Вопрос

[Вангелия]

Тук-тук! Здесь есть кто живой? Сообщество еще существует???

---

Странные сны.

[Laora]

Название: Странные сны
Автор:  Laora
Бета:  Диана*
Размер: миди, 4250 слов
Пейринг: Конрад/Юури
Категория: слэш
Жанр: ангст, PWP, юмор
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: местами ООС
Краткое содержание: Юури регулярно снится Конрад. В женском туалете
Примечание: все персонажи являются совершеннолетними

…Конечно, с первого раза ничего не получилось. В первый раз все произошло слишком быстро – Юури кончил от нескольких движений руки Конрада, вздрагивая всем телом. А Конрад, облизнув ладонь вместо того, чтобы воспользоваться салфеткой, невозмутимым голосом предложил сопроводить его величество до ванной. Так, будто ничего и не случилось, и Юури может обо всем забыть, если захочет, и вообще – что в этом такого, ни к чему не обязывающая помощь королю, да и только.
Но для Юури-то все было иначе. Он никогда не пользовался популярностью и особым опытом в делах любовных не отличался, да что там, бежал от малейшей возможности такой опыт получить. С девушками слишком много проблем. Возможность близких отношений с парнем Юури всерьез не рассматривалась, даже после того, как он узнал, что в Шин-Макоку такое не редкость.
Любые попытки проникнуть в его личную жизнь воспринимались Юури в штыки. Ему и о поцелуе с кем-либо подумать было страшно. Не исключено, что, приди к двадцать седьмому мао какая-нибудь мисс Вселенная и объяви ему о своих пылких чувствах, он тут же поспешил бы сбежать сломя голову… до того, как эта самая мисс признается, что с кем-то его спутала.
Словом, все, касавшееся интима, было для Юури больным вопросом. Пережив за свою не такую уж долгую, особенно для мазоку, жизнь множество разочарований на личном фронте, двадцать седьмой мао Шин-Макоку решил сосредоточиться на делах более приземленных. И более важных – например, управлении государством, для чего, по его мнению, было совершенно необходимо спасать всех обиженных и угнетенных. Такая точка зрения влекла за собой массу опаснейших приключений, а, поскольку выныривал из них Юури очень редко, неудивительно, что он долго не обращал внимания на очевиднейшие факты.
Например, на то, как Конрад раз за разом «совершенно случайно» (ну разумеется!) во время разговора прижимает его своим телом к стенке, будто ограждая от остального мира; или на то, как он сам, во время очередной авантюры не сошедшись с Конрадом мнениями, хватает того за воротник и притягивает к себе близко-близко, не спеша отпускать, а Конрад в ответ улыбается.
Юури и в голову не приходило сопротивляться, когда Конрад после какой-нибудь особо опасной переделки обнимал его, уткнувшись носом в плечо, будто желая убедиться в его реальности. Первоначальное смущение уступало место другому, смешанному чувству, и Юури испытывал почти досаду, когда Конрад его отпускал. Более того, стоило самому Конраду выйти относительно невредимым из передряги (на которые их насыщенная жизнь не скупилась), как Юури первым бросался его обнимать. Потом, конечно, отшатывался, бормоча что-то неразборчивое и не сильно лицеприятное относительно склонности Конрада рисковать собой. Конрад кивал и улыбался, чуть заметно морщась от боли – он всякий раз ухитрялся заполучить рану средней тяжести, к вящему неудовольствию Юури. Неужели сэру Веллеру непонятно, что его король переживает за него? Неужели нельзя поберечь себя хотя бы по этой причине?
Юури долго думал, что именно потому тревожится о Конраде больше, чем о ком-либо из своих друзей и близких, земных или шин-макокских – из-за тяги сэра Веллера к неприятностям. При всей своей улыбчивости и доброжелательности Конрад обязательно влипал в любую историю, спотыкаясь там, где какой-нибудь счастливый идиот вроде Юури прошел бы беспрепятственно. У беспроблемного на первый взгляд сэра Веллера проблем на деле была целая куча, вкупе с душевными травмами и привычкой все это скрывать. Даже от самых близких лю… мазоку. Казалось, если со всеми остальными неприятные вещи происходят время от времени, то с Конрадом – постоянно. Возможно, потому у сэра Веллера было так паршиво с чувством юмора. А как же, посмеешься, когда не привык ждать от жизни ничего хорошего.
Конрад стал лучшим воином Шин-Макоку не потому, что у него все хорошо складывалось, а по прямо противоположной причине. Ему пришлось научиться жить в постоянном напряжении, чтобы хоть как-то защититься от разного рода… затруднений. Когда Юури встретил Конрада, тот уже был сильным и твердо стоял на земле – наверное, поэтому ему неизменно выпадал худший из возможных вариантов развития событий.
Земные психоаналитики, скорее всего, объяснили бы Конраду, что причина его несчастий кроется в комплексе неполноценности, с которым необходимо бороться. Только вряд ли он бы их послушал. Он вообще никого не слушал, особенно когда речь заходила о его личной безопасности, и это прямо-таки выводило Юури из себя.
Если бы кто-то спросил Юури, а с чего это он вообще столько думает о сэре Веллере, почему, возвращаясь на Землю, больше всего скучает именно по Конраду и достаточно часто, вспоминая его, с дурацкой улыбкой хватается за свой синий кулон; почему так ревниво относится к малейшему проявлению внимания со стороны Конрада, когда это внимание достается другим, а не ему, Юури; почему иногда втайне радуется относительной замкнутости Конрада, с заметным скрипом впускающего кого-либо в свое личное пространство, – словом, взбреди кому-то в голову задать Юури такие нескромные вопросы, он поднял бы брови и спросил бы, а что в этом странного. Конрад ведь его друг, защитник, советник… В чем-то – даже пример для подражания.
Правда была в том, что за не столь долгое время, проведенное вместе, Конрад и Юури вросли друг в друга, влились, сплелись, запутались друг в друге; где кто – не разобрать. Что не скажи – все превратится в ложь, и в то же время все – правда. Да и нужно ли говорить, если всегда протянута нить взгляда; стоит отвернуться, как этот взгляд впивается в спину, прожигает насквозь, разгоняя по жилам огненно-сладкую отраву.
Юури понял не сразу; загадочное чувство под названием «любовь», в котором он разочаровался и от которого, движимый собственным комплексом неполноценности, решил отказаться, нашло его само. Прежде, чем он успел что-либо осознать, хоть как-то защититься, оно захлестнуло его с головой. А у чувства этого, без сомнения, очень возвышенного, воспетого выдающимися поэтами всех времен и народов, была крайне прозаичная сторона. Плотская.
Собственно говоря, не существуй этой самой стороны и не проявись она внезапно по отношению к Конраду, Юури никогда не опознал бы свое чувство к нему как любовь. То, что любимая дочь, Грета, кажется мао похожей на его защитника, и эта схожесть пробуждает в сердце растущее тепло; что Юури готов все простить Вольфраму и на порядок лучше думает о Гвендале, как только они проявляют беспокойство о своем бедовом брате; что Конрад в последнее время мерещится Юури где угодно, в том числе – в зеркале, – это все о любви еще не говорило.
А вот то, что, лихорадочно переодеваясь спиной к спине с Конрадом, Юури просто не мог не таращиться через плечо, и дотаращился в результате до вполне естественного неудобства, то есть каменно-твердого стояка, – это являлось несомненным доказательством. До того случая Юури редко видел раздетого Конрада (хотя сам при нем раздевался не раз и не два). Какую бы одежду ни носил сэр Веллер, она была неизменно застегнута на все пуговицы и обладала относительно свободным кроем – чтобы легче двигаться.
Но все однажды случается впервые. Когда в раздираемой гражданской войной стране Конраду и Юури последовательно пришлось выдавать себя сначала за «синих», а потом за «зеленых», времени на то, чтобы искать отдельную раздевалку для каждого, попросту не было. Переодеваться из синей формы в зеленую пришлось в ближайшем переулке, и, несмотря на то, что Конрад справлялся с незнакомыми пуговицами и застежками значительно быстрее Юури, процесс его преображения все же занял некоторое время. В течение коего Юури успел рассмотреть: шрамы на гладкой коже, некоторые – совсем свежие; мышцы, не рельефные, будто у какого-нибудь культуриста, но крепкие и наверняка твердые на ощупь; подтянутые ягодицы; дорожка темных волос внизу живота, ведущая к…
Когда Конрад заботливо поинтересовался, не помочь ли его величеству снять штаны, Юури сначала подумал, что над ним издеваются. Возможно, так оно и было. А может, тогда Конрад действительно ничего не заметил, искренне озадаченный медлительностью Юури.
После того случая тело как взбунтовалось. Теперь Юури старался держаться от Конрада подальше – любое, даже самое невинное соприкосновение с ним вызывало предсказуемую реакцию. Причем касания других мазоку, неважно, женщин или мужчин, не пробуждали в мао ничего, кроме желания вырваться поскорее.
В следующий раз, когда Конрад по своему обыкновению зажал Юури в углу (несомненно, с самыми чистыми намерениями), двадцать седьмой мао чуть волком не взвыл. Чудом вырвавшись, Юури ударился в позорное бегство. Но сэр Веллер все же что-то понял. Недаром ближе к вечеру заявился в покои своего короля с увещеваниями в духе: «Тут нечего стесняться, ваше величество». Следовало, конечно, немедля выставить его от греха подальше, но прогнать Конрада… К такому Юури был не готов. В итоге пришлось выслушать целую лекцию, не особо вникая в слова и не отрывая взгляда от движущихся губ Конрада. Юури, разумеется, не собирался представлять эти губы на своих губах, а тем паче – члене; размышления о Конраде, преследовавшие его в последнее время, и о природе его собственных с Конрадом отношений привели Юури к логичному выводу: лучше приструнить свои желания, пока не поздно. То, что их связывает – это и без того любовь, возможно, ее высшая ступень, и нечего спускаться в самый низ условной лестницы. Так можно все испортить.
Вот только, когда Юури смотрел на Конрада, все логичные размышления почему-то капитулировали, а ничем не замутненное желание выплывало наружу, порождая целый букет извращенных фантазий.
Кажется, Конрад о чем-то его спросил, и вроде бы Юури кивнул; то, что случилось потом, стало для двадцать седьмого мао Шин-Макоку полнейшей неожиданностью.
«Нужно было переспросить, прежде чем соглашаться», – подумал Юури, когда Конрад расстегнул его ширинку и недрогнувшей рукой взялся за уже ноющий от возбуждения член. Наверное, таким же движением он брался за меч – на первый взгляд обычнейшее дело.
Потом все было очень быстро и стыдно до полыхающих ушей. Этот дурацкий вопрос про ванную… Юури был готов убить Конрада за то, что тот обставил все именно таким образом. Великое чувство свелось до «помощи королю» – никаких иллюзий. Юури был прав, когда решил подавить собственное желание к Конраду; для того, наверное, секс и правда ничего не значит. С его-то жизненным опытом…
Зато для Конрада был важен Юури. А секс оказался на удивление действенным способом все испортить.
Поскольку дальше портить, по мнению Юури, было попросту нечего, двадцать седьмой мао, удерживая каменное выражение лица, застегнул перепачканные штаны. А потом величаво кивнул – дескать, будьте любезны и впрямь проследовать за мной в ванную, сэр Веллер. Чего-чего, а аристократических замашек в Шин-Макоку Юури успел нахвататься. У него были достойные учителя.
Королевская купальня с впечатляющей ванной, больше смахивающей на небольшой бассейн, оказалась свободной. Зато ванна была до краев наполнена водой, от которой поднимался пар.
Конрад тут же потянулся к пуговицам Юури, но тот отстранился и принялся раздеваться самостоятельно, при этом стараясь делать это как можно медленнее. В памяти всплыли виденные когда-то сцены из игр Шори. Правда, в тех сценах раздевались девушки, но у Юури, как ему самому показалось, получилось не хуже, чем у них.
Все равно больше нечего терять. Поэтому нет смысла скрывать, что он, Юури, хочет Конрада и стремится к тому, чтобы тот хотел его в ответ.
«Может, ему вообще мужчины не нравятся, – предательской мысли не удалось смутить Юури и отвлечь его от сосредоточенного раздевания, попросту говоря, стриптиза. Не удалось это и ее соседке: – А может, он асексуал по природе своей. Или и вовсе какой тихий извращенец».
– Помоги мне вымыться, – разоблачившись, Юури двинулся к бассейну. То есть ванной.
– Да, – голос Конрада прозвучал как-то заторможенно. Показалось Юури, или его усилия и впрямь привели к желанному результату?
От подобных жизненно важных размышлений двадцать седьмого мао отвлек небольшой водоворот, возникший посреди ванной.
«О нет, только не теперь!» – недолго думая, Юури схватился за только что подошедшего Конрада, так что в водоворот затянуло их обоих.
…Чтобы выбросить в удивительно знакомом месте. Кафельная плитка, ряд дверей, за которыми скрывались отдельные кабинки, умывальник…
Судя по тому, какой визг подняли две девушки, стоявшие возле умывальника, Конрад и Юури оказались в женском туалете.
«Вот теперь меня точно заклеймят извращенцем», – подумал Юури.
И проснулся.

