читать дальше«Синий-как-море» – это теплый, соленый и жидкий, оставляющий на коже шершавые, осыпающиеся под пальцами пятнышки, ритмично дышащий, огромный, тяжелый и остро пахнущий водорослями. Валторана сказал, что это – море, и сейчас оно синее. Еще он прибавил, что оно совершенно прозрачное, но когда Джулия попросила объяснить, что такое «прозрачное», смешался и замолчал. «Синий-как-ирис» – это нежно-бархатистый, прохладный, невесомый, с тонким-тонким ароматом воды и свежести, прячущийся меж широких и плотных листьев. Гюнтер придерживал руку Джулии за запястье, поднося к цветку, волей-неволей он наклонился очень близко, поэтому «синий-как-ирис» навсегда остался в памяти с призвуком мягкого голоса, с оттенком безукоризненной вежливости, предупредительности, желания помочь. Проводя пальцами по лицу Адальберта, Джулия спросила, какого цвета его глаза: пальцы не могли ей этого рассказать, а знать хотелось, непонятно зачем. «Синие», – ответил Адальберт растерянно и неуверенно. Она уточнила: синие как что? «Как... ну, как глаза», – окончательно растерялся он, а понятие «синие глаза» с тех пор было связано в сознании Джулии с трепещущими жесткими ресницами, растерянностью и сбивающимся дыханием. Она знала, что у многих других людей глаза тоже синие, и понимала, что если спросить этих других, то каждый ответит по-разному. Но ей не хотелось спрашивать: получилась бы путаница. У Конрада глаза были карие, он сказал. «Карие – это коричневые?» – уточнила она, хотя вроде бы и знала, что значит это слово; а «коричневый» ассоциировался всегда со скрипучей кожей седел и податливой замшей перчаток, с запахами гниющего дерева, жареных каштанов, с воробьиными голосами. «Нет, – ответил Конрад, и ей показалось, что он улыбается, – карие – это не совсем коричневые. Это... вот примерно такие.» Он взял ее руку – тем же жестом, что некогда Гюнтер, тогда она не знала еще, что Конрад у Гюнтера учился, – и приложил ладонью к шее ее любимой кобылы. «А еще вот такие», – и тыльную сторону ее ладони на мгновение прижал к своей щеке. Кобыла была каурая, это Джулия знала, а Конрад и правда улыбался, и вот так ей и запомнилось: полное взаимного доверия тепло, краешек улыбки щекочет кожу, пахнет конским потом, кожаной упряжью и веет спокойствием. Когда она спросила, какого цвета ее собственные глаза, сначала у Конрада, потом у Адальберта – ей показалось забавным сравнить ответы, – Конрад преподнес ей ветку сирени, а Адальберт – кулон из гладкого камня. Джулия всю жизнь знала, что зрячим недоступны такое понимание и такие сравнения, как у нее, но в тот раз она внутренне вздрогнула: и камешек, и вся в росе ветка были одинаково холодными. Случайность? Хорошо бы. Ей неприятно было думать, что ее глаза производят на людей именно такое впечатление. Позже, ближе к концу – концу всего, – она вспомнила кое о чем и, стоя в громадном и гулком храме Истинного, спросила Ульрике, что такое «черный». Какой именно черный, уточнила мудрая Ульрике. «Черные глаза. И волосы», – поколебавшись, определила Джулия. «О, – сказала Ульрике, засомневалась было, но решилась – или услышала совет, кто знает: – Сейчас я покажу.» И на Джулию обрушилась тишина. Полная, бесконечная, поглотившая стены, наполнившая собой воздух. У нее не было формы, не было голоса, запаха, вкуса и ощущения, но она была здесь, несомненно. - Да, – сказала Джулия вслух, – мне нравится. Черные волосы, черные глаза. Я согласна.
Декаданс всякий, рефлексия, мысли, бла-бла. А потом он решетку в тюрьму фоларийских богов выламывает.
Eswet, это... очень, очень мощно. Необыкновенно. Дело даже не в образном ряде, тут другое. Люди, которые прячутся за этим рядом. Валторана-море. Ирис-Гюнтер. Адальберт, который просто Адальберт, очень земной, очень солдафон, пардон, это не уничижительно определение. И Конрад, Конрад, который точно понял, что и как Джулия спрашивает, и ответил полно и так, как надо — это совершенно чудесно. И какой он, Конрад-карий, в понимании Джулии. Вот как после такого не верить, что у них было, было же? Только от Гюнтера более-менее что-то похожее, когда он правильно показывает Джулии ирис, но недаром же «Конрад у него учился». Холод от самой Джулии. И, наконец, завершающим штрихом проницательна Ульрике, прекрасно понимающая суть вопросов Джулии, и Тишина-Юури. О да. Хотя это, наверное, всё же Юури образца новелл, а не мальчик-валенок из аниме.
особенно восприятие цвета через вещи-ощущения, так пронзительно и четко