает немалый опыт.

Старшая из группы косится на нее недобро и рявкает, обрывая особенно поэтичный загиб. По-хорошему, всей четверке надо бы назначить месяц строгого поста и ночных медитаций. И стражу вне очереди на неделю.

- Потом зайдешь ко мне.

Они все слышат и с опаской косятся назад, но останавливается только одна.

- Слушаюсь, госпожа Ульрике! – рапортует синеволосая, прибавляя ходу.

- Когда потом? – уточняет старшая.

Разумеется, ответа она не получает. Когда на стене мелькает ярко-синий факел растрепавшихся на ветру волос, в чистом, без единого облачка небе раздается первый раскат грома.


В небе над Замком завывает ветер, струи воды лупят камни стен, внутренние дворики заливают ручьи, а внутри царят все те же прохладные сумерки. Каменный пол, чуть влажный, холодит босые ступни, факелы потрескивают и слегка чадят, и больше ничего не нарушает тягучую тишину. Ульрике скользит спокойным взглядом по залу и не входит.

Ее келья в центральной башне, несколькими этажами выше этого зала. В камине потрескивает огонь, в узкие окошки пробивается неровный серый свет, судя по звукам, гроза за окном уже стихает, только вода все не кончается и не кончается. У одного из окон стоит фигура в доспехах, влажные волосы от воды потемнели и укрывают плечи почти сизым плащом, а вернее, мокрой паклей.

- Как прошла ваша стража, сестра Гретхен?

- Мокро и холодно, госпожа Ульрике, - девушка кланяется церемонно, по всем правилам, преклонив колено. А вот права хозяйничать в этой комнате у нее нет, но кто бы еще осмелился развести огонь? Ульрике мягко улыбается, молча кивает на камин.

- У вас тут холодно и сырость нехорошая.

- Он не жадничает, когда его просят. – Ульрике игнорирует объяснение, задумчиво смотрит на огонь. – Сколько тебе лет, сестра?

- Восемьдесят, госпожа. – Ульрике украдкой рассматривает стражницу, девчонку, моложе ее почти в десять раз. Вполне сложившуюся взрослую девушку на полторы головы ее выше.

- И давно ты... Как давно ты позволяешь себе подобные обращения к Истинному?

Девушка не отводит взгляд, не краснеет, но становится очевидно: она прекрасно поняла, о чем именно ее спросила Верховная Жрица. Еще бы не поняла.

- Ты понимаешь, что твои фантазии не подобают жрице Истинного Короля?

Девушка смотрит невозмутимо, только в глубине глаз загорается упрямый огонек. Разумеется. Ульрике хочет засмеяться, хотя нет в этом ничего смешного. – Любовь должна владеть твоей душой, не телом. Наши помыслы об Истинном Короле должны быть чисты и полны великого благоговения.

Девушка кивает, не сводя с Ульрике внимательного взгляда. Она молчит, и это немного необычно. В конце концов, все возможные доводы и возражения уже не раз и не два прозвучали в этой комнате. Ульрике давно знает все ответы, ей ужасно лень произносить их еще раз. Поэтому она почти благодарна Гретхен за молчание и просто любуется ее красотой.

Миниатюрная, голубоглазая, с тонкой талией и маленькой грудью, длинноногая... Ульрике слишком хорошо знает, чем они отличаются друг от друга, и она рада, что Гретхен по сути уже перестала быть жрицей Истинного.

- Так как давно ты перестала хранить чистоту?

Девушка все же не выдерживает и гневно вскрикивает, слишком возмущенная обвинением.

- Ничего такого не было! Я никогда в жизни не буду... – Ульрике останавливает ее одним жестом.

- Я и не думаю обвинять тебя в запретной связи с мужчиной или с кем-либо из твоих сестер, хотя предпочла бы, чтобы это было так.

- Я служу Истинному Королю, и мне запретна любовная связь, как и всякой жрице!

Ульрике коротко улыбается. Ну да, связь запретна, а вся любовь должна быть направлена только на Истинного Короля.

- Ты сохранила в чистоте тело, в отличие от многих своих сестер, но твои мысли теперь полны не любви, а только желания. Если я попрошу тебя рассказать твои последние пять сновидений, что ты мне поведаешь? Неужели ты думаешь, что твои глупые фантазии имеют отношение к служению Истинному?

- Это только сны и ничего более.

Ну разумеется, они обе понимают, что это куда больше, чем просто сны. Ульрике даже знает, чем такие сны закончатся для Гретхен. Чем они могут закончится для любой сновидицы, которая достаточно истово поверит и полюбит свое божество.

- Это знак, что тебе недоступно высокое служение, лишенное страстей. Тебе не бывать жрицей, твое предназначение совсем в другом.

- Ни за что!

Да, все жрицы знают, что может настать день, когда их признают негодными для дальнейшей жизни в Замке. Многие родители отдают дочерей в Замок, надеясь, что если девочка не подойдет, то автоматически получит хорошее приданое и хорошего мужа. Вот только ни одна из тех жриц, кого спешно и с помпой выдавали замуж, навсегда закрывая дорогу обратно, не радовалась возможности сменить быстротечные неверные сны о страсти на объятия живого мужа и радости материнства.

- Ты же знаешь, что возражать бессмысленно. Тебе предстоит стать женой и матерью и прожить долгую и счастливую жизнь. Ты должна радоваться.

В глазах девушки пляшут ненависть, отчаяние и гнев, но она только кусает губы, не видя выхода, не зная, что сказать. И наконец выдавливает из себя то, что только усугубляет ее вину, собственный приговор:

- Я люблю его. Я готова умереть за возможность служить ему. Я не могу жить без него. Неважно, что это сон, что это морок или бред моего воображения, я люблю его и хочу быть с ним. Вы не понимаете, госпожа Ульрике, я умру без него.