***

– Английский? – Конрад казался удивленным.
– Ну, у меня с ним… проблемы, – признался Юури. На самом деле проблемы у него были вовсе не с английским, но Конраду об этом знать не полагалось. Тем более что никакого «первого раза», во время которого у них ничего толком не получилось, не было. А значит, у Юури еще оставалась возможность все испортить.
Недавний сон – закономерное следствие дневных обжиманий с Конрадом (разумеется, совершенно случайных!), от которых Юури в конечном итоге пришлось спасаться бегством, – выявил страхи мао с беспощадностью увеличительного стекла.
Юури боялся облажаться. Боялся, что Конрад не поймет серьезность его намерений.
А больше всего Юури страшило следствие несомненного факта: Конрад не воспринимал его как объект желания. В пользу этого свидетельствовало все, начиная с того, каким невозмутимым оставался сэр Веллер, помогая Юури раздеваться, и заканчивая полнейшим равнодушием в те моменты, когда раздеть Юури пытался кто-то еще. Сам мао точно не смог бы сдержаться, доведись ему снимать одежду с Конрада. Ууу… Даже думать об этом не следовало – слишком очевидным становилось возбуждение.
Поскольку Юури Конрада не заводил, ничего хорошего из попытки раскрутить его на секс выйти не могло. Нужно было сначала что-то изменить. Разбить стереотип. Совместные занятия английским казались Юури достаточно хорошим первым шагом.
Ровно до этого момента.
– С радостью помогу вам, ваше величество, – Конрад отреагировал, как и ожидалось.
Юури облегченно вздохнул и сразу же напрягся снова: впереди была самая сложная часть плана.
«Какая жалость, – подумал Юури, – что в школе не обучают искусству соблазнения. Хотя, может, я просто был недостаточно хорошим учеником…»
И правда – у многих бывших одноклассников Юури уже были девушки. С другой стороны, им-то не приходилось все время перемещаться с Земли в параллельный мир!
Их-то не угораздило полюбить мужчину много старше себя…

***

…– Это здесь? – спросил Конрад. Юури кивнул. Созерцание места, из которого он впервые перенесся в Шин-Макоку, вызывало легкую ностальгию. Казалось, что тот день был безумно давно – день, когда он впервые встретил Конрада… и спросил, не встречались ли они прежде.
– Идем, – Конрад сжал предплечье Юури с неожиданной силой и потянул его за собой, так, что у того ноги чуть не заплелись.
– Куда… – поняв, что целью Конрада является вовсе не мужской туалет, Юури воспротивился: – Ты с ума сошел! А вдруг там кто-нибудь…
– Там никого нет, – покачал головой Конрад. – Не беспокойся, я прекращу, если кто-то войдет.
– Прекратишь что… – начал Юури и тут же осекся.
Он понял.
– Я буду кричать, – сообщил Юури, хватаясь пальцами за стенку и уже понимая, что его попытки сопротивления обречены на провал.
Конрад посмотрел на него с усмешкой:
– Кричите, сколько вам будет угодно, ваше величество.
В этот момент Юури ненавидел Конрада. Проклятое лицемерие, дурацкая вежливость – и правда, запрятанная где-то под этим. Что-то вроде: «Да, я подчиняюсь тебе, я сделаю все, что ты пожелаешь, но взамен стану частью тебя, и тогда, если я закричу от боли, тебе будет больнее во сто крат, и уже ты подчинишься – мне.
Подчинись мне».
Нет, конечно, Конрад никогда не сказал бы такого. Он и не говорил.
Он делал.
Обстановка туалета показалась Юури знакомой: кафельная плитка, ряд дверей, за которыми скрывались отдельные кабинки, умывальник…
Тут действительно никого не было. Конрад толкнул Юури в кабинку. Послышался стук закрываемой двери. Конрад встал перед Юури, загораживая выход. В таком тесном пространстве бежать было некуда. Конрад положил обе руки на стену, ограждая Юури – так, как он не раз делал прежде, еще до поворотной точки в их отношениях.
– Да что… что с тобой такое, – хрипло сказал Юури. В горле пересохло. – Почему… именно здесь?
Он посмотрел в глаза Конрада, уже зная, что тот не ответит. В такие моменты им обоим становилось не до разговоров.
Конрад положил руку Юури на грудь. Его ладонь сквозь тонкую ткань рубашки провела по животу и стала спускаться вниз.
Юури попытался сопротивляться, но Конрад схватил его за левую руку своей правой, свободной, и прижал ладонь Юури к собственной ширинке. От того, что почувствовал мао, у него резко пропало желание протестовать. Сердце болезненно подскочило, с губ сорвался беспокойный вздох, и, будто желая захватить его, губы Конрада накрыли рот Юури.
– Мм… – приложившись затылком о стену, Юури без особенной смелости обвил свой язык вокруг двигающегося языка Конрада. Мысль о том, что сюда в любой момент могут войти, осталась последней разумной в голове Юури; ненадежный барьер. Каждый раз, когда его язык сталкивался с языком Конрада, по спине пробегали волны нарастающего удовольствия. Жар, испытываемый Юури, будто плавил мысли; слюна, которую он не смог проглотить, тонкой струйкой стекала из уголка рта. Было невозможно дышать.
Когда их губы чуть отдалились, Юури, воспользовавшись моментом, глубоко вдохнул.
В тот же миг послышались женские голоса – в туалет кто-то вошел. Юури задергался, отчаянно пытаясь освободиться; Конрад, не отпуская его, медленно и серьезно покачал головой.
– Ты же обещал… – выдохнул Юури, – что прекратишь, если...
От низкого голоса Конрада по телу Юури прошла дрожь:
– Ты правда хочешь, чтобы я прекратил? Раз так, я, конечно…
Тогда Юури сам поцеловал Конрада, не дав ему продолжить.
Стукнула дверь в соседней кабинке.
Прихватив нижнюю губу Юури зубами, Конрад возобновил движение своей руки по его животу. Мао всегда удивляло, как его защитнику удается избавлять его от одежды в рекордно короткие сроки. Создавалось впечатление, будто у Конрада была очень богатая практика. Сам Юури до сих пор не мог разобраться с «молнией» на джинсах Конрада, – постоянно отвлекался. Впрочем, сэр Веллер нашел время, чтобы справиться с ней самостоятельно.
– Веди себя тихо, – шепнул Конрад, отпуская губу Юури. Ему было легко говорить; почувствовав внутри себя первый палец, Юури не смог сдержать стон. К счастью, в ту же секунду в кабинке рядом спустили воду.
Задержав дыхание, Юури закрыл глаза. Другие ощущения тут же усилились: теперь он еще ярче чувствовал движения пальца внутри себя.
Дверь кабинки по соседству хлопнула снова. Послышался женский щебет; бессмысленные звуки.
– Мнн! – количество пальцев увеличилось до двух, и, ощутив слабую боль, Юури вцепился в Конрада. Он уже не мог ни о чем думать. Сил хватало только на то, чтобы дышать.
Разговоры за тонкой дверью внезапно оборвались. В туалете воцарилась подозрительная тишина.
Конрад схватил Юури за бедра; в следующий миг с обратной стороны век вспыхнули и исчезли разные цвета.
– А… аах! – Боль и ощущение, что его растягивают изнутри, сменились чувством наполненности. Юури впился ногтями в куртку Конрада, забыв, как дышать.
Из-за двери послышался недоверчивый смешок.
– Я же сказал, – Конрад медленно начал двигаться; его чуть сбившееся дыхание касалось шеи Юури, – будь потише.
Стараясь не шуметь, Юури прикусил губу. Он не хотел проиграть Конраду и только сдавленно выдохнул, когда тот изменил угол проникновения.
Во рту распространился вкус крови. Стараясь сдержаться, Юури перестарался; осознание того, что его могут услышать, болезненно пульсировало в мозгу. Кровь стучала в ушах.
– Кхаа…
Рука Конрада коснулась возбужденного члена Юури. Мао вздрогнул – и понял, что от неожиданности позволил голосу прорваться.
За дверью послышались возмущенные крики, потом – стук каблуков. Женщины ушли.
– Они приведут полицию, – двигая рукой, доверительно сообщил Конрад. Его охрипший голос казался Юури неимоверно волнующим. – Как ты думаешь, не следует ли нам поспешить? Мы же не хотим… чтобы они… застали… нас… в таком виде, – скорость его толчков увеличилась, по телу Юури разлился жар нетерпения. Державшие его за бедра руки Конрада напряглись. Юури опять приложился о стену. Мысли заволокло белым туманом, восприятие собственного тела ослабело. Единственное, что Юури продолжал чувствовать – это твердый жар Конрада, движущийся в нем.
Чувствуя, что вот-вот кончит, Юури постарался сдержаться – но ласки Конрада не позволили ему этого сделать.
Перед глазами, несмотря на то, что они по-прежнему были закрыты, все закружилось, Юури увидел яркую вспышку и…
Проснулся.

***

Занятия английским с Конрадом оказались еще более мучительными, чем занятия английским без Конрада. Графичность вчерашнего сна, четко расставившего роли в предполагаемом сексе Конрада и Юури, повергла последнего в настоящий шок. Так что сейчас он ерзал на стуле, смотрел на сэра Веллера, что-то вдохновенно декламировавшего, и мечтал, чтобы урок поскорее закончился. Тогда Юури сможет перейти к следующей части своего плана. Главное – не прижиматься к Конраду, не прижиматься, не прижиматься. Иначе можно спугнуть его раньше времени.
– Ваше величество, о чем я только что говорил? – вдруг поинтересовался Конрад.
– …Спугнуть раньше времени, – Юури покорно повторил собственную мысль. Тут же спохватился: – Ох, то есть нет!
– Ваше величество, – укоризненно начал Конрад, но Юури воспользовался проверенным и безотказным отвлекающим маневром:
– Не называй меня «ваше величество»! Ты ведь дал мне имя!
Не шибко довольное выражение лица Конрада сменилось улыбкой:
– Да, Юури.
«Все-таки почему туалет, – лихорадочно размышлял Юури, – проклятый женский туалет! Только потому, что я впервые попал сюда таким образом? И Конрад…»
– Думаю, будет лучше продолжить занятия позже, – бросив взгляд на нахмуренный лоб Юури, решил Конрад. – Сейчас ты думаешь явно не об английском.
– А… Э… – не признаваться же, о чем, вернее, о ком он думает. – К-конрад…
– Да? – брови Конрада чуть приподнялись. Похоже, он нашел поведение Юури странным.
– Это… – Юури вскочил со стула и, стараясь не думать, чтобы не оставлять себе шанса на отступление, в два шага оказался рядом с Конрадом. Положил руки тому на плечи, заставляя наклониться вперед. На мгновение прижал свои губы к его и тут же отстранился – сущая мелочь по сравнению с тем, что они оба вытворяли в фантазиях, а тем более снах Юури.
Конрад выглядел ошарашенным. Он уже приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, или, возможно, спросить, но Юури не предоставил ему такой возможности.
– Я слышал, что в Англии поцелуи используются вместо приветствия, – неестественно быстро протараторил Юури. – Это правда?
Конрад молча покачал головой. Кажется, он еще не отошел от шока.
– Ах, вот как, – убито сказал Юури и задал стрекача.
Вторую стадию своего плана он, кажется, позорно провалил.

***

…– Разве тебя это не возбуждает? – Юури чуть приподнял подол юбки – и немедля получил по рукам от Конрада. – Ай… больно, между прочим.
Они шли по улице; Юури недавно встретил Конрада в аэропорту.
После того, как Конрад подробнее объяснил ему насчет поцелуев, и не только английских, но и французских, Юури изъявил желание в них попрактиковаться. Разумеется, сэр Веллер не смог отказать своему королю.
Данная практика вылилась в то, что Юури окончательно забил на свои государственные обязанности, вместо этого напару с Конрадом осваивая все ниши и закоулки королевского замка, а потом – и все укромные места в окрестностях. Побледневшие, с обостренными от страсти чертами лица, распухшими губами и нездорово блестящими глазами, Конрад и Юури так же, напару, выслушали все, что о них думает благородное общество. После чего первый был на время отослан куда-то с военно-разведывательной миссией, а второй на всякий случай переправлен на Землю. От греха подальше.
Каким образом Конраду удалось убедить Шин-О, что после разведывательной миссии ему лучше поручить задание на Земле, в Америке, Юури и думать не хотел. То, выполнил ли свое задание Конрад, мао тоже не сильно волновало.
Главное – сейчас сэр Веллер был в Японии. И как визу-то получить исхитрился…
– У твоей матери превосходный вкус, – отозвался Конрад. Судя по подозрительно спокойному голосу, он пребывал в ярости. – Я никогда в этом не сомневался. Но все же я не думал, что она заставит тебя надеть женскую школьную форму.
– Она и не заставляла, – Юури улыбнулся. – Я сам. Мы ведь с тобой так давно не ви-и-иделись, Конрад…
– Это не причина привлекать к себе внимание всех парней на улице, – Конрад почти шипел. И при этом на редкость мило улыбался.
– Ну ты же все равно с ними разберешься, – капризно протянул Юури, – ты ведь меня защищаешь.
– Я бы с радостью защитил тебя от протекающей крыши, – развел руками Конрад, – но, похоже, это не лечится. Зачем надевать дурацкую провокационную форму? Я и так знаю, что ты меня хочешь.
– Ты знаешь, но сам никогда не решишься, – надул губы Юури. – Пока тебя не спровоцировать. И чем плоха эта школьная форма? Во всяком случае, теперь я могу спокойно заходить в женский туалет.
– Юури, – проникновенно изрек Конрад, – ты извращенец.
– Нет, – покачал головой Юури. – Вот когда я сведу твои руки за спиной и надену на тебя наручники… А потом возьму у тебя в рот, одновременно надрачивая собственный член… И все это – не снимая женской школьной формы… Тогда ты сможешь сказать, что я – извращенец.
– Только не говори, – вздохнул Конрад, – что все это ты собираешься проделать в женском туалете.
– В женском туалете, – Юури свернул в нужном направлении, увлекая Конрада за собой к зданию с двумя дверями, над которыми красовались знакомые треугольники, – мы с тобой проделаем кое-что другое.
До боли знакомый интерьер предстал перед взглядом: кафельная плитка, ряд дверей, за которыми скрывались отдельные кабинки, умывальник…
Не отвлекаясь на увиденное, Юури как раз собирался расписать Конраду в красках, что именно они сделают в женском туалете, но тут рядом раздался страшный грохот, и мао пришлось проснуться.

***

Когда последствия очередного взрыва в лаборатории Аниссины ликвидировали, а пострадавшего Гвендаля извлекли из-под обломков и препоручили Гизеле, Юури, глубоко вздохнув, двинулся куда глаза глядят. Он еще не решил, что будет делать дальше. Еще вчера он думал, что в это время будет заниматься с Конрадом английским, но после страшной глупости, которую он совершил, перспектива совместного занятия казалась на редкость устрашающей. Недаром в сегодняшнем сне мао вел себя как последний идиот.
– Прогуливаете, ваше величество? – на свою беду, Юури не успел отойти далеко. Бежать не имело смысла – Конрад все равно бы его догнал. Поэтому Юури обреченно повернулся к сэру Веллеру – и ничуть не удивился, заметив на губах того улыбку.
– А ведь вы вчера мне соврали, – укоризненно заметил Конрад. – Насчет причины, по которой вы меня поцеловали.
Юури моргнул. Он ожидал услышать нечто совсем другое.
– Знаете, ваше величество, – задумчиво продолжил Конрад, – вы очень громко говорите во сне. А я, как ваш защитник, по ночам часто подхожу к двери ваших покоев… Думаю, последние несколько ночей вам снятся достаточно странные сны, – солнечная улыбка не сходила с губ сэра Веллера, и было в ней на этот раз нечто неуловимо опасное, – из-за которых ваше преувеличенное внимание и досталось моей скромной персоне. Подростковое любопытство вашего величества…
– Конрад, – не выдержал Юури, – я уже взрослый.
Конрад посмотрел на него и без улыбки осведомился:
– Значит, ты наденешь для меня женскую школьную форму?
Юури подумал, что иногда мечтам все же свойственно сбываться, а снам – воплощаться в реальность; что он здорово ошибался насчет влечения, которое Конрад к нему якобы не испытывает – похоже, сэр Веллер попросту поставил на теме личных отношений крест, даже более внушительный, чем в случае с самим Юури; что его дурацкий план все же сработал, хотя раньше, чем предполагалось, и совсем не так, как должен был сработать, ведь мао не ввел в него некую немаловажную константу…
А еще Юури подумал: более романтичных признаний он не слышал ни в одной истории о любви.
Может, потому, что это была его собственная история.

***

– Ты где шлялся всю ночь? – поинтересовался Вольфрам.
– А… а? – Юури попытался принять невинный вид.
– У тебя на шее засосы, – непримиримо сообщил Вольфрам, – а рубашка на пару размеров больше, чем надо. И на ней написано «Веллер».
– Что? Где? – вздрогнул Юури, принявшись немедля обозревать рубашку. Вроде никаких надписей там еще недавно не наблюдалось. Иначе он ни за что не надел бы по ошибке рубашку Конрада.
– Значит, ты и правда, – Вольфрам угрожающе свел брови, – и правда изменник!
И только тут Юури понял, что в своем гениальном плане не учел одну маленькую деталь.

@темы: слэш, фанфики, NC-17

---

Четыре драббла.

[Laora]

Название: Прикосновения
Автор: Laora
Бета: Диана*
Размер: драббл, 598 слов
Персонажи/Пейринги: Юури/Сарареги, Вольфрам
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: мне ничего не принадлежит

Дружба с королем Сарареги всегда была для Юури делом, непосредственно его касающимся. Или это сам Сарареги был касающимся, Юури так и не понял. В любом случае, молодой король Малого Шимарона не упускал случая дотронуться до Юури, а тот, не избалованный такими вот дружескими прикосновениями, был не сказать чтобы против. Тем более что Сарареги никогда не пытался придушить его от полноты чувств, как Гюнтер, ограничиваясь мимолетными и достаточно приятными объятиями. Ну и, конечно, Сара не хватал Юури за уши или щеки, пытаясь оторвать первые и растянуть вторые – как достаточно часто поступал Вольфрам. Другие прикосновения со стороны Вольфрама выглядели и вовсе пугающе. Создавалось впечатление, что Вольфрам сам их боится и идет на сближение, наступая себе на горло. Юури не мог вспомнить, чтобы Вольфрам взял его за руку без последующей попытки эту самую руку оторвать.
У Сарареги же все получалось просто и естественно. Он легко впускал других в свое личное пространство, нимало не смущаясь по данному поводу, не становясь слишком навязчивым. Когда Сарареги касался его, Юури чувствовал себя польщенным. Когда он сам касался Сарареги, тот охотно принимал его инициативу.
С тем же Вольфрамом было иначе. Стоило по-дружески обнять его, как он густо краснел, начинал путаться в словах и вел себя как последний идиот. Впрочем, Вольфрам часто себя так вел – Юури уже привык и не удивлялся. Друзей нужно принимать такими, какие они есть.
Общаясь с Вольфрамом, Юури натыкался на одно недоразумение за другим – будто пытался покорить гору, а точнее, слишком чутко спящий вулкан, который еще непонятно зачем и нужен.
Сарареги покорять не требовалось. Наоборот, он первым распахивал объятия навстречу, всегда поддерживал Юури, очень искренне улыбался – сам первым шел на контакт. С ним было легко и приятно… и опасно, будто влип незаметно в засасывающее болото.
Искренность Сарареги всегда была подшита обманом. Юури подозревал, что его друг сам путает эти понятия, не чувствуя, когда говорит откровенно, а когда льстит, стремясь очаровать собеседника. Сарареги был гораздо искушеннее в интригах, чем прямолинейный Юури, но при этом, казалось, больше других нуждался в сочувствии. Юури мог это сочувствие Сарареги предоставить – поэтому и был его другом. Потому и верил в него.
Юури не заметил, когда прикосновения Сарареги перешли определенную черту. Что там – он даже не сразу понял. Все было так просто и естественно: ни намека на душный стыд или вспыхнувшее разом смущение. Не любовь с первого взгляда, которую так часто поминают всуе, не занявшийся внезапно пожар обоюдного чувства, который невозможно потушить. Отношения Юури и Сарареги напоминали медленное сближение двух далеких огней, которые, если уж сблизились – не разойдутся и не сгорят дотла, оставив после себя только пепел.
Так это видел Юури.
Что представлял себе Сарареги и представлял ли он хоть что-нибудь, Юури не знал. Просто однажды – они тогда играли в прятки Шин-О и вместе скрывались от невезучего Вольфрама, – рука Сарареги непринужденно накрыла руку Юури. Глядя в глаза своего друга, король Малого Шимарона улыбнулся, а потом подался вперед – так, что их лица разделял какой-то сантиметр.
Юури не подумал, что это странно. Промелькнула единственная мысль – он очень красивый, Сарареги, хоть и парень.
Юури не знал, он тогда поцеловал Сару или Сара – его. Поцелуй длился не больше пары секунд. Сара отстранился первым. Он казался таким же растерянным, каким, наверное, выглядел сам Юури.
А потом их взгляды снова встретились, Юури почувствовал, что улыбается – так, будто у них с Сарой теперь был общий секрет, – и увидел зеркальное отражение собственной улыбки на лице напротив.
Юури не перестал улыбаться, даже когда их с Сарой нашел негодующий Вольфрам. Юури, кажется, впервые понял смысл выражения «не чуять под собой ног». Он не задумывался над причиной собственного волнения – просто взял Сарареги за руку и увел, не обращая внимания на негодующие крики.
В последующие дни Юури узнал много нового о прикосновениях.

Название: Мать
Автор: Laora
Бета: Диана*
Размер: драббл, 193 слова
Персонажи: Конрад, Шерри
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: мне ничего не принадлежит

Она более хрупкая, чем кажется.
Шальная, неукротимая, очаровательная – все покорены, а кто не покорен, тот вынужден молчать. С ней же не поспорить, когда она в настроении. Слышится заливистый смех, вьются светлые локоны, шало блестят большие зеленые глаза, шепчут нечто сокровенное пухлые алые губы – в такую женщину невозможно не влюбиться.
Говорят, что хорошая королева – скромная королева, но это не про нее сказано. Ее скромность погружает в отчаяние и облачает в траурный цвет, так отличающийся от обычных праздничных нарядов.
«Мудрость правителя» – не про нее сказано. У нее мудрость другая, истинно женская, более глубокая. Не так важно, как ты живешь, важно, что живешь.
Пусть ее упрекают в глупости, поверхностности, недалекости, непостоянстве, Конрат Веллер знает, что его мать мудрее многих.
Не по своей воле мао, не по своей воле предательница – пусть. Она не идеальна, она допустила множество ошибок – но, если бы не одна из этих ошибок, он никогда не появился бы на свет.
Она выращивает цветы, как сыновей, и дает им узнаваемые имена.
Она идет дальше. В вечном поиске, в призрачной гармонии; она живет так, как может, и делает все, что может.
Пока она не остановится, он будет защищать ее. Всегда.
Ведь она более хрупкая, чем кажется…

Название: Старшая
Автор: Laora
Бета: Диана*
Размер: драббл, 194 слова
Персонажи: Аниссина, Джулия
Категория: джен
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Дисклеймер: мне ничего не принадлежит

Джулия всегда умеет ободрить.
Джулия – единственная, от кого Аниссина стремится услышать заверения: все в порядке, очередное изобретение не так уж плохо, и то, что от него, Шин-О весть какого по счету, ни малейшей практической пользы – не беда, а Гвендаль сбегает просто потому, что не понимает своего счастья.
Джулия говорит, будто новая сказка Аниссины замечательна. Ей даже не нужно читать, чтобы сказать наверняка; и, что самое удивительное, Аниссина верит.
В моменты, когда бешеная энергия, которой одарила Аниссину матушка-природа, иссякает, только слова Джулии могут вернуть непробиваемый оптимизм и веру в свою правоту.
Джулия говорит не так-то много. Аниссина всегда оттарабанивает в разы больше слов, но странным образом она знает: это именно разговор, не монолог.
Джулия умеет слушать.
Джулия улыбается так, будто ей открыты все тайны Вселенной, нечто, Аниссине недоступное – хоть весь мир вверх дном переверни.
Несмотря на то, что мало кто может сравниться с Аниссиной по силе мареку, и даже самые отважные не решаются спорить с ней, рядом с Джулией она всегда чувствует себя младшей сестрой. Если не дочерью.
Поцелуй в лоб, которым Джулия всякий раз одаривает ее, предварительно выслушав об очередных изобретениях, тоже почти материнский.
Аниссина сама не знает, почему тогда она всякий раз краснеет.

Название: Синие цветы
Автор: Laora
Бета: Диана*
Размер: драббл, 462 слова
Персонажи: Юури
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Дисклеймер: мне ничего не принадлежит

В твоих руках – синие цветы.
Алый цвет королевской мантии, черный – школьной формы; несочетаемое вроде бы сочетание, и в то же время – лучшее из возможных: красное на черном.
Никогда не оглядываясь, ты улыбаешься, а за твоим левым плечом стоит Смерть.
Ты знаешь о ее присутствии. Ты не страшишься ее, напротив, принимаешь как доброго друга.
Ты никогда не задумывался о том, почему так. Умей ты взглянуть на себя со стороны, наверное, удивился бы. Бороться для защиты тех, кого любишь, – ты никогда не считал себя склонным к смирению.
Правда в том, что, не всегда смиряясь, ты принимаешь. Преследования и голод, засуха и массовые убийства, Последний Суд – ты принимаешь. Множество тех, к чьим страданиям ты до сих пор не стал равнодушным; даже если ты не можешь ничего сделать, ты, во всяком случае, не закрываешь глаза.
В твоих руках – синие цветы.
Иногда, потерявшись среди чужих страданий, ты уже не знаешь, где правда и что ценно по-настоящему. Твои взгляды на жизнь изменяются из раза в раз; столько точек зрения, отличных от твоей, в них можно заблудиться, и зачем вообще нужен – ты? Этот мир существовал тысячи лет до тебя и будет существовать столько же после.
Но ты – ты представляешь ценность. Ты невероятно ценен сам по себе, только потому, что существуешь. Не нужно заслуживать любовь – она дана тебе с рождения. Просто не мешай себе принять ее. Теперь ты можешь решать за себя.
Это все кажется смехотворным – то, как другие мучаются сами и мучают окружающих в попытке доказать, что они лучше, что они сильнее, что могут выжить сами, что ни в ком не нуждаются, а на деле единственное, чего хотят – это любви, любви, любви. Какой угодно – грязной, мучительной, рвущей вены, только чтобы она была, эта любовь.
Они замучены настолько, что уже не верят, будто она может быть светлой.
И это кажется смехотворным – до тех пор, пока у тебя самого все хорошо. Ты понимаешь их, как только самому становится плохо, как только начинаешь хотеть любви, так же, как они, потеряв нерушимую опору под ногами.
Те, у кого всегда есть опора под ногами, страшны. О, они страшны, как ангелы; они идут по миру, чистые и светлые, даже не замечая тех, кто корчится в тени.
Ты – страшен.
Те, у кого все хорошо, похожи на бездушных кукол. Поэтому любое их расстройство, достаточно сильное, чтобы выбить из колеи – благо прежде всего для них самих.
Доказательство того, что они еще живы.
Боль показывает, что ты жив. Не стоит бояться боли, но и стремиться к ней смысла нет; ты принимаешь ее как часть жизни, как часть себя, и, чувствуя чужую руку на своем левом плече, понимаешь непреложную истину: однажды ты умрешь.
Ибо никто не вечен.
А до тех пор – все проходит, пройдет и это; ты принимаешь все, что дает тебе жизнь, с благодарностью, ты прощаешь всех, кто причинил тебе боль, и прощаешь себя.
В твоих руках – синие цветы.