Ульрике смотрит на упавшую на колени девушку и отступает на шаг. Ей хочется подойти и успокаивающе провести рукой по мокрым волосам, но вместо этого она согласно кивает

- Ты права. Я не понимаю. Я не могу понять этого, я только знаю, что твои чувства сильны. И потому тебе тут нет места, ты слишком сильно любишь, и любишь не так.

- А вы ревнуете, да?!

- Нет.

- Ревнуете! И завидуете!

Ульрике с минуту молчит, а потом молча указывает на дверь. Девушка повинуется привычно, не раздумывая, выходит, двигаясь, как сомнамбула. А Верховная Жрица Истинного Короля остается одна, слушать, как затихает за окнами дождь, вызванный милостью ее Бога.


Небо над Замком серое-серое, так и не пролившее все тучи дождем. А в келье Ульрике камин не справляется ни с холодом, ни с сыростью. И ей приходит в голову, что возможно, если просто поговорить с тем, кто на самом деле живет в Замке, огонь загорится ярче и веселее, а девочке, поселившейся несколько веков назад в этой келье, кто-нибудь приснится. И, наверное, она даже не умрет от одного сна. В конце концов, она и так дарит своему богу всю любовь, которая есть в ее сердце.

@темы: фанфики, гет, джен

---

Кроссовер и вообще неформат

[Крейди]

Сказали, что можно В общем, потенциальные читатели предупреждены сабжем.

"Попаданец без пенсне, или к вопросу о стоимости пирожных"

источники вдохновения:



zhurnal.lib.ru/b/belousow_w_i/beria.shtml



Кто-то звал его - очень тихо или издалека. Просто по фамилии - не товарищ, не гражданин, не заключенный...
Он и не подумал разлепить веки. Недавний сон был премерзким и таким реальным - до вкуса соленого железа на языке, до потрескавшейся грязно-зеленой краски стен и хлопанья дверей где-то наверху. Нет, пока не начнут орать или трясти - он и не подумает подняться. Может, это тоже сон, пусть зовут.

Голос по-комариному зудел на пределе слышимости. Он уткнулся в подушку, пахнущую чем-то вроде полыни, перемешанной с яблоневым цветом, и натянул на голову атласное одеяло.
"Полынь, атлас и этот, как его, балдахин? Что за Эрмитаж?" - последние слова он произнес вслух, наконец открыв глаза и прозвучали они странно; он не узнавал свой собственный голос, но дело было не только в этом.

* * *

- Ну Бериас... мне страшно, можно к тебе?
Лежавший инстинктивно откатился от края кровати и сначала посмотрел по направлению движения, - до другого края было ой как далеко, там еще трое-четверо могли уместиться, - а потом туда, откуда доносился голос. В изножье стояла тоненькая девушка с длинными светлыим волосами. Огромные глаза цвета расплавленного золота смотрели так грустно, что он - снова полубессознательно - вскочил, не забыв прихватить одеяло, и укутал в него это неземное создание в длинной полупрозрачной рубашке. Девушка была не просто худенькой - плоской, как стиральная доска, но, тем не менее, невероятно притягательной. Она села на краешек кровати и похлопала по одеялу.

- Садись, завтрак еще не скоро.
Тут только он заметил, что сам одет лишь в короткие облегающие подштанники примерно из той же ткани, что и рубашка на девице.

- Плохой сон приснился, да? И мне тоже. Бериас, я их боюсь. Да мне не холодно, только ноги замерзли.
- Кого? - спросил он уже не таким сдавленным шепотом. Перед глазами не плыло, как поначалу; все вокруг было четким и ярким - настолько, насколько яркой может быть большая комната с полузадернутыми шторами в тусклом свете предутренних сумерек.
Девчонка сбросила одеяло, прикрыв только бледные пятки, и вновь уставилась на него огромными глазищами.
- Всех их, И мао, и его бешеного жениха, и мрачного фон Вальде, и красавчика фон Криста, и твоего любимца Веллера, и рыжего шпиона...
То ли уже наступило утро - пусть серенькое и пасмурное, то ли обострившееся зрение (точно, сон!) не позволило ему и дальше убегать от очевидного. Девушка была парнем - очень юным, невероятно красивым, и, похоже, ничего особенного не видевшего в том, чтобы прыгать в постель к мужчинам.
Инстинкты снова дали о себе знать. Гладкую, молодую, муускулистую - черт, идеальную руку - непросто было ущипнуть и что-то почувствовать. Когда это наконец удалось, он сдавленно охнул - не рассчитал сил.
- Бериас, ну проснись же окончательно! Ты что, напился вчера? Не поможет, - взгляд парня стал злобно-тоскливым, - он твоих нежных взглядов в упор не видит, или очень хорошо делает вид, что не замечает, этот твой "господин Веллер".

Разум чуть было не уплыл в тартарары, и он попытался уцепился за единственное знакомое слово.
- Жених... Мао?
Ему повезло - парень тоже был полусонным и вроде бы не замечал ничего странного, к тому же явно хотел выговориться.
- Жених мао, старший брат мао, Великий Мудрец при мао! Мао то, мао сё. Если бы ты знал, как мне надоело изображать эту нежную дружбу, особенно во время визитов в их проклятый демонский Замок! Их много, Бериас, и все, кроме Юури, меня ненавидят. Никакая магия не поможет - они всегда начеку, не утопят, так спалят. К тебе эта шайка относится лучше, и в интересах Малого Шимарона было бы, если б ты и Веллер... Но я тебя не отдам, слышишь! Я твой король, ты присягал мне на верность, ты мой дядя, и вообще...
Мальчишка тихо всхлипывал, уткнувшись белобрысой макушкой ему в колени.

Король. Присяга. И... послал же неизвестно кто такого племянника! Он уже осознал - лучше, чем ему хотелось бы - что байки индусов про переселение душ не были лишены рационального зерна. Он говорил на другом языке, ощущая другое звучание слов - и, тем не менее, все понимая.
Черт, все это было еще не самым ужасным. Его новое тело, молодое, сильное и здоровое, бесстыже реагировало на юного короля, знать не зная о том, что это не только мужеложество, но еще и инцест. За такое в тюрьму сажают и потом всей зоной петушат. Но тут половые извращения были обычным делом, - во всяком случае, среди этих королей и фон-баронов. Здешний Мао явно не был хитрюгой Цзэ-дуном, хотя кто его знает, - может, окажется еще и похлеще товарища Председателя...
Что за дерьмовая сказка! Проклятые индусы, не могли как-то подоходчивее объяснять, что их хренова реинкарнация существует на самом деле. Он бы ушел босиком в Гималаи или на Тибет, - как тот австрийский фашист, который жил там лет семь при Далай-Ламе, пока их не погнал товарищ Мао с теплого местечка. Кстати, надо разузнать о местном Мао побольше.
- Встреча с Мао... - неуверенно начал мужчина. Инстинкты и на этот раз не подвели.
- Через два часа, за завтраком. Да возьми себя в руки, Бериас. Повелеваю: пробежка по садовому лабиринту, ледяная ванна - и в мою Малую приемную, там просмотрим предварительно документы к подписанию трехстороннего договора о дружбе и границе. Калорию тоже не надо обижать, госпожа Флурин - важный союзник нашего лучшего друга мао Юури.
Юный король спрыгнул с кровати, позвонил в колокольчик - и толпа слуг с халатом, умывальным тазом, тапочками, кувшинами и полотенцами заполнила комнату.

* * *
"Фоны-бароны" оказались красивыми, молодыми и очень разными. Несмотря на их дружелюбные улыбки, он понимал, почему его племянник-король боится созников-мадзоку; они были демонами, живущими в пять раз дольше людей. Хорошо хоть магией почти все эти красавцы на подбор владели только на своей территории.
Но вот двое из них, вероятно, были японцами и такими же сопляками, как его дражайший племянник, он же король Малого Шимарона Сарареги. Во всяком случае, их имена - "Шибуя Юури" и "Мурата Кен" звучали точно не по-китайски. Первый и оказался тем самым Мао, но это короткое слово было не именем, а титулом.

Мурату все называли "Ваше Высочество" и "Великий Мудрец", а он загадочно, если не глумливо, улыбался, ухитряясь так держать голову, что солнце светило прямо в стекла здоровенных очков. Высочеству, похоже, это никакого неудобства не доставляло - наоборот, он откровенно наслаждался, что его глаза практически невидимы для окружающих. Зависть и злость удушливым черным облаком накрыли телохранителя короля Малого Шимарона. А потом стало еще хуже.

- Сара, что случилось с Бериасом?
Юури первым подбежал к упавшему телохранителю; опешивший Сарареги сначала стоял столбом - ему просто не верилось, что Бериас может упасть в обморок, как барышня, которой слишком туго затянули корсет.
Мурата присел на корточки рядом с упавшим на ковер мужчиной.
- Ваши Величества, я знаю, в чем дело. Ничего страшного, откройте окно и оставтьте нас одних, пожалуйста.
Сара хотел было что-то возразить, но Юури покачал головой.
- Пойдем. Кен знает, что делает.

* * *

- Ну что, и вторая память вернулась? - вполголоса спросил наглый японский шкет в очках.
Лежавший на ковре мужчина приподнялся, опершись на локоть, мрачно кивнул и сел в кресло, схватив со стола первую попавшуюся бутылку.
- Это ты правильно. Калорийские минеральные воды для здоровья в десять раз полезнее боржома, а здоровье тебе тут понадобится, товарищ шинзоку, - Мурата уселся напротив, налил в бокал какой-то темно-лиловый напиток...

- Это наказание?
Теперь кивнул Мурата. Развалясь в кресле, он смаковал почти черное вино и медленно, с видимым удовольствием говорил.
- А ты думал! Бесплатных пирожных не бывает, за все удовольствия надо платить. Так что привыкай, Лаврентий Палыч. Тебе придется перевоспитывать Сару в духе мира-дружбы-жвачки, то есть фиолетовых яблок... ко всему живому, а в особенности к Шин-Макоку. Впрочем, это нетрудно - мадзоку неагрессивны, если на них не нападать и не вредить нашему драгоценному мао. К тому же проблем с воздействием на Сарареги не будет - он так в тебя влюблен, что я это даже без очков вижу. Да не красней, я уже четыре тысячи лет помню все свои перерождения, салага! И не такое еще видал.

Лаврентий Павлович Бериас глотнул еще Калорийской столовой №24 и хрипло осведомился:
- Что же ты такого натворил четыре тысячи лет назад?

Эпилог, он же моралите. Читать не обязательно

- Так он счел это наказанием?
- Конечно, иначе и быть не могло. Не понял пока, что свой ад мы носим в себе, как и свой рай. На самом деле для меня те четыре тысячелетия не были праздником, но и бесконечным мучением они не были.
- Чем же они были, мой Стратег?
- Дорогой к тебе, мой Король, чем же еще?

@темы: слэш, фанфики

---

[Viorteya-tor]

автор: Viorteya tor Deriul
бета: Сакура-химэ
рейтинг: где-то R, плюс-минус пол ведра в обе стороны
жанр: стеб и PWP
пейринг: нетипичный
Предупреждение: возможен ООС, стеб,
Написано для Сакуры-химэ, которая хотела Шин-О и Руфус-девушка по принципу "Мудрец это Мудрец, но сверху - это сверху!"
Дисклеймер: не мое, не претендую, не извлекаю

Золотые волосы переливаются в солнечных лучах, небесно-голубые глаза, длинные ресницы, кожа лилейно-белая и стан, стройный как ствол молодого деревца – ах, красота!
А губы! Нежные, розовые, изогнутые в лукавой ухмылке, такие зовущие, наверняка мягкие, как лепестки весенних цветов, и такие же сладкие! Ах, эта красота способна вскружить голову кому угодно! И, надо отметить, кружит.
Как тут не размечтаться о поцелуях под сенью цветущих деревьев, об объятиях, крепких и в то же время нежных, как не желать раствориться в этом прекрасном взоре?
А голос, а походка... мечты-мечты! Такая красота просто не могла долго оставаться незамеченной, и многие, слишком многие кидают восторженные и откровенно любующиеся взгляды на предмет тайных мечтаний.
Правда, смотреть пылкие поклонники могут сколько их душе угодно, все равно место в прекрасном сердце и постели занято прочно и давно. Ах, какое разочарование.
Красота – неоспоримое достоинство, но есть ведь еще и верность. И хоть сердце болит от разочарования, но недоступность делает объект нежной страсти только желанней.
Ах, если бы только хоть один поцелуй сорвать с прекрасных губ, хоть раз обнять, прижать к груди… рухнуть на постель в порыве страсти и этой самой страсти предаться!..
Ах, девичьи мечты, как далеко вы можете завести юное пылкое сердце, как легко кружите вы голову… Прекрасный образ ранит в самое сердце, и юная дева не знает покоя ни днем, ни ночью, ни в одиночестве, ни в кругу веселых друзей, ни на пиру, ни на охоте, ни у домашнего очага. Желание горит, подобно жаркому костру, опаляет и иссушает своей бесплодностью.
Но нет, бесплодные страдания и неосуществимые желания никогда не привлекали Руфус фон Бильфельд. Отважная дева всегда стремилась к цели, какой бы она ни была, и не жалела усилий и времени для ее достижения! А есть ли цель более достойная любовной победы, чем объятия самого прекрасного мужчины в мире, самого доблестного полководца и сюзерена Руфус, Шин-о?
Что же касается супруга Его Величества, тут Руфус испытывала некоторые сомнения. С другой стороны, что такое суровый и холодный Мудрец, погрязший в государственных делах, когда речь идет о любви, воспламеняющей сердца? На разок подвинется, решила Руфус.

Шин-о не ощущал нехватки внимания к своей драгоценной персоне – король все-таки. Впрочем, и вниманием другого рода он был обеспечен в избытке, его супруг, несмотря на внешнюю сдержанность, был страстным, темпераментным и мужа своего любил и желал. Часто по нескольку раз за ночь, а иногда и днем, и вечером, и, разумеется, по утрам тоже. Шин-о не мог не радоваться, что спустя несколько лет взаимная страсть и не думала угасать, но испытывал некоторые подозрения, перерастающие в уверенность, что его муж столь внимателен в исполнении супружеского долга не только по зову сердца. По тому, какие взгляды Шин-о ловил на себе со стороны соратников и подданных, можно было легко догадаться, что Мудрец предусмотрительно не рискует оставить супругу причины чувствовать себя неудовлетворенным, заскучавшим или оставленным без внимания.
Поначалу такое отношение со стороны мужа льстило и забавляло, тем более что получать комплименты Шин-о любил и с нескрываемым удовольствием предавался флирту. Его верные соратники, а теперь и подданные явно не только ценили в своем короле государственный ум, непреклонную волю и сильнейшую мареку, но и любовались его красотой. Открыто выказывать свои чувства решались немногие, уважая узы брака и памятуя о том, что Дайкенджи оказался способен ужиться и утихомирить мадзоку с самым дурным характером во всем королевстве, что заставляло призадуматься. Да и Шин-о, еще не будучи королем, прославился крутым нравом и разборчивостью. Потому комплименты, обращенные в адрес Его Величества, были столь невинны, что не оскорбили бы и юную девственницу, взгляды, полные страстного желания, брошенные украдкой и более смелые поползновения заканчивались ничем, как только Шин-о понимал, что очередной пылающий страстью кавалер стремится обладать им.
Обладать, а не принадлежать. Шин-о не понимал, по какой злой причуде судьбы он вызывает у окружающих такие однозначные желания. Была ли тому виной его красота? Эта мысль казалась ему бессмысленной. Или что-то в его поведении? Даже в сравнении с предыдущей эта идея казалась бредовой. Иногда Шин-о думал, что его окружают одни извращенцы, но и это объяснение не казалось ему убедительным. Из его ближайших соратников лишь с одной стороны можно было не опасаться угрозы: Руфус фон Бильфельд просто в силу своей природы не могла помыслить о том, чтобы овладеть своим сюзереном.

К слову о Руфус. Шин-о влекли женщины, влекли еще тогда, когда о любви с мужчинами он даже не задумывался, и с тех пор мало что изменилось. Правда, Руфус была необычной девушкой, скорее уж напоминала юношу и повадкой и характером, а не только манерой одеваться. Несмотря на хрупкость и миниатюрность, в ее силе и воле невозможно было усомниться, и все же… на взгляд Шин-о, была в ней некая женственность, привлекающая взгляд и заставляющая задуматься о том, какой страстностью и отзывчивостью может обернуться ее огненный темперамент.
Шин-о не мог не заметить, что в последнее время Руфус стала ненавязчиво, исподволь меняться, и не оценить, насколько разительными были это незначительные на первый взгляд перемены. Девушка расцветала на глазах, в ее прозрачных очах появилось задумчивое выражение, в движениях возникла некая плавность, и одеваться она стала чуть иначе. Чуть глубже распахнутый ворот, выбивающиеся из косы пряди, манера поводить плечами и смотреть искоса, в задумчивости прикусив нежную губку. Она держалась к нему так близко, что, казалось, одно неосторожное движение, и они прильнут друг к другу, и Шин-о с изумлением осознал, что, возможно, именно этого девушка и желает. Неукротимая, вспыльчивая, напоминающая самого Шин-о красавица-недотрога явно желала большего, чем просто долгие взгляды и вежливые комплименты.
Колебался Шин-о недолго. Но, к его чести, все же колебался, выбирая между верностью клятве и возможностью утолить вспыхнувшее в его сердце желание. Он уважал своего супруга, любил его и не желал оскорбить изменой. Но, с другой стороны, Шин-о не мог отказаться от искушения. Слишком давно он не был с женщиной, слишком давно не знал радости обладания и теперь не находил в себе ни сил, ни готовности упустить такой шанс. Казалось, внезапно расцветшая нежнейшей девичьей красотой Руфус только и ждала, чтобы ее невинность сорвали, как благоуханный цветок, и насладились его ароматом. В конце концов, Шин-о не изменял своему мужу с мужчинами и не собирался делать этого и дальше, но женщина… О, женщина – это совсем другое дело.
Короче, решил Шин-о, Мудрец – это, конечно, Мудрец, но сверху – это сверху.

Руфус была страстной охотницей. Она обожала загонять дичь, азарт погони и радость схватки, обожала выходить победительницей, въезжать в лагерь с трофеями, притороченными к седлу. Пусть будет безвозвратно испорчена шкура, но если зверь был слишком велик, она находила, что отрезать себе на память.
Во время войны о трофеях думать не приходилось, выжить бы, но и тут она не могла отказаться от привычки, и в итоге у нее собралась коллекция самых разнообразных мелочей. Зарубки на память, напоминание о собственной удали и удаче.
В любовной охоте все было так же, да не так. То же головокружительное чувство, тот же азарт, только это походило больше на засаду, когда манком подманиваешь пугливую птицу и терпеливо ждешь. Только никакого манка нет: сама изображаешь живца – беззащитную жертву, – готовая в любой момент превратиться в охотника.
Руфус впервые по всем правилам искусства соблазнения загоняла жертву, раньше ей не приходилось охотиться на столь крупную дичь, да и вид охоты был для нее внове, но грядущий трофей того стоил. Риск будоражил кровь, заставлял бегать по спине мурашки, и чем ярче разгорался в ней азарт, тем мягче она двигалась, тем нежнее улыбалась, тем смущеннее отводила взгляд. Мысль, что для Шин-о жертвой является она, что он тоже ведет свою охоту, горячила еще сильнее. Они еще посмотрят, кто одержит верх в этом состязании.

Шин-о даже не делал попытки увернуться от расставленных сетей, он шел в них с широко раскрытыми глазами, полными обманчиво-наивного любопытства и легкой улыбкой на нежных губах. Он отзывался на каждый ее маневр, на каждую уловку, позволяя ей вести игру так, как она считает нужным. Такая податливость пьянила не хуже, чем ожесточенная схватка, хоть и несколько иначе. Его совершенная красота в сочетании с силой и полная открытость, кажущаяся беззащитность, готовность следовать за ней кружили голову.
Возможность решать, когда и где, возможность отказаться, возможность диктовать правила – Руфус не ожидала, что победа достанется ей столь легко. Ликование и разочарование разом кольнули сомнением: стоило ли? Но игра в соблазнение разожгла желание еще сильнее, а сворачивать с финишной прямой было не в ее характере.

Сильнейший из мадзоку и самый прекрасный из мужчин королевства оказался нежней весеннего ветерка, мягче шелка, ласковей котенка. Руфус нечасто целовалась, но знала, что настоящие поцелуи крепки и кружат голову, как опрокинутая в себя кружка выпивки. Поцелуи же короля напоминали игристое вино, и это обескураживало, удивляло. Удивление, впрочем, было скорее приятным, успокаивающим, как и осторожные прикосновения, и сладкие глупости на ушко, словно Шин-о перепутал ее с пугливой кобылой. Она ждала схватки, даже жаждала ее, но если мужчина уступает инициативу сам – тем лучше! И хотя голова уже кружилась а в коленях появилась предательская слабость, Руфус точно знала, что выйдет из этой битвы победительницей.
Как бы то ни было, именно Руфус в этой игре охотник, и Шин-о это уже чувствует!

Руфус была прекрасна, страстная девочка с тревожно и яростно сверкающими глазами, целеустремленная и отчаянная. Шин-о почти жалел, что не обратил на нее внимание раньше, но сейчас в нем крепло намерение наверстать упущенное. Что с того, что целоваться она не умела совершенно, он с огромным наслаждением научит ее этому искусству. И всем остальным тонкостям любовной науки тоже, откроет ей новые горизонты. Темпераментность Руфус интриговала, будила, вызывала любопытство. Она нервно, остро реагировала на каждое прикосновение, вздрагивала, словно норовистая кобылка, кидала недоверчивые взгляды и упрямо сжимала губы. Ее руки были проворнее и отзывчивее рта; она с готовностью и интересом, разве что слишком торопливо, раздевала Шин-о, кусала губы, словно не знала, стонать ей, потянуться за поцелуем или упрямо молчать.
А потом она решительно сверкнула очами, упрямо вздернула подбородок и кинулась на Шин-о, словно в битву. Он только обескуражено и почти восхищенно охнул, когда его прижали к постели, и увидел, как на нежном девичьем лице проступает хищное выражение. Был ли то страх или внезапно пробудившаяся страсть, а скорее, и то и другое – но Руфус отчаянно, со всем пылом и, пожалуй, слишком торопливо взялась за дело. Шин-о ничего не имел против некоторого неудобства, но девица больше кусалась, чем целовалась, и царапалась, как лесная кошка, хорошо хоть когти у нее были не в пример безобиднее.
Это было даже забавно, особенно то, как Руфус вцеплялась ему в запястья, прижимая к кровати в ответ на малейшую попытку перехватить у нее инициативу, и упрямо мотала головой. Сама – так сама, хотя суматошно скользящие по всему телу девичьи руки вызывали скорее щекотку, а быстрые сухие поцелуи только дразнили. Зато в глазах девушки горел яростный огонь с примесью безумия, щеки раскраснелись, и можно было любоваться ее тонкой фигурой, когда она оседлала его бедра и принялась ласкать уже совсем откровенно. Практики, правда, Руфус не хватало, Шин-о готов был поспорить, что до этого момента член она в руках не держала.


Руфус знала, что делать дальше, не раз видела, как это бывает, но тонкая струйка сомнения все равно холодила спину. Почему Шин-о позволяет ей делать все это? Он мужчина и должен стремиться взять верх, оказаться хозяином положения. А вместо этого лежит покорно, улыбается и лишь слегка поглаживает кончиками пальцев ее бедра – единственное, что она ему разрешила. Хотя она чувствует, как он напряжен, как его плоть упирается в нее, видит темноту на дне его глаз, почти чувствует биение жилки на шее. Он не торопил ее ни стоном, ни взглядом, и его пальцы выводили на ее коже бессмысленные узоры, скорее успокаивая. Она вовсе не собирается краснеть, но жар приливает к лицу, и она понимает, что источником ее злости служит ее же смущение.
Это подхлестнуло ее решимость как удар бича, и она быстро приподнялась, ухмылльнулась, как она надеялась, хищно и довольно, и сделала все необходимое, чтобы соединиться с мужчиной по-настоящему.
Это было больно, Властелин побери! И неудобно, и странно; и Руфус совершенно не чувствовала того удовольствия, которое вроде как должно наступить. Зато она видела широко распахнутые глаза мужчины, распростертого под ней, и от этого зрелища, от вида его напряженного тела, от прикушенной губы ей стало лучше. Она попробовала двинуться и обнаружила, что эта идея чем-то нравится ее телу, в этом было что-то правильное, такое, что хотелось распробовать.
Шин-о под ней задвигался в унисон, подстраиваясь, подхватил за бедра, помогая, и в какой-то момент Руфус поняла, что уже не может понять, кто ведет, а тело требовало продолжать.
Это еще не имело ничего общего с наслаждением, от которого хочется кричать и извиваться, но это было приятно, и тепло, разливающееся по телу, напряжение, скручивающее низ живота, обещали продолжение.
В какой-то момент хватка на ее бедрах стала болезненной, Руфус встретилась взглядом с Шин-о и инстинктивно потянулась поцеловать. Замерла в последний момент, почти прижавшись губами к губам; соприкосновение всем телом, обнаженной кожей к коже ошеломило. Она выдохнула и задвигалась быстрее, позволяя помогать себе, удивленно вскрикивая от неожиданной остроты ощущений, понимая, что теряет контроль над своим телом.
Сначала Руфус услышала стоны Шин-о, его срывающееся дыхание, и только потом поняла, что из ее горла тоже вырываются низкие звуки. Ей было уже почти плевать на контроль, хотелось только, чтобы напряжение, растущее в ее теле, ушло, хотелось кончить, но к ощущениям, в которых терялось ее тело, начала примешиваться новая боль, и несмотря на то, что она была вполне терпима, это мешало, заставляло зажиматься, придерживать движения. Она резко выпрямилась, откинула голову назад, уперлась руками в собственные ноги и начала двигаться взад-вперед, подыскивая наиболее безболезненную позицию.

Она не успела среагировать, даже пискнуть, только удивленно охнула и яростно сверкнула глазами. Что еще за «потерпи, девочка»! Вырваться из-под Шин-о не удалось – разница и в весе, и в силе, и в сноровке, которая почему-то не имела значения в самом начале. Быстрые, жесткие движения, куда быстрее и резче, чем она сейчас хотела, причиняли боль, и тихий шепот над ухом «да расслабься же!», и непонятное «сейчас» раздражали. Она вцепилась в спину Шин-о, почувствовала, как напряглось-вытянулось его тело, сотрясаемое длинной дрожью, и лишь когда он вышел из нее, поняла, что это конец.
Напряжение внутри и едкое, смутное, злое разочарование поднималось откуда-то из глубины измученного тела, когда Шин-о накрыл ее губы поцелуем. Отвечать не хотелось, но, кажется, мнение Руфус сейчас в расчет не принималось, настойчивый и верткий язык скользил по сомкнутым губам, потом поцелуи спустились на шею, тело удивленно напряглось и подалось навстречу торопливым и на этот раз совершенно не деликатным ласкам. Это больше не было нежно, но, кажется, это было то, что нужно, Руфус сама потянулась закончить начатое, быстро, эффективно и привычно, но Шин-о просто перехватил ее руку, сжал с силой, намекая на бессмысленность сопротивления, а потом скользнул вниз по ее телу, устраиваясь между ног.

Улыбаться во весь рот вылизывая женщину разве что чуть менее неудобно, чем делая минет. Однако Шин-о мог поспорить, что у него получилось. После первого испуганного вскрика, когда Руфус вцепилась ему в волосы и попыталась оттащить, девочка расслабилась. И да, она была восхитительно вкусной. И все-таки позволила себе отбросить контроль, извивалась, постанывая, и перестала наконец хватать его за руки. В сущности, ей нужно было совсем немного, прежде чем кончить, на диво без спецэффектов. Просто замерла, вытянувшись в струночку, и притихла, судорожно переводя дыхание. Шин-о почти ожидал кошачьего концерта, но так тоже было неплохо. Руфус фон Бильфельд оказалась чрезвычайно забавной, хотя и ужасно доминантной особой. В какой-то момент ему показалось, что если он не уступит, то дело обернется не любовной игрой, а дракой за то, кто будет сверху. Оказывается, он и женщин себе выбирает таких, которые всегда стремятся все делать сами. Правда, в этот раз приключение было удивительно забавным, а то, что Руфус таки оказалась девственницей, только придало пикантности всему происходящему. Правда, продолжать эту связь Шин-о почему-то уже не хотелось. Он не был разочарован, но когда смотрел на тихо дремлющую у себя под боком женщину, отчетливо понимал, что больше не станет играть с ней в любовную игру. Забавное приключение должно остаться только приключением. Отчего-то он был уверен, что Руфус фон Бильфельд придерживается того же мнения. В конце концов, кажется, дама получила ровно то, что заказывала…
Шин-о на миг задумался, а потом осторожно поднял с пола свой пояс и отцепил с него кинжал. Быстро сплел у себя на виске аккуратную тоненькую косичку из одной прядки, срезал и завернул в носовой платок. Девочка честно заслужила свой трофей.

---

[Таэлле]

Автор: Таэлле
Дисклэймер: не владею и претендую
Саммари: написалось вот тут странное... Про взрослых мальчиков.

Они взрослые, умные и короли. Ну то есть, думает Юури, наверное, умные, раз все еще короли, что бы там ни говорил Вольфрам по старой памяти.

Они все еще холостяки. Вольфрам давно не бегает за Юури с грозными криками, только выходит вместе с ним принимать официальные делегации. Сара выделил нарядную спальню для приезжающих с визитами потенциальных невест и их семейств.

Они ездят друг к другу в гости: когда в Шо Шимароне нет кризисов. Когда Юури позволяют дела. Когда на море тихо. Юури гадает, не удастся ли развить в Шин Макоку авиацию, но боится спрашивать об этом Аниссину.

Они выросли.

И только мама, улыбаясь, вдруг спрашивает точно как в средней школе: "Ты ведь еще не всех друзей приводил со мной познакомиться?".

Юури ныряет в дворцовый пруд в Шо Шимароне, таща Сару за собой; а потом мама сушит полотенцем волосы растерянного Сары, а Юури со странной радостью думает о том, что совершенно не представляет, как все будет дальше.

---

[Таэлле]

Автор: Таэлле
Название: Пути иного мира
Дисклэймер: все еще не владею и не претендую.
Примечания: спасибо Крысу за консультацию и всем, кто нечаянно рассказал мне о моем тексте куда больше, чем я о нем знала сама.
Написано на весенний челлендж.

Конрад не ожидал, что одиночество окажется так похоже на свободу.

Впрочем, он вообще ничего не ожидал прошлой осенью, кроме необходимости выполнить порученное ему дело. Даже одиночества, пожалуй: мир, полный людей, сказали ему. Семьи мадзоку — старые семьи, родня Винкоттам. Свой мао. Только на третий день, слегка разобравшись в окружившей его суматохе новизны, он понял, что — невзирая на людей, мадзоку и мао — он здесь один.

И это вдруг оказалось похоже на путешествия с отцом: пусть не лошади, не ночевки в глуши, но тот же простор неожиданных и ожидаемых каникул. Мир, где его ждали только неизвестность и будущее. Мир, где можно было, пусть ненадолго, просто быть — кем угодно и где угодно.

Осень он провел в Японии, спеша вслед за Родригесом сквозь толпы людей, заглядывая в лавки, полные блестящих, ярких, глянцевых вещиц, которые он не успевал разглядеть — «Что это, Родригес?» — «Я тебе потом расскажу!». Конрад не переспрашивал: он следил за жадным интересом на лице Родригеса, за мальчишками, вбегавшими в лавки, поворачивая прямо к единственной заветной вещи на полке, за женщинами, что долго разглядывали пестрые книги или блестящие коробки с видом мечника, отыскавшего наконец одно-единственное необходимое оружейное масло. Потом он уставал от чужих желаний и собственных вопросов и возвращался в гостиницу, ища ответы и глядя на экран, где разыгрывались красивые сказки про благородных воинов.

К зиме он покинул острова и отправился прочь, в пустыни, слушая их тишину и сравнивая, сравнивая: высоту барханов, тон шуршания песка, угол падения солнца. Пустыня есть пустыня, но знание о том, что этот мир иной, не покидало его. Конрад слушал, как перекликаются его спутники, и вспоминал стекло и металл японских городов, диковинные башни домов, заставлявшие искать посреди узких улиц извилистые стены невидимых замков. Он ехал по пустыне и временами почти ожидал увидеть, что на ближайшем верблюде едет Йозак. Представить, что отец обогнал их и едет где-то впереди, не получалось, и только почти заснув, он думал: отцу бы понравился этот путь.

Потом Конрад сел на корабль, слишком большой, чтобы чувствовать волны по-настоящему, и часами ходил вдоль палубы, глядя на хмурую зимнюю Атлантику, и время от времени вежливо улыбался пассажиркам в нарядных платьях, пытавшимся по акценту угадать, откуда он родом. К середине зимы он подошел еще ближе к цели, к точке, к которой, не задумываясь об этом, двигался все это время.

Его встретили прибрежные города, бесснежные и деловитые; Конрад перебрал их по одному, словно четки — маленькие бусины рядом с большими, город башен и город белых колонн, города, шумные как Токио, и городки, где он почти узнавал домики, телеги, городские рынки, но шагал по улицам осторожно, стараясь не разбудить кусочек мира, словно уснувший много десятилетий назад.

Он смотрел на арки огромных мостов и жерла туннелей, ступал по пожелтевшей траве и холодной земле парков, в толпе на стадионе торопливо, как окружавшие его люди, жевал булочку с горячей сосиской — будто он и правда куда-то спешил. Он останавливался посмотреть на огромные экраны на площадях и на витрины магазинов, переезжая из гостиницы в гостиницу, привыкая к ритму этих почти знакомых уже городов, забывая оглядываться, теряясь в своей свободе, пока под ногами его среди палой листвы не мелькнуло что-то желтое.

Конрад остановился.

В воздухе пахло живой влагой просыпающейся земли.

Он опустился на одно колено, раздвигая листву, высвобождая из-под нее нарцисс и уже замечая чуть дальше еще один. Конрад приложил ладонь к земле, нащупывая пробуждающееся тепло. Потом он снова поднялся на ноги и пошел медленнее.

Он не стал съезжать из гостиницы возле парка.

На площадках неподалеку дети уже играли в бейсбол. Трава украдкой становилась все зеленее и зеленее. Облака белых цветов, внезапно заполонившие парк, не спешили улетать.

В трехстах километрах к северу от него нерожденный младенец спал, ожидая своего часа.

Лето становилось все ближе.

---

[Таэлле]

Автор: Таэлле
Название: Март
Дисклэймер: не владею и не претендую.
Саммари: нет, ну что-то тут, конечно, происходит...
Примечание: спасибо Виор, Джениус и Эсвет за полезные замечания.

Каменные стены не помогали. От каменных стен, как ни странно, становилось только хуже.

И да, он сам думал, что после недели ночевок в палатках, где стены за ночь отсыревали, а у входа хлюпала вода, где нельзя было толком повернуться, негде было пройтись, чтоб не тревожить часовых — что после всего этого ночевка в стенах и, что важнее, под крышей заброшенного замка ему поможет. Ему и его отряду.

Нет, отряд дело другое: Кристель вон облегченно вздохнул, едва они заехали во двор и обнаружили вполне целый навес для лошадей, да и остальные расслабились. Мудрец едва ли не сразу пристроился в сухом углу и уже полчаса что-то писал при свете пяти свечей.

А генерал шагал взад-вперед вдоль окон, почти машинально перешагивая остатки порогов в дверных проемах. Темные стены сводили генерала с ума ничуть не меньше, чем темные стволы деревьев, словно гнавшие их по запутанным коридорам еще не проснувшегося леса всю прошедшую неделю. Темные голые стволы, тающий лед ручьев, сероватые пятна снега, следами уходящего великана-зимы раскиданные по беспросветно-темной земле. Тьфу, сплошная поэзия, а не пейзаж: от тоски только такая мрачная витиеватость и лезет на ум.

Он остановился, глядя в провал окна, где только в одном углу еще торчал черенок стекла. За окном покачивались те же темные ветви, что преследовали его в лесу, словно пытаясь удержать, оставить себе хоть кусочек, цепляясь за волосы, ловя за плащ... Хотелось — боя, но для боя было рано. Хотелось вырваться на равнину, хоть какую-нибудь, чтоб погнать коней галопом, чтоб в лицо не били ветки, чтоб пахло не сырым мхом и влажным деревом, а зеленью, чтоб неуловимые лесные ручейки потекли настоящими реками. А перед ним были каменные стены, и заросший замковый сад — у дальнего дерева сломана верхушка, ветки засыхают, — и даже на подоконник не присядешь толком из-за осколков.

Спутники остались позади, проема за три по анфиладе, как раз достаточно, чтоб видно было светлое пятно на полу — Мудрец не спешил гасить свечи. За окном ветви раскачивались быстрее. Ветер усиливался: им повезло с ночлегом, на самом-то деле, пусть даже генерал не уснет за тяжелыми каменными стенами, за пустыми окнами которых волновались голые темные ветви.

Генерал отвернулся от окна, но смотреть тут больше было не на что: сломанная скамья, гобелен на дальней стене, истрепанный так, что хозяева, верно, бросили его здесь сами. Куча каменных обломков у порога в соседнюю комнату. Он измерил комнату шагами — семь до дальней стены, одиннадцать от порога до порога, — подумал, не вернуться ли к своим. Снова подошел к окну. Наклонился и выглянул наружу, опершись ладонью на свободный от осколков участок подоконника.

В щеку ему хлестнул ветер, и он порадовался, что ближе всего ветки подходили к окнам в предыдущей комнате. Ветер... Генерал вдохнул и на секунду прикрыл глаза, представляя, что ветер дует с равнины, а глухой звук копыт по траве звучит все чаще, и лес остается позади. Только на секунду: слишком тихо здесь, их кони, должно быть, уже спят под своим навесом.

А потом он услышал раскат грома. Еще не осознавая, что именно слышит, не веря, что гром действительно прозвучал в холодной талой тишине, выпрямился, глубоко вдохнул стремительно свежевший воздух сада — и уже по-настоящему услышал второй раскат. И третий.

И тут сверкнула молния — где-то над лесом, подумал он смутно, но это уже не имело значения, потому что он забыл о лесе, о темных ветвях сада и о холодной земле. Разбивая ночное небо, молнии словно летели колючим стремительным водопадом сквозь его кровь, и он чувствовал, как пробуждается, оживает подобно весенним землям, пронизанным нитями первых трав и жилами первых потоков, как дождь, ветви и ветер, и даже каменные стены сплетаются в единое целое, могучей рекой ведущее его вперед.



В комнате, где спали путники, давно уже не горели свечи. Из дальнего конца анфилады, прогоняя тени из углов и высвечивая истрепанные изображения на забытых гобеленах, по всему этажу растекался слабый, но ровный свет.