@темы: слэш, фанфики, джен, PG, G, PG-13

---

[Viorteya-tor]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Viorteya-tor]

Автор: Таэлле
Персонажи: Вольфрам
Дисклеймер: все не мое



Разумеется, Вольфрам совершенно не ревновал Юури к Конраду. Большую глупость сложно было придумать.
Конрад - это, ну, Конрад. Со всеми детскими воспоминаниями, шепотом старших, со смутно вспоминаемыми его приездами и отъездами. Конрад - фигура за плечом у Юури. Партнер Юури в этой его дурацкой игре для слабаков. Телохранитель.
И Конрад сказал Юури, когда тот уходил, что всегда защитит его. А Вольфрам мог только смаргивать с глаз слезы, и чувствовать себя беспомощным слабаком.

"Ты ведь понимаешь, что кроме тебя некому", - говорил брат очень серьезно. Ну, Гвендаль, в смысле, говорил. А Гюнтер фон Крайст улыбался мягко и неумолимо и говорил, что очень удачно все вышло с этой пощечиной.
И разумеется, Вольфрам фон Бильфельд не мог не исполнить свой долг. Как всегда поступали фон Бильфельды. Именно свой, не подсказанный, не навязанный, что бы ни говорил по этому поводу дядюшка Бертран. Потому что Юури на самом деле был славный парень. И хороший Мао. Лучше мамы. Хотя об этом Вольфрам не собирался говорить ни маме (которая наверняка и так знала), ни Юури (который еще расслабился бы, пожалуй. А нечего).
"Конрад не сможет быть с ним везде", - говорил Гвендаль и смотрел в окно, а Гюнтер рассказывал - нет, показывал - как несложно будет восторгаться, как лучше ревновать, как именно преследовать. Конрад молчал. Мама сочувственно и ободряюще улыбалась за обедом. Конрад, слава Истинному, не улыбался.
Вольфрам ощущал себя идиотом. Потом он смотрел на брата - на Конрада - на братьев, смотрел на Гюнтера, бурно всплескивающего руками, и на его спокойные глаза, и запоминал это ощущение. Привыкал. Вроде маски для разведчика, пожалуй. Он никогда не собирался быть разведчиком, мечтая о том, как поведет свой отряд в бой, но боя не было. Был мао, и было дело: защищать его. Даже от него самого.
Мама, кажется, была довольна. Впрочем, мама вообще гораздо чаще была довольна с тех пор, как отреклась от трона. Иногда, опаздывая к обеду, Вольфрам смотрел на компанию за столом, на то, как Конрад улыбается маме, и как именно не улыбается Гвендаль, и позволял себе подумать о том, что мама еще и этому всему радуется.
А потом он ловил внимательный взгляд Гюнтера и требовал от Юури отчета, куда это он, подлый изменник, убегал перед обедом (никто так и не собрался составить полной и окончательной карты проходов в замке и замковом саду). А вечером плюхался в постель рядом с Юури и засыпал, стараясь вдолбить в голову ощущение присутствия Юури рядом, помня, что в случае чего не успеет даже Конрад. Только он. Нужно быть наготове. Все время наготове…
А Конрад играл с Юури в бейсбол и разговаривал о его родном мире. Вольфрам не ревновал. Ни капли. Он, если честно, просто Конраду завидовал иногда.
У Конрада все выходило так просто, незамысловато даже... Тут Вольфрам обычно сбивался с хода своих мыслей, прекрасно осознавая, что глупость получается - глупость, которую разве что в детстве можно было себе позволить, когда он дулся на Конрада, уезжавшего с отцом. Ничего у Конрада не было просто. Но выглядело же, выглядело просто и естественно! Юури не напрягался, когда Конрад к нему подходил. Конрада Юури искал сам, пусть даже для этой их дурацкой игры из чужого мира. Конрад с ним дружил.
"Расторгнет он помолвку, вот увидите", бормотал Вольфрам иногда, глядя вслед сбегающему от него Мао.
"Он - не расторгнет", - ответил ему как-то раз Гюнтер, и Вольфраму почудилось в голосе канцлера сочувствие. "Побоится тебя обидеть".
И правда - не расторгнет, понимал Вольфрам без лишних повторений. Вот эта вот странная смесь чуткого внимания к окружающим и потрясающей беззаботности - ладно бы неумение владеть мечом, но не понимать до сих пор, насколько его охраняют! Нарочно не придумаешь, казалось Вольфраму иногда. Если б Юури опознавал в своих телохранителях - телохранителей, вряд ли ему удавалось бы от них иногда ускользать просто так. Ради мелочи, поговорить с ребенком на улице, попробовать свежих фруктов у рыночного торговца.
И вряд ли он подпускал бы их так близко. По крайней мере - Вольфрама. Насчет Конрада Вольфрам иногда сомневался.

… Конрад не менялся даже сейчас, даже без Юури. Он появлялся за обедом все с той же спокойной улыбкой — надо же, как они привыкли при Юури обедать все вместе, рассаживаться одинаково, и когда через три дня кто-то отодвинул пустой стул Юури, Вольфрам придвинул его обратно, - ходил по замку все так же деловито; а по вечерам не выходил с бейсбольной битой во двор. Биту он только протирал, каждый вечер в оружейной – Вольфрам специально ходил проверять.
Вольфрам часто смотрел на то, как Конрад с Юури разговаривают, пока он сам с привычно-ревнивым угрожающим видом оглядывает окрестности в поисках посторонних. Он отмечал, как Конрад смотрит на Юури. Гадал, как сейчас смотрит на Конрада он сам. Еще пять лет назад он бы не подумал, что ему придется столько смотреть на Конрада. Еще два года назад он старался на Конрада вообще не смотреть. А Юури улыбался: и Конраду, и ему — когда не сбегал от него.
Если бы, скажем, Юури родился в их семье, думал он. Мама и так считает его своим... Нет, не получалось. Наследовать титул Мао - это Совет Десяти сойдет с ума, и дядюшка первый, но и вообще... Конрад не был Юури братом, не в их семье, слишком легко они разговаривали, слишком улыбались. Так, кажется, даже он сам Гвендалю не улыбался. Не в последние лет... он не помнил, сколько.
Или если бы, скажем, на Землю вместо Конрада отправился он сам. В тот, первый раз: ходить по их суматошным городам, играть в их игры, оставить меч, не садиться на лошадь... Он не поехал бы, признался себе Вольфрам, и слегка улыбнулся. Даже если б предложили. Даже если б он знал, чем это все закончится... наверное.
Гюнтер и Гвендаль были правы, он это понимал. С пощечиной и правда вышло очень удобно, и безопасность Мао и правда важнее всего, просто.… Иногда он ловил себя на том, что устраивает Юури скандалы машинально, не задумываясь — и гадал, что будет дальше. И пользовался государственными совещаниями или бейсбольными тренировками, чтобы сбегать из дворца и гонять коня по проселочным дорогам.
Из него был паршивый разведчик. Он ненавидел ждать, и строить планы, и жалел иногда, что брат и Гюнтер фон Крайст внезапно доверили ему такое важное дело. Или не очень важное: был же еще Конрад.


«Ты скучаешь?» - хотелось ему спросить у Конрада сейчас. «Тебе не хватает его рядом? Ты знаешь, как теперь быть?». Но он не мог: он давно разучился разговаривать с Конрадом, если только мир не рушился и не требовалось творить чудеса (обычно связанные с очередным приключением Юури). Он просто смотрел на то, как Конрад обходит посты, и думал о том, что Конрад был в бою.
А Вольфрам только ждал боя. Играл. Учился. Готовился. Мечтал, да, мечтал о том моменте, когда не остается недосказанностей, не нужно вопросов, а есть только ты (твой меч. Твоя мадзюцу. Твой отряд) и твой противник, и единственный значимый выбор — кто победит, ты или он.
Юури или те, кто угрожал ему. Ведь к этому сводилась его помолвка, его работа… его дружба. Его дело. Пока Юури не ушел в последний раз.

А потом пришло письмо от дядюшки. С вопросом, когда все-таки свадьба. Да еще и от Юури, как назло, целый день было никак не отойти.
Ну да, свадьба. В замке эту тему чаще всего благополучно обходили — мама иногда романтично вздыхала, да сам Вольфрам настойчиво напоминал блудному жениху «вот когда мы поженимся»… Что именно он говорил Юури, Вольфрам сам давно слушать перестал. И перестал — не хотел — думать о том, что если помолвку не расторгнуть, она должна закончиться свадьбой.
Потому что при попытке представить, как они с Юури поженятся.… Да ничего такого не происходило при этой самой попытке. То, что Вольфрам был в состоянии себе представить, ни капли не отличалось от того, как они жили сейчас.
И вот от этого-то Вольфраму и становилось паршивее всего.
Может, стоило бы поблагодарить дядюшку Бертрана за его талант задавать неудобные вопросы… Но толку-то? Ответов он подсказать не мог. И ему была выгодна эта свадьба, как дядюшка ни сомневался в Юури – всем она была выгодна, даже Юури. Хоть сам Юури этого и не осознавал.
Вольфрам стоял на опустевшей галерее вечернего замка и смотрел вниз, во двор, зная, что пора бы идти спать. Что скоро его кто-нибудь придет искать. Что Грета может решить, что без него спать не ляжет… Впрочем, с этим пусть Юури разбирается, подумал он. Если уж Юури ее отец...
По двору прошел Конрад, не поднимая головы, и Вольфрам проводил его взглядом.
Ему почти захотелось научиться играть в бейсбол. Хотя бы ради удовольствия увидеть, как ошарашен будет Юури.
Вольфрам знал, что ничего подобного он не сделает, конечно: это Юури мог себе позволить – должен был себе позволять игры и прочую бессмысленную чепуху. Иначе Юури не был бы Юури. А Вольфраму хватит меча и магии, и коней, и своего отряда. Как будто ему нечем заняться. В бейсбол пусть играет Конрад, у него работа такая.
А у Вольфрама работа – быть женихом. То есть ерунда, конечно, не так это называется – но получается именно так. Хотя бы это он сделать может. Должен.
- Вольфрааам! – позвала Грета совсем рядом. Вот и кто ее, спрашивается, выпустил в галерею поздно вечером в ночной рубашке?
Конрад, почти дошедший до ворот, обернулся и посмотрел в их сторону. Вольфраму показалось, что он улыбнулся, но с Конрадом никогда не поймешь… И потом, его отвлекла Грета – на Юури, слабака, даже в присмотре за ребенком положиться нельзя.

Он почти привык, подумал Вольфрам. Почти привык ко всей этой жизни, к этой помолвке, к этим вечным вопросам, к этому ребенку, к этому ожиданию... к Юури. Так может продолжаться вечно. Он даже не будет против, если так будет продолжаться вечно.
Только вот на вечность, осознал он с непривычной четкой окончательностью, его все-таки не хватит.
- Быстро в кровать, Грета! - крикнул Вольфрам, вдохнул вечерний воздух и пошел обратно.

@темы: фанфики, аниме, джен, G

---

[consigliori]

Название: Кубик Рубика
Автор: consigliori
Бета: word-sama
Фандом: Kyou Kara Maou
Рейтинг: PG
Пэйринг: Дайкенджи/Шин-О
Примечание: Дайкенджи размышляет о том, что заставило его присоединиться к Шин-О

Великий Мудрец, как обычно это бывает, уединился в часы обеда в своем кабинете. Дайкенджи сидел за столом и вертел в руках кубик Рубика. Что-то он ему напоминал. Или же кого-то? Сококу вспоминал…

Для деятельного и пытливого ума Дайкенджи не существовало много загадок. Он понимал и знал многое. Как и то, что бесполезно противостоять Властелину. Каждый раз, располагаясь под могучим старым дубом, он обозревал панораму учиненных злодеяний Властелина с легким чувством превосходства. Ведь приход Властелина – итог деятельности людей. Зависть, злоба, ненависть, меланхолия…Сражаться с бесформенным, вдобавок с тем, что находится очень глубоко, бесполезно.
Дайкенджи с отстраненным любопытством наблюдал крушение мира. До тех пор как не встретил его…

Что же заставило умудренного жизнью сококу присоединиться к этому самоуверенному выскочке Шин-О? Cие тайна есть великая.
Дайкенджи до сих пор не может разобраться, почему он присоединился к Шин-О. Ведь он ни разу не верил словам своего сюзерена, всегда бывшего для него чересчур идеалистичными. … Дайкенджи лишь делал все, что мог и считал нужным. Координировал действия своего короля, разрабатывал стратегию, в общем, делал все, что было в его силах. И вот…неожиданно для самих себя они победили Властелина.

Забавно, но когда Дайкенджи осознал, что привязался к Шин-О, это не подействовало ему на нервы. Зависеть от другого человека…Он не против, если этим человеком будет Шин-О. Да, человек, которого он не смог разгадать…Кубик Рубика…Шин-О. Он его уже любил, но так и не понял. В этом было глубокое противоречие, вызов для острого ума Дайкенджи, того которого прозвали Великим Мудрецом.

- Как всегда уединился тут ото всех? – Король появился внезапно, впрочем, ничуть не удивив Дайкенджи.
- Как всегда пренебрег пожеланиями другого? – Сококу, прищурившись, посмотрел в упор на своего короля. В синих как море глазах лучилась дерзкая усмешка.
- Я не пренебрегаю желаниями других людей, ты же знаешь. Только моего Великого Мудреца.
Король ступал по-кошачьи мягко и грациозно. Дайкенджи всегда восхищался этим в Шин-О. Сококу мысленно сравнивал короля с благородным представителем семейства кошачьих. Он вводит вас в заблуждение своей хрупкостью, очаровывает хищной грацией, манит загадочным блеском в глазах…Всаживая когти в самое сердце.
Шин-О по-хозяйски присел на стол Великого Мудреца, прихватив кубик Рубика.
Его лицо приобрело умильно сосредоточенное выражение, как это бывало, когда он брался за какую-нибудь сложную задачку. Это лицо…
- Дайкенджи, я хочу его собрать! – Синие глаза смотрят на тебя в упор. Они не приемлют отказа. Да и как можно…когда на тебя так смотрят. Этот взгляд…

Дайкенджи вспомнил. Он согласился помочь Шин-О, увидев решительное выражение на его лице. Прочитав в его глазах огромное желание спасти страну от Властелина, желание победить во чтобы то ни стало. Фактически сококу почувствовал победу уже тогда, воплощенную в стоящем перед ним конкретном человеке. Да, все решилось именно тогда…
Великий Мудрец усмехается про себя. Кажется, он собрал свой кубик Рубика.

- Я обязательно соберу его для тебя, Шин-О.
“Я сделаю для тебя все и даже больше. Только пожелай”.

@темы: фанфики, PG

---

Организационно-фикатонное

[Айрелери]

В связи с тем, что многие участники запаздывают с выкладкой, мы продлеваем сроки публикации работ на неделю, до 24 октября.

Пожалуйста, не задерживайтесь!

АПД: Дорогие должники, а расскажите, пожалуйста, в каком состоянии находятся ваши работы?

запись создана: 18.10.2010 в 13:44

@темы: фикатон

---

Фикатонное

[Айа]

Название: Этот новый мир
Автор:  Айа
Экспресс-редактирование:  Сакура-химэ
Персонажи: Саралеги
Таймлайн: примерно через год после третьего сезона
Рейтинг: G
Написано по заявке  Sha: Саюри, постканон, низкий рейтинг, растерянный Сара.
Предупреждения: формально пункты заявки в фике есть, но очень криво есть. Прошу прощения у заказчика((

Там, где мы, - мао с нами.

«Дорогой Юури!
Ты и твои близкие продолжают удивлять меня даже сейчас. Например, твоя дочь...»
Сара отложил лист, а потом и вовсе бросил его в мусорную корзину. Почувствовал на себе внимательный взгляд Бериаса. «Да, это уже не первое письмо, которое я не дописываю, - подумал Сара, - но, на самом деле, эти письма — глупая затея».
- Знаешь, Бериас... Эта девочка, Грета, дочь Юури, — она сказала кое-что забавное.
- Что же она сказала? - негромко спросил Бериас.
- Она спросила, верю ли я в Юури, - усмехнулся Сара.
- И что вы ответили?

- В такой ситуации, как нынешняя, ваши действия, король Саралеги, просто смехотворны. Оставьте в покое Дай Симарон — нет причин для конфликта с ним.
- Простите, но нынешняя ситуация продолжается уже год. Все страны союза в напряжении — им достаточно легкого толчка, чтобы сорваться. Вы уверены, что сможете удержать их без мао?
- Его величество не хотел бы войны. - Это вступил лорд фон Крайст. Сара на секунду прикрыл глаза: как он и ожидал, приманку заглотили.
- Если все узнают, что Дай Симарон виновен в исчезновении мао, этот довод не подействует. Вы так не думаете?
О, они думали именно так. Более того, Сара был уверен, что найдись доказательства, эти сдержанные советники... бывшие советники первыми отправятся на войну.
- Это невозможно доказать.
- Конечно, - кивнул Сара. - Ведь только мадзоку знают, насколько же на самом деле силен мао. А остальным не понять, кто мог быть для него опасен, а кто нет.
- Неужели вы считаете, что мы сами не проверили все возможные варианты?
- Нет, что вы, - покорно согласился Сара.
- Юури мог исчезнуть и совершенно по совершенно другим причинам. - Это заговорил Великий Мудрец. Момент, которого Сара опасался: он не знал, чего ждать от этого мадзоку. Но вера в Юури делала всех такими похожими, правда? - Когда он снова отправился... попутешествовать, его сила по-прежнему была нестабильна. А в землях людей очень многое могло на него повлиять — любая сильная ходзюцу, например. И он мог нечаянно переместиться... куда-нибудь не туда.
«Вы-то сами верите в это?» - хотелось спросить Саре, но было не время. Пусть Великий Мудрец договорит. Если нужно, Сара убедит во всем и его.
- От такого слабака ничего другого и не ждешь, - проворчал Вольфрам. Но он не преграда и даже не помеха. Сара снова промолчал.
- Да уж, Юури мог сотворить и не такое, - с какой-то ностальгией сказал Великий Мудрец. Как удобно, что все эти сдержанные советники скучали по мао. Сара... Сара тоже скучал. - И пусть целый год от него никаких вестей, это не значит, что через пару дней он не свалится нам как снег на голову.
Но Сара, в отличие от них, не мог позволить себе жить этой верой.
- Что ж... - он сделал вид, что задумался. - Раз Юури не хотел бы войны, то войны быть не должно.
Он широко улыбнулся.
- Надеюсь, такие намерения вы поддержите?
- Что вы задумали? - нахмурился лорд фон Вальде.
Да, только Юури улыбался в ответ на улыбку.
- Вы убедили меня — я тоже против войны с Дай Симароном. Я постараюсь ее не допустить.
Сара выходил из зала довольный; они в недоумении — но миролюбивые намерения не смогут не поддержать. Почти у самой двери он нечаянно встретился взглядом с лордом Веллером и быстро отвел глаза. Это знакомое «Я не сумел защитить своего короля» он больше не хотел видеть. Достаточно. Видел когда-то, у Бериаса.
Как известно, это лорд Веллер больше всех винил себя в том, что не успел вовремя догнать мао, уехавшего — как всегда, без предупреждения — куда-то в Дай Симарон.

- Вы рисковали, - хмуро заметил Бериас. - Этих мадзоку не так-то просто сбить с толку.
- Но и не слишком сложно, - отмахнулся Сара. - Я запутал их на время. Потом, через пару дней, я напомню, как они не хотели войны — а отказываться от своих слов им невыгодно. Ведь они — верные последователи мао. За ним вообще было очень легко стремиться — всем сердцем. Правда?
Бериас кивнул все так же хмуро.
- Но вы делаете совсем не то, что стал бы делать его величество мао.
- Почему же? - деланно удивился Сара. Споры с Бериасом помогали ему просчитать, что говорить остальным. Бериас понимал это, но на сей раз не поддержал игру:
- Вам хватит двух дней?
Сара кивнул.
- И поверь, я справлюсь без твоей поддержки. А ты отправишься в Сейсакоку, как мы и договаривались.
Бериас так сильно хотел поехать и так сильно хотел остаться, что Саре на мгновение стало больно. Но ничего не поделаешь: не все желания могут исполниться.

- Принцесса Грета? - удивился Сара. Грета прижала палец к губам — тсс — и пробралась обратно в заросли кустов. Сара, недоумевая, зачем она окликнула его, протиснулся за ней.
- Я хотела бы с вами поговорить, - серьезно сказала Грета, когда вывела его на небольшую полянку в заросшей части сада. Сара серьезно кивнул: он знал, что дети обижаются, если их не воспринимают всерьез. Дочь Юури он совсем не хотел обижать.
- Я слышала, вы делаете то, что не одобрил бы папа. Это правда?
«Это правда? - спросил сам себя Сара. - Юури, ты бы понял, что я делаю все во благо?» Но Юури уже не мог ему ответить, а его дочери Сара не хотел врать.
- Я не знаю, что сказал бы Юури, - он наклонился, чтобы смотреть ей в глаза — конечно, через очки. - Но раз он сейчас не может, как раньше, сделать все, чтобы принести мир, - это должен сделать кто-то другой.
- Юури сказал бы так же, - кивнула Грета. - Знаете... перед своим отъездом он говорил — он только мне это доверил! - что добьется мира с Дай Симароном и что сейчас самое время действовать. Но он думал, что его не поймут, не отпустят... вот и поехал один.
Грета замолчала. Сара понимал, что она вспомнила Юури, что ей хочется плакать, но ему было пора уезжать — да он и не знал, как развеселить загрустившего ребенка. «Но его затея не удалась» казалось плохим ответом.
- Вот видишь, я делаю то, чего хотел Юури, - только и смог придумать он.
Грета задумалась.
- Но ведь он может быть где угодно — и все равно вернется, если будет плохо, и всем поможет. Вы только подождите.
Сара только улыбнулся. Грета продолжила:
- Я верю, Юури вернется и сделает все, что хотел. А вы верите в Юури?

- Я не знаю, что бы ответил ей, - признался Сара. - К счастью, она о чем-то вспомнила, убежала, и отвечать не пришлось.
Пусть это не тот разговор, который хотелось бы вести Бериасу, - говорить о Сейсакоку Сара тоже не хотел. Отвлечь другими проблемами и делами — вот лучший способ заставить кого-то понять, что времени на свои решения не осталось и придется подчиняться чужим.
- Бериас, - Сара встал со стула и уверенно направился к двери, - я хочу съездить к Озеру мао. Ты проводишь меня?
Бериас ни за что бы не отказался. «Я бы доверил вашу защиту только его величеству мао - и себе», - сказал он недавно.
«Мне правда жаль, что порой ты не можешь меня защищать», - подумал Сара.

Сара всегда мечтал, чтобы эти спорные территории между Сё Симароном и Дай Симароном подольше оставались спорными — до тех пор, пока он не соберет достаточно сил, чтобы забрать их себе. Как печально, что это его желание до сих пор исполнялось. Находись Озеро мао на земле Дай Симарона, все оказалось бы намного легче.
- Вы верите, что его величество мао действительно пропал здесь? - внезапно спросил Бериас, задумчиво смотря на озерную рябь.
Сара пожал плечами. Спросил бы он еще, верит ли Сара в то, что письма, опущенные в озеро, каким-то образом попадают к Юури. А ведь все вокруг верили. Как легко это место превратилось в алтарь веры в мао. Как легко его превратили в алтарь бывшие советники, стремящиеся сохранить идеалы Юури. Сколько здесь бывало людей... Сара тоже смотрел на воду и думал, что где-то в глубинах озера покоятся груды писем: «Вернись к нам, Юури», «Ваше величество, мы верим и ждем», «Ваше величество, если я расскажу вам о своем горе, вы поможете?»...
- Знаешь, здешние жители верят, что если случится беда — подойди к воде, и дух мао защитит тебя. Ты веришь в это?
- Я бы не полагался на духов.
- Я тоже, - кивнул Сара. Потом помолчал, решился и попросил: - Бериас, ты не мог бы оставить меня здесь одного, ненадолго?
Когда Бериас отошел, Сара, стараясь не думать, что за ним все равно наблюдают издали, достал конверт, бросил его в озеро и долго смотрел, как бумага набухает, темнеет и лишь потом медленно погружается в глубину.

«Дорогой Юури!
В этом мире-без-тебя все не так, как бы тебе хотелось. Я заново удивился, узнав, насколько все вокруг любят тебя. Они не простят Дай Симарон за твое исчезновение — а кого винить, кроме Дай Симарона?
Юури. Мы обещали, что вместе построим новый мир, но, похоже, мне придется строить его одному. Не волнуйся. Я знаю, что делать.
В Дай Симароне есть давняя традиция, жестокая, как и любая традиция этой страны. Тот, кто угрожает Дай Симарону, должен быть уничтожен. Даже если это король. Если король творит что-то во вред стране, если это может привести к гибели государства — король недостоин трона. Если найдется достойный и храбрый, кто не побоится объявить - «этот король опасен» - если ему поверят, то трон и жизнь недостойного короля перейдут в его руки. Если ему не поверят — то его жизнь и трон останутся в руках прежнего короля. Это опасно — я знаю, Юури, ты бы меня отговаривал. Нет, ты скорее бы попытался помочь.
Но теперь это невозможно.
Дорогой Юури, не думаю, что ты прочитаешь мое письмо, но ведь ты бы хотел это знать? Правда, расстроился бы. Прости. Могу лишь обещать, что я добьюсь успеха.
В этом мире-без-тебя так пусто.

Всем сердцем твой,
Сара»

- Я хотел бы отложить поездку в Сейсакоку, - казал Бериас на следующее утро. Сара не ожидал ничего другого, но все равно почувствовал досаду. «Никто не сможет защищать другого вечно. Даже ты, даже меня».
- Не стоит, - непреклонно ответил Сара. - Годовщина возвращения Священного меча — важный праздник для Сейсакоку. Сё Симарон не может на него не приехать.
- Боюсь, вы не вполне понимаете, - возразил Бериас. - Этот праздник проводится по древним традициям. По традициям не требуется присутствие послов, это внутренние дела государства...
- Неважно. Лишь благодаря мне меч вернулся — я не хочу, чтобы в Сейсакоку забыли об этом. Но доверить такой визит могу только тебе.
Сара помолчал. Бериас тоже молчал. Эти доводы не имели для него значения.
- Недавно в Сейсакоку приезжали посланники Дай Симарона. Я не знаю, зачем. Это должен узнать ты. Ни к чему, чтобы Дай Симарон нашел там поддержку.
Он подошел ближе к Бериасу. Поднял голову. Встретился с ним взглядом.
- Поэтому и я не могу отложить свою поездку в Дай Симарон — нельзя терять время. Проблемы решатся в ближайшие дни. Когда ты вернешься, все уже закончится.
Бериас почти вздрогнул, и Сара со вздохом подумал, что стоило подобрать другие слова. Но теперь — уже год как — он мог говорить искренне только с Бериасом и не хотел от этого отступаться.
- Прошу тебя.
«Ведь я могу тебе и приказать».
Бериас согласился. Он не мог иначе.

- Король Сё Симарона Саралеги! - объявил герольд.
Сара подавил невольную дрожь и, высоко подняв голову, вошел в тронный зал Дай Симарона. Сегодня он приходил сюда не как проситель и не как вассал. И все — кроме, конечно, короля Ланжила - это понимали. «А того, что я уже победил, они не понимают», - довольно подумал Сара.
- Высокий совет Дай Симарона! - начал Сара, не приветствуя короля даже кивком. Это взбесило Ланжила — что и было нужно. Во власти эмоций он точно не найдет, что возразить.
- Я обращаюсь к вам согласно давней традиции.
Сара сделал паузу, позволяя собравшимся вспомнить, что за традицию он имел в виду. Понимание отразилось на лицах довольно быстро — даже быстрее, чем он ожидал.*кстати, а может, пояснишь, почему до них так быстро дошло?*
- Король Ланжил своими бездумными поступками навлекает опасность для Дай Симарона. То, что он виновен в исчезновении мао...
Сара не сдержал улыбку, пережидая шум, поднявшийся после этой фразы.
- ...несомненно для всех остальных стран. Король Ланжил уже заслужил... соответствующую репутацию.
Тут шума уже не было: совет думал так же, хоть никто и не решился подтвердить это вслух. Но все знали: Ланжил до сих пор на троне лишь потому, что при угрозе извне неразумно свергать короля.
- Война — лишь вопрос времени. Но сил Дай Симарона недостаточно даже для достойного сопротивления. К тому же, у вас нет достойного короля. Тот, кто подвергает опасности страну, должен оставить трон. Но...
Сара снова выдержал паузу. Недолгую — еще мгновение, и Ланжил бы приказал выставить его прочь (и, наверное, прочь в темницу). Но кто бы сейчас послушался Ланжила?
- У короля Ланжила нет родственников — ведь все они кончились год назад.
«И вряд ли вы хотите видеть на троне лорда Конрада Веллера».
- Но правящий клан Сё Симарона, как провинции Дай Симарона, имеет право на власть — раз семьи нынешних королей больше не существует. Сё Симарон же — в мире с остальными странами, и если не станет виновника исчезновения мао, вам не придется ни с кем воевать...
Сара думал, что молчание продлится дольше — всем стоило обдумать сказанное — но он даже не успел закончить фразу, как один из советников начал говорить:
- Вы правы, - кивнул он, и Сара было обрадовался. - Мы ни на миг не забывали древних традиций. Если не станет виновника, Дай Симарону ничего не угрожает.
То, что он говорит о другом, Сара понял в то же мгновение.
- Король Саралеги. Мы знаем, что на мао могла повлиять сильная ходзюцу. Наши посланники побывали в Сейсакоку и подтверждают, что от этой страны — открытой и вернувшей свою реликвию, — исходит огромная сила. Мы знаем, что это вы вернули к жизни Священный меч Сейсакоку. И, думаю, то, что именно это привело к исчезновению мао, будет для всех несомненно.
«Великий Мудрец и остальные, наверное, пришли к тем же выводам, - вдруг подумалось Саре. - Но Юури не хотел бы, чтобы его друзья сражались друг с другом. И поэтому мадзоку никому ничего не сказал».
Сара на секунду решил: хорошо, что ничего не сказали и ему, так легче. Если бы он знал... Если это правда... Это было так похоже на правду.
- И мы сами казним виновника. Ведь это нашей провинцией был Се Симарон, - вернул его в реальность голос советника. А Сара был так растерян — и до сих пор не мог придумать, что возразить. - Это убедит всех, что мы не намерены воевать. А тот, кто угрожает стране, должен быть уничтожен.

«Мне жаль, Бериас», - подумал Сара.
В тюрьме Дай Симарона когда-то сидел и Юури, вдруг вспомнилось ему. Интересно, пришел бы кто-то спасти его - как пришли к мао? Пришел бы помочь ему Юури — сейчас, когда все действительно было плохо?
«Дорогой Юури...» - подумал Сара и посмеялся над собой: — обращаться к тому, кто не сможет его услышать, глупо. На одной вере и обещаниях далеко не уйдешь — но как же так получилось, что он проиграл там, где проиграть было невозможно? А думал, что только мао удается совершать невозможное.
И творить чудеса.
«Дорогой Юури. Твоя дочь спросила — верю ли я в тебя...»

@темы: фанфики, фикатон, джен, G

---

На фикатон

[Eswet]

Автор: Eswet
Название: Ненастоящий брак
Рейтинг: G
Персонажи: Гвендаль+Гюнтер
Предупреждения: фик не то что не бечен, он лишний раз не перечитан, мне очень стыдно, но не-ког-да! А также: самоповторы, не освеженный в памяти канон, целых два ОЖП, вымыслы и домыслы, я уже говорила, что мне стыдно, да?

По заявке Тариса.



...Впервые они поссорились аккурат во время сговора. Когда Ма-о Сесилия взяла и объявила при всех, что ее старший сын заключает брачный контракт с фон Крайстом.
- Что-о-о?!! – взвыл Гвендаль, растеряв всякую вежливость. – С какой стати?! Да ни за что!
В зале прозвучало несколько сдавленных смешков.
Позже он припоминал, что и у Гюнтера глаза в этот момент тоже были куда круглее обычного. Но Гюнтер в подобных случаях отличался просто завидной выдержкой. И промолчал. А Гвендаль вот выставил себя на посмешище. И не нашел ничего лучше, чем выместить ярость на будущем супруге.
- Вы с матерью договорились у меня за спиной! – шипел он через десять минут в коридоре, вцепившись в ворот белого мундира. – Не соизволили даже предупредить! Опозорили перед двором! Я с вами больше ничего общ...
На этом месте Гюнтер почти небрежно высвободился из Гвендалевой хватки и без замаха врезал ему снизу в челюсть.
Очнувшись, принц обнаружил себя в чужих покоях, на кровати, с холодным компрессом на лице. Рядом на низком табурете сидел Гюнтер с видом обеспокоенным и виноватым.
- Приношу свои извинения, - сказал он негромко, - я совершенно утратил самоконтроль. Если хотите, фон Вальде, это вполне достаточный повод разорвать даже официальную помолвку. Ее Величество расстроится, конечно... но, быть может, это немного охладит ее решимость устраивать чужие браки без уведомления сторон.
Без уведомления сторон?..
- Хофифе скафать, - Гвендаль старался не тревожить пострадавшую челюсть, - вас она тофе не пфедупфедила?..
- Я бы так не разозлился, если бы предупредила, - Гюнтер слабо улыбнулся, а Гвендаль почувствовал себя последней скотиной. Да к тому же очень невоспитанной скотиной.
- Простите меня, - Гюнтер склонил голову, а затем поднялся. – Пойду, объясню Ее Величеству, что она ввела двор в заблуждение.
Гвендаль протянул руку и кончиками пальцев сжал Гюнтеров рукав.
- Не надо. Эфо не зафлуждение. ...Ох, ефли только фы сами не пфотиф...
Теперь он чувствовал себя еще и кретином.
Гюнтер помедлил, словно решая, освободить рукав или все-таки не стоит, затем плавно опустился обратно на табурет.
- Вы хорошо подумали, фон Вальде?
На мгновение Гвендаль напрягся. О браке он не задумывался и задумываться в ближайшие лет тридцать не намеревался, и, может быть, действительно лучше было бы повременить...
Скотина, кретин и трус вдобавок.
- Я буфу счастлиф наффать фас сфоим суфругом.
Будущий супруг опустил ресницы и окаменел лицом, но Гвендалю снизу все равно было видно, какие смешинки скачут в сиреневых глазах.
- Фто смефного?..
- О, ничего обидного, - Гюнтер понял, что уловка не удалась, и позволил себе улыбаться открыто. Он был красив и так, а улыбка делала его красоту сокрушительной, как стенобитное орудие; у Гвендаля сердце екнуло при мысли о том, что это будет – в какой-то мере – принадлежать ему. В большей степени, чем другим. – Просто я вдруг подумал, как это... романтично: подраться перед тем, как обменяться супружескими клятвами.
- Пофраться – эфо сильно фкафано, - буркнул Гвендаль. – Фолучифь фо морфе фыло фы фолее... точно.
- О... Ну, предоставляю вам возможность реванша, - Гюнтер соскользнул с табурета и встал на колени перед кроватью, так, что Гвендаль мог бы нанести действительно сильный удар.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: фон Крайст не издевается.
Гвендаль поднял руку, сжал кулак... перед самой целью (Гюнтер даже не зажмурился!) разжал пальцы, и вместо хука получился хлопок ладонью по щеке, едва ли способный сойти даже за пощечину.
- Кфиты, я фумаю.
Гюнтер перехватил его запястье, быстро коснулся губами ладони и тут же отпустил.
- Я буду рад назвать вас своим супругом... Гвендаль.
Он поменял компресс, попросил Гвендаля полежать спокойно и ушел куда-то, а Гвендаль и так не шевелился, словно его столбняк хватил.
Гюнтер фон Крайст был старше, мудрее, независимее. Он был вдовец с почти уже взрослой дочерью. Он правил своими землями, когда Гвендаль еще ходить не умел.
Шин-о ведает, зачем матери – или Штоффелю?.. – понадобился этот брак и почему Гюнтер не отверг его.
Но руку в месте поцелуя едва заметно жгло, и Гвендаль совсем не был уверен, а хочет ли он дотошно выяснять, кто какие выгоды получит в результате их союза.
По крайней мере, хочет ли он это выяснять прямо сейчас.

...Впервые Гвендаль посетил покои Гюнтера лет через пять после заключения брака.
Свадьбой это не называлось, церемонии никакой не было, супружеские клятвы произносились не до «пока смерть не разлучит нас», а до «пока стороны не сочтут нужным расторгнуть контракт». Эта форма брака не подразумевала совместного проживания или объединения имущества. Просто теперь в случае чего у Гюнтера был, кроме Гизелы, еще один наследник. А у Гвендаля – даже приоритетный наследник, поскольку детьми он не обзавелся.
Сесилия, когда он все же потребовал объяснений, ответила просто:
- Если с Гюнтером что-нибудь случится, прервется его род. Будут серьезные проблемы с его землями, их немедленно захотят разделить между соседями.
- А Гизела как же? – нахмурился Гвендаль.
- Гизела – совсем еще девочка. К тому же она Гюнтеру не родная дочь, его марёку у нее нет. Она не в силах будет отстоять наследство.
- И что, ты вот так просто решила его женить?
- Эту перспективу я с ним обсудила. Он согласился, что было бы неплохо как-нибудь подкрепить его позиции. Я решила, что брак будет наилучшим способом.
- Хорошо, но почему я?!
- А тебе разве не нравится? – ответила мать вопросом на вопрос, и Гвендаль прикусил язык.
Ему нравилось.
Нравилось, что в Совете у него был теперь неизменный союзник – авторитетный и многими любимый. Нравилось, что всегда было у кого спросить совета – Гюнтер порой казался ходячей энциклопедией. А еще было очень приятно иной раз, прогуливаясь по парку или по замковой галерее и обсуждая что-нибудь важное и насущное, нет-нет да и замечать короткие завистливые взгляды. В основном женские, но не только.
Иногда Гвендаль ругал себя за это дурацкое собственническое чувство, но поделать с ним ничего не мог. Впрочем, жить оно не мешало. В конце концов, у них был всего лишь брачный контракт, который можно расторгнуть в любую секунду. Так что все их «право собственности» друг на друга, в общем, как раз и сводилось к обсуждению государственных проблем сначала с супругом, а потом уже со всеми прочими.
Друг к другу в гости они не ходили. Если не считать краткого пребывания во время сговора, Гвендаль у Гюнтера не бывал ни разу; а Гюнтер у Гвендаля так и вообще никогда. Это не мешало; в замке Клятвы-на-Крови хватало помещений и для деловой беседы, и для отдыха.
Но сейчас случай был экстраординарный.
В кои-то веки раз Гюнтер впрямую схлестнулся со Штоффелем. До сих пор он не шел на прямой конфликт, хотя Гвендаль прекрасно знал, что Гюнтер считает Штоффеля близоруким и некомпетентным. Но слабость позиции фон Крайста в Совете не позволяла выдерживать открытое противостояние. Земли его, изрядно пострадавшие еще в прошлой войне, давали мало дохода, его личная армия была самой малой из всех и всегда охраняла границы, у него не было ни одного ключевого ресурса – продовольствия ли, материалов, - чтобы шантажировать членов Совета. Да, Гюнтера уважали и любили, к его мнению прислушивались, но сейчас настроения «ястребов» были слишком уж заразительны.
Вопрос объявления войны ряду людских королевств, однако, оказался последней каплей в чаше гнева. Гюнтер объявил, что покидает Совет и не желает ни с кем разговаривать до тех пор, пока столь идиотские мысли посещают светлые головы лордов Шин-Макоку.
Он именно так и выразился, и от души хлопнул дверью, уходя, чем совершенно ошеломил Совет. Настолько ошеломил, что был даже поднят вопрос, а не околдован ли и не опоен ли лорд фон Крайст чем-нибудь, что ведет себя так... так... не похоже на себя самого.
Дело было позавчера, и вот сегодня Гвендаль с легким замиранием сердца стучал в двери Гюнтеровых покоев.
Точнее, так: намеревался постучать. Уже коснувшись теплого дерева костяшками пальцев, он вдруг передумал. И просто потянул створку двери на себя.
Его ослепили разом свет и запах.
Свет был утренний, яркий-яркий: окна комнаты выходили на восток, портьеры были раздвинуты до предела, и солнечные лучи затапливали помещение, как вода, даже воздух казался другим – теплым и плотным от света. А запах был восхитительным ароматом свежих булочек и какой-то цветочно-ягодной смеси.
- Неужто Совет передумал? – в голосе Гюнтера было сарказма больше, чем в море воды. – А то ведь, знаешь, я не шутил насчет «не разговаривать».
- А я не как лорд Совета пришел, - вздохнул Гвендаль и сделал шаг в омут солнца и ароматов. Приходилось даже не щуриться – жмуриться, и хозяина не было видно. – Я к тебе как к мужу.
Гюнтер рассмеялся. Послышался шум отодвигаемого стула.
- Другое дело. Тогда с добрым утром и позволь предложить тебе чаю.
- С булочкой? – уточнил Гвендаль. Перемена интонаций ему понравилась; Гюнтер теперь говорил приветливо и мягко, как обычно, и даже мягче обычного.
- Конечно.
- Прикрой портьеры, - попросил Гвендаль, - я не вижу ничего...
- Ах, прости. Секунду.
Зашелестел шелковый шнур, свет померк, Гвендаль сморгнул слезы, выступившие на глазах, и наконец рассмотрел комнату.
Огромный массивный стол высился у окна. Стопки и охапки документов, раскрытые книги громоздились на нем, едва оставляя место для подноса с чашкой и тарелкой булочек – удивительно крошечных. Еще в комнате было несколько стульев, в углу – пара кресел и низкий столик, напротив – тяжелый шкаф темного дерева, а рядом с ним - дверь в спальню. Ни ковра, ни единой безделушки или украшения. Обстановка почти аскетическая.
Гвендаль опомниться не успел, как Гюнтер уже усадил его за стол, мало что не из воздуха достал вторую чашку и чайник, извинился за рабочий беспорядок и пододвинул тарелку.
Булочки вкусом не уступали своему аромату, но размер Гвендаля насторожил.
- На замковой кухне что, начали экономить на еде для членов Совета?..
- О нет. Это я сам делал и немного не рассчитал, - повинился Гюнтер.
- Сам?!
- Ну... да. Нужно было отвлечься на что-нибудь.
Гвендаль представил, как ранним-ранним утром на замковой кухне лорд фон Крайст, закатав рукава, ожесточенно месит тесто. Интересно, кого он себе представлял на месте этого теста, аккуратно расчлененного на мелкие кусочки...
Нет, мотнул головой Гвендаль, это совершенно неинтересно и он не желает этого знать.
- Вкусно, - сказал он вслух. – Сейчас я, кажется, все и сожру...
- И на здоровье. Чем еще порадовать супруга...
- Бросить все дела и на пару дней уехать с супругом на охоту, например.
- Гвендаль? – неподдельно изумился Гюнтер. – Ты это серьезно? Ты?
Гвендаль, который внутренне содрогался, произнося кощунственное «бросить дела», только молча кивнул. И, поскольку Гюнтер ошеломленно хлопал ресницами, тихо добавил:
- Ты же знаешь, решение примут все равно, с нами или без нас. Но без нас оно хотя бы не будет... единодушным.
Гюнтер вздохнул, с силой провел ладонью по лицу.
- Война, - произнес он; голос отчетливо дрогнул. – Ты понимаешь, что это такое – война?..
Гвендаль чуть не подавился. Он никогда прежде не видел Гюнтера таким... старым. То есть какое там, слегка за сотню – не возраст для мадзоку, но на секунду показалось, что тут не о сотне, а о тысяче лет идет речь.
- Я уже почти готов вызвать Штоффеля на дуэль и случайно прирезать, - сказал Гюнтер бесцветно. – Но это мало что изменит, к сожалению. Обо что надо их побить головами, чтобы они вспомнили, что война – это не два-три удара марёку по противнику?..
Если бы у них был настоящий брак, подумал Гвендаль, он сейчас обнял бы Гюнтера, крепко-крепко, и держал бы, покуда тот не пришел в себя.
Впрочем, обратная метаморфоза совершилась почти сразу.
- А если подумать, ты прав, - Гюнтер посмотрел в окно и мечтательно вздохнул. – Охота – это славно.
Гвендаль поднялся и запихнул в рот последнюю булочку. Просто не смог удержаться.
- Поехали прямо сейчас?

...Впервые на памяти Гвендаля Гюнтер произнес непечатное ругательство, когда до замка дошла весть о сражении под Артеллино.
Всего жутче, пожалуй, было то, что выругался Гюнтер с нежнейшей улыбкой на устах. Как будто комплимент даме говорил. После чего отправился заниматься делами дальше. В том числе – заключать мир. Кое-кто из людских королей к этому моменту уже наскучил войной (или войска кончились, или зима подступила совсем близко, Гвендаль сейчас не заострял на этом внимание, вылавливая из потока информации то, что имело для армии первоочередное значение).
Когда Конрад добрался до Замка Клятвы-на-Крови, Гвендаль едва заставил себя выйти навстречу. Ему было стыдно. Несмотря на то, что к параноидальному решению насчет полукровок он ни малейшего отношения не имел.
Впрочем, кажется, Конрад на брата зла не держал. Кажется, он вообще был немного... не в себе. Гвендаль очень сильно подозревал, что это связано не столько со кошмарным сражением, сколько со смертью Сюзанны-Джулии, но подозрения предпочитал держать при себе. В конце концов, они не были достаточно близки с Конрадом, чтобы Гвендаль стал совать нос в чужие сердечные дела.
И он даже не сразу сообразил, что Гюнтер не только не выбрался встретить Конрада, хотя мог бы – Конрад ведь был его лучшим и, говорят, любимым учеником, - но и вообще стал избегать любой возможности такой встречи.
Надо было бы спросить, в чем причина внезапной неприязни, но спрашивать Гюнтера о таких вещах Гвендаль не смел. Язык не поворачивался. Как не повернулся уже давно, когда Гвендаль случайно увидел медальон с портретом покойной Гюнтеровой жены. Медальон остался лежать раскрытым на столе, пока Гюнтер распечатывал послание, доставленное почтовым голубем. Гвендаль успел рассмотреть портрет; не узнать на нем мать Гизелы было невозможно. Но Гюнтер вернулся, молча защелкнул медальон, надел цепочку... и Гвендаль не рискнул задать вопрос.
Почему даже на портрете леди выглядит истощенной до предела.
И еще – почему никто никогда не упоминает ее имени, словно все сговорились забыть, что у Гизелы вообще была мать.
На правах супруга Гвендаль мог спрашивать. В крайнем случае, Гюнтер с извинениями сослался бы на душевную травму и нежелание вспоминать. Но отчего-то слова вопроса застревали в глотке.
Вот и сейчас, с Конрадом, выходило то же самое. Навряд ли была какая-то страшная тайна, заставившая Гюнтера исключить Конрада из своей жизни. Вероятнее всего, он тоже мучился чувством ответственности и вины за произошедшее, и так же беспочвенно, как сам Гвендаль...
Но спросить не получалось.
Ненастоящий брак не позволял.
Вероятно, можно было бы попытаться добавить в их отношения тепла. Близости. Доверия. Но Гвендаль не знал, как. Не умел делать первый шаг, даже не знал, в каком направлении шагать. Если б он в Гюнтера влюбился, все было бы, возможно, проще: любовь толкает на самые неожиданные поступки. Однако и влюблен он не был. Они дружили; с каждым годом из этой дружбы испарялось неравенство возраста и опыта. Но дружбе их недоставало души. И порой это было мучительно.
А вопрос задала Гизела.
- Отец, - спросила она как бы между прочим, - а что, ты за что-то обижен на лорда Веллера?
- Нет, что ты, - отозвался Гюнтер. Они шли по садовой дорожке втроем; через четверть часа начинался званый обед. – Он просто напоминает мне кое о чем неприятном.
- О неприятном?.. – не удержался Гвендаль.
- О том, что я безвольный трус, - сказал Гюнтер с такой улыбкой, что несколько мгновений до Гвендаля вообще не доходил смысл услышанного.
- Отец?!
- Гюнтер?!
- Войну можно было предотвратить, - улыбка продолжала сиять. – Для нее не было объективных причин, только жадность Штоффеля и недостаток детских игр в организме некоторых членов Совета. Но я не сумел. Хотя должен бы был.
- Но как?! - вскинулся Гвендаль. – Мы же пытались! Их невозможно было переубедить! Мы остались в меньшинстве...
Гюнтер одарил супруга пронзительно-светлым взором и медленно провел ребром ладони поперек горла.
- Штоффеля, - пояснил он тихо. – Одного его. Остальным хватило бы. Но... я безвольный трус.
И ушел вперед.
Гвендаль и Гизела, не в силах двинуться с места, проводили взглядами фигуру в белом мундире.
И Гвендаль вспомнил, что вот так же Гюнтер улыбался в день битвы при Артеллино.
А назавтра Гюнтер как ни в чем не бывало поздоровался с Конрадом в коридоре и завел о чем-то разговор. Конрад слушал, отвечал, невооруженным глазом было заметно, что встрече он рад. Гвендаль постоял в отдалении, посмотрел – да и ушел. Он в очередной раз не хотел знать: нужно ли было Гюнтеру просто выговориться, или он решил, что еще более трусливо – не смотреть в лицо неприятностям... или еще что-нибудь.

Впервые они заговорили о разводе после одного из опытов Аниссины.
Гюнтер сидел в кресле, Гвендаль – у его ног, положив голову супругу на колени: не от особой нежности, а потому, что сил добраться до второго кресла у него попросту не осталось. Зверски хотелось выпить, но до бутылки было приблизительно пять шагов, а в теперешнем состоянии обоих лордов это равнялось расстоянию, скажем, до Дай-Шимарона. То есть дотянуться и пробовать не стоило.
- Это нужно запретить законодательно, - помечтал Гюнтер вслух. – Опыты на недобровольцах.
- У тебя просто не хватает духу ей отказать.
- У тебя тоже.
- Увы.
- Мы бесхарактерны, и это нас погубит.
- ...сказал канцлер королевства главнокомандующему.
- Это дурное взаимное влияние.
- Пара десятков лет супружеской жизни делает с мадзоку страшные вещи.
- Давай разведемся.
- Давай... Что?!
От неожиданности Гвендаль даже привстал. И тут же рухнул обратно. Еще и колени Гюнтера обнял в попытке удержаться в хотя бы сидячем положении.
- Скажи, что это была шутка.
- М-м... пожалуй, нет, не скажу.
- Почему?
- Почему не скажу?
- Почему ты хочешь развода? Что-то не так?
Гюнтер помотал головой – с заметным усилием.
- Не пойми меня превратно. Я не хочу развода. Но есть впечатление, что для него настало время.
- Почему?..
Что-то больно кололось в груди. Обида? Ненастоящий брак, без любви, без какой бы то ни было плотской связи, одно название – что он есть, что его нет... Гвендаль сам удивился, как остро он отреагировал на предложение.
- А зачем, Гвен?
Это был первый раз, когда Гюнтер назвал супруга уменьшительным именем.
- Смотри, как все получается. Никто уже не усомнится, что в Совете мы поддержим друг друга. Гизела выросла, она больше не нуждается в страховке. Нам с тобой для дальнейшего общения никакие формальности вроде бы не требуются. Тебе не кажется, что наш брак как политический ход себя исчерпал?
Гвендаль подумал. Думать, прижимаясь щекой к колену супруга, было странно.
- Ты прав, пожалуй. Но для развода тоже нужна отдельная причина...
- Когда ты захочешь жениться... более продуктивно, будет довольно некрасиво, если тебе придется для этого срочно разводиться, - Гюнтер усмехнулся. – Лучше быть в этом отношении свободным.
- А почему ты решил, что я намерен, как ты выражаешься, продуктивно жениться?
- Тебе придется рано или поздно. Мой титул унаследует Гизела, а твой? Бришелла? Конраду земли Вальде не достанутся, Совет не позволит полукровке... даже сейчас... а Вольфрам попросту не потянет наследовать и свое, и твое.
- Гюнтер. Послушай, ты... ты опять прав, но... я не хочу. Не хочу разводиться. Не сейчас.
Со временем Гвендаль стал подозревать, что мать устроила их брак с Гюнтером вовсе не ради вопросов наследования, а скорее с воспитательной целью. Так сказать, привязала сына к хорошему наставнику. Он не сердился: к тому моменту, как подобная мысль пришла ему в голову, Гвендаль уже изрядно повзрослел, многому научился и, как, скорее всего, и надеялась мать, кое-что у Гюнтера перенял.
Сейчас он подумал, что, вероятно, Гюнтер пытается разорвать излишне окрепшую связь: может, по его мнению, Гвендалю не хватает самостоятельности? Да, он действительно привык чувствовать поддержку. Плохо ли это?
В любом случае, он не был готов прямо сейчас потерять пусть иллюзорную, но стену, прикрывающую тылы.
- Не сейчас, - легко согласился Гюнтер, и Гвендаль почти совершенно уверился в том, что его осторожно выталкивают из гнезда. Очень осторожно.

Впервые Гвендаль сознательно ударил Гюнтера по больному месту после очередного появления Ма-о Юури.
- Послушай, теперь уже я предлагаю тебе развод, - сказал он.
- Почему сейчас? – Гюнтер поднял брови, не встревоженный, но слегка удивленный.
- Потому что это тебе необходимо продуктивно жениться, - заявил Гвендаль твердо. – Тебе остро не хватает собственных детей. Ма-о позволяет возиться с собой, как с любимым чадом, но ты же понимаешь...
Закончить он не сумел. Слова застряли в глотке. Он подозревал, что будет плохо, но не ожидал, что – так.
Гюнтер побледнел – посерел, осунулся за одно мгновение, на лице остались жить одни глаза. Он отвернулся, оперся на стол, и Гвендаль увидел, как побелели от напряжения пальцы, сжавшие край столешницы.
- Гюнтер... – позвал он, враз охрипнув.
- Что, настолько заметно? – негромко осведомился Гюнтер, все так же стоя спиной к собеседнику.
- Что ты его боготворишь? Заметно. А что это к его титулу не очень относится... – Гвендаль развел руками. Ему казалось очевидным, что Гюнтер привязан к Ма-о куда сильнее, чем можно привязаться к сюзерену, и что эта привязанность чересчур уж лично окрашена. С другой стороны, мало кто знал Гюнтера так хорошо, как Гвендаль.
- Плохо.
- Ты хотел бы это скрыть?..
- Вряд ли получится... – короткий смешок был удивительно неуместен сейчас. – Странно, что именно ты... госпожа Шери должна была бы успеть первой.
- Вольфрам считает, что ты валяешь дурака, - вспомнил Гвендаль. – А, еще... Йозак тоже так считает.
- Вот как? – Гюнтер глянул через плечо. – И с какой же целью я... валяю дурака?
- Чтобы создать Ма-о более комфортную обстановку пребывания, кажется.
- Надо же. Что ж, хорошая идея.
- Прости меня. Кажется, я влез куда-то... совсем не туда.
Гюнтер отошел от стола, опустился в кресло и ненадолго задумался.
- Возможно, я сам виноват, - сказал он наконец. – Тебе же неоткуда знать. Ты вообще когда-нибудь слышал про несовместимость марёку?
- Э-э-э... – Гвендаль замялся. Краем уха он когда-то что-то такое действительно слышал... но что и в какой связи, не помнил.
- Ну, разумеется, - бледно улыбнулся Гюнтер. – Собственно, для тебя это типичное бесполезное знание. Полезным оно станет, если обзаводиться потомством соберется Его Величество. У него могут быть те же проблемы...
- Расскажи.
- Конечно. Сейчас.
Гвендаль с запозданием понял, что Гюнтер собирается с силами для рассказа, и мысленно проклял собственную тупость.
- Несовместимость марёку. Редкое... по сути, медицинское явление. Возникает, когда... двое мадзоку пытаются завести ребенка. Не все разновидности марёку сочетаются друг с другом, это ты ведь знаешь?
- Ветер с землей, огонь с водой, да, знаю. Контрстихии. Нельзя комбинировать в работе...
- Не только в работе. Об этом и речь. Но обычно... если марёку немного у каждого из пары, или если у одного партнера много, а у другого почти нет, это не влияет на потомство. Наследуется какой-то один вид.
- А если... марёку много у обоих?
- А вот тогда случается беда. Стихии начинают сражаться, и если... берет верх не родная стихия матери...
Гвендаль хотел было сказать «хватит». Он уже все понял и так.
Не успел.
- Погибают и мать, и ребенок, - ровно договорил Гюнтер, и Гвендаль догадался – по глазам прочитал, что было еще кое-что, не прозвучавшее, и скорее всего это было «долго и мучительно».
- Анджела была целительницей, - сказал Гюнтер, глядя в никуда, - она знала, на что идет, и была уверена, что справится. Гизела пока и на четверть не так... эффективна, как была ее мать. Но даже таланта Анджелы не хватило. Может, потому, что это должны были быть близнецы... Гвен, извини, я не хочу продолжать разговор на эту тему. Никогда.
Гвендаль молча преклонил колени, поцеловал супругу руку и очень быстро сбежал.
Больше слово «развод», равно как и слово «дети», в их беседах не звучало. И хотя Гвендаль еще очень долго чувствовал себя виноватым перед супругом, в то же время он (да, эгоистично!) тихо радовался, что тема утратила актуальность.
Гвендаль не был влюблен в Гюнтера – он просто очень его любил.

Впервые они обнимались при большом стечении народа.
На балу присутствовали посольства более чем десятка стран. Гвендаль добросовестно выучил названия государств, имена, должности и титулы послов, мог среди ночи, не просыпаясь, точно назвать основные политические и экономические проблемы, которые должны были бы тревожить почтенных гостей – не путая их! – но вот на сопровождающих лиц его уже не хватило.
В результате он так и не сумел разобрать, к которому именно посольству принадлежала та, бесспорно, очаровательная дама, что узурпировала его внимание и навязывала ему вот уже четвертый танец. Зато очень хорошо разбирал, что их пара начала привлекать внимание.
Дама меж тем строила глазки, демонстрировала внушительное декольте и вообще вела себя достаточно однозначно.
Гвендаля соблазняли не первый раз в жизни. Он отнюдь не был унылым девственником, хотя редко когда сам предпринимал активные действия по завоеванию женщины. Но такая атака со стороны непонятно кого была для него сюрпризом весьма неприятным.
И вообще-то недолюбливая балы, сейчас Гвендаль проклинал женскую моду, позволяющую одеваться на прием не в цвета своего королевства, а во что попало. С мужчинами все всегда было проще, особенно там, где парадной одеждой считался мундир. Но даже и граждански одетые господа непременно носили какие-нибудь атрибуты, по которым можно было уверенно определить, откуда человек взялся и кого представляет. А вот женщины...
А ведь поддержи он сейчас флирт с леди из неизвестного королевства – и это тут же возымеет целый ворох политических последствий. А уж оскорби даму отказом – и того хлеще...
Получив приглашение на пятый танец (на них оглядывались уже вовсю и начали даже перешептываться), Гвендаль решился на поистине отчаянный шаг.
- Прекрасная госпожа, - сказал он так галантно, как только мог, - я вынужден с прискорбием отказаться. Боюсь, моя вторая половина не поймет, если я и дальше стану столь явно оказывать знаки внимания... другим.
На лице дамы промелькнула тревога пополам с изумлением. А потом – ироничное недоверие. Ничего себе, подумал Гвендаль, да это же чужая разведка во всеоружии! Дама отлично знает, что у главнокомандующего Шин-Макоку нет жены.
- Быть может, лорд фон Вальде не откажет в любезности представить нас? – проворковала хорошенькая агрессорша.
Гвендаль вздохнул. Видит Шин-о, он не хотел...
- Гюнтер! Извини, что отвлекаю. Ты не мог бы подойти на минутку?
Дама еще не поняла. С интересом ожидала развития событий. Может быть, раз уж она в курсе семейных дел лордов Шин-Макоку, она решила, что супругой Гвендалю приходится Гизела?..
- Герцогиня Афине, приветствую вас, - Гюнтер возник рядом неслышно, ему и Йозак мог бы позавидовать. И тоже сыграл роль разведки: теперь Гвендаль хотя бы знал, с кем танцевал полвечера.
- Познакомьтесь, прекрасная госпожа. Гюнтер фон Крайст, мой возлюбленный супруг.
Герцогиня моргнула, всплеснула руками и мягко осела в обморок на руки своего брата, посла Субереры, который, видимо, случайно проходил мимо.
- В Суберере суровые нравы, - сочувственно заметил Гюнтер. – Нельзя же так шокировать даму из приличной семьи!
- Можно, - мстительно буркнул Гвендаль. – Даже нужно.
Через несколько минут он краем глаза заметил герцогиню Афине на балкончике, с бокалом вина, и не смог отказать себе в удовольствии как бы между прочим привлечь к себе Гюнтера, обняв за талию. Гюнтер слегка удивился, но подыграл, томно затрепетав ресницами и самую чуточку покраснев. Как ему удавалось краснеть по собственному желанию, Гвендаль не представлял, но удавалось же!
Судя по звуку, с каким полный бокал разбивается о каменные плиты пола, герцогиня Афине действительно не знала о браке канцлера и главнокомандующего и действительно была этим фактом всерьез шокирована.
Гораздо, впрочем, существеннее оказалось то, что Ма-о Юури, как выяснилось, тоже до сих пор оставался не в курсе и тоже несколько, так сказать, изумился. Впрочем, объяснить Ма-о, в чем дело, было не в пример проще для всех заинтересованных сторон.

В этот день, кажется, ничто не случилось «впервые». Саралеги приезжал в гости раз уже, наверное, десятый; оба юных величества азартно болели каждый за своего телохранителя во время очередной тренировки с оружием. Бегали служанки, завершая приготовления к большому приему; бегал, фигурально выражаясь, по стенам Вольфрам, исходя на показную ревность; совершенно не фигурально бегали по стенам Йозак и Гизела, один – проверяя караулы, другая – реализуя свежую идею Ма-о «прививки от гриппа»; бегал кругами Дакаскос, выполняя три десятка поручений одновременно; бегала Аниссина в поисках подопытных; бегала в саду Грета, увлеченно играя в догонялки с Шин-о...
В бессчетный раз скрывшись от Аниссины на башне, на всю эту суету взирали сверху лорды фон Крайст и фон Вальде.
- Все так спокойно, что это даже подозрительно, - пожаловался Гвендаль. – В такие минуты я начинаю ожидать неприятностей отовсюду.
- Самое изматывающее занятие. Не надо. Все равно не угадаешь.
- Знаю. Но нервничаю.
- Чем тебя отвлечь? Смотрю, ты совсем забросил вязание.
- Где у меня время на вязание...
- Действительно. Так отвлечь тебя от предполагаемых неприятностей?
- Будь так добр.
- Пожалуйста. ...Вот. Хороший способ?
Гвендаль не ответил. Он не мог. Он только немо таращился на Гюнтера. Который его только что поцеловал.
Леди Сесилия, которая на балконе напротив угощала чаем Мурату, не без самодовольства кивнула и заметила:
- А я уж было почти перестала надеяться...
Совершенно обыкновенный день в Замке Клятвы-на-Крови продолжался.

@темы: фанфики, PG, G

---

Юным правителям свойственно... Фанфик на ККМ-фикатон

[Айрелери]

Ну что, открываем ККМ-фикатон!

Название: Юным правителям свойственно...
Автор:  Сакура-химэ
Экспресс-редактирование:  Айа
Персонажи: центральный - Саралеги, а также много других
Жанр: фанфик про политику
Рейтинг: G

Написано по заявке  Таэлле:
Джен про Сару пост-канон и влияние на него Юури, а также его взаимоотношения с Бериасом

Алиса улыбнулась и согласилась. Это был уже третий танец подряд, другие приглашения она отклоняла, а до перерыва прошла с ним еще два танца. Что означало недвусмысленное согласие.
Саралеги решил, что это судьба. Алиса, казалось бы, не задумывалась, к чему он ведет, однако Саралеги видел, как она подходила к отцу, и тот кивнул ей. Старый лорд Веллер не мог не понимать, что Алиса интересует его главным образом из-за фамилии; пусть ветвь младшая и почти бесправная, но Веллеры есть Веллеры. Королева Сё Симарона – не самое страшное, что могло бы ее ждать, даже учитывая, что лорд Веллер не мог не понимать и то, чего Саралеги хочет этим браком добиться. Трон есть трон.
Танцуя с Алисой, Саралеги размышлял, как же ему повезло. Алиса мила, неглупа – недостаточно, чтобы стать полноправной соправительницей, однако достаточно, чтобы стать другом и матерью его детей, но главное – после свадьбы у него будет связь с Веллерами, и его дети будут этой крови.
– Не хотите выйти на балкон? – предложил он после танца.
Алиса опустила ресницы и согласилась. Рука ее чуть дрожала, не то от волнения, не то от страха, но Саралеги это было не очень интересно. Бояться ей нечего, она скоро это поймет, а у него все продумано и все сработает.
Вечер был красивый – теплый, бархатно-синий, звездный, обстановка в общем-то располагала, даже жаль, что они не романтические влюбленные. С другой стороны, если бы он в нее влюбился – мог бы не решиться вовсе. Все, конечно, продумано, но слишком уж сложно, и кто знает, не случится ли большая война, если планы сорвутся, а уж чего Саралеги точно не хотел, так это чтобы войну прошли те, кого он любит.
Алиса застыла рядом – ее рука в его, в глазах отражается лунный свет; вздрогнула, когда он привлек ее ближе. Ему уже приходилось целовать девушек, но дворцовые служанки, которые и на большее были готовы, – это не благородная леди. Позволит ли?
Позволила. Привстала на цыпочки, чуть прижалась – насколько позволяло ее воспитание; Саралеги сильнее притянул ее к себе, а то было неудобно, она зажмурилась, подставляя губы. Целоваться она не умела, да и вряд ли кому-то было можно то, что она была готова разрешить ему сейчас, но от ее прикосновений его все равно как обжигало. Очки мешали ужасно, но снять их Саралеги не решался, не хватало еще, чтоб гипнотическая сила вышла из-под контроля.
После поцелуя Саралеги достал из кармана крохотную шпильку, увенчанную кристальной звездочкой (шпилька принадлежала прабабушке по отцовской линии), и осторожно воткнул Алисе в волосы. По древним симаронским обычаям это означало предложение руки и сердца – простолюдины обычно плели венки или что-то в этом роде, но он, к счастью, мог позволить себе большее. С венком у Саралеги как-то чуть не вышло дипломатического скандала: Юури не знал этого обычая, и ему показалось, что голубые колокольчики в волосах Саралеги будут смотреться очень красиво. Кому бы пошли колокольчики, так это Алисе, но будущим королевам дарят драгоценности, а не цветы.
Она поймала его руку и переплела свои пальцы с его.
Согласна.
Их, кажется, заметили; по крайней мере, до Саралеги донесся чей-то приглушенный вздох. Алиса же вряд ли сейчас могла услышать хоть что-нибудь – для нее сейчас существовали только они двое и этот сумасшедший звездный вечер. Глаза у нее сверкали не хуже свадебной шпильки в волосах, и Саралеги только порадовался, что не может ни полюбить, ни влюбиться, – таких девушек любят, любовь кружит голову, а ему нужно, чтоб ум оставался ясным. Иначе ничего не получится.
– Пойдемте в зал, – попросила она. – Холодно.
– Пойдемте. Я же должен сознаться вашему отцу, что решил похитить вас у него.
Лорд Веллер – по глазам было видно – сразу понял, что произошло между его дочерью и Саралеги. Не удивился, что и логично, но попросил Алису оставить их ненадолго.
– Я знаю, зачем вы на ней женитесь, – прямо сказал он, когда Алиса не могла их слышать. – Вы хотите власти.
Саралеги опустил взгляд. Честного разговора с лордом он не жаждал, по крайней мере, не прямо сейчас, но куда деваться.
– Алиса станет мне верной спутницей и подругой, а я сделаю ее счастливой. В этом вы можете быть уверены.
– Мне нравится, что вы не влюблены. Вы не натворите глупостей. Однако я хочу, чтобы вы пообещали не подвергать ее опасности.
– Обещаю. Я не хочу, чтобы моя будущая семья оказалась втянутой в войну.
Это отнюдь не удовлетворило лорда Веллера, но он понял, кажется, что ничего сверх уже сказанного от Саралеги не добьется. Ему оставалось только принять решение дочери.
По законам Дай Симарона от помолвки до свадьбы следовало выждать год. По законам Сё Симарона можно было не ждать вовсе, но Саралеги решил, что приличнее будет соблюсти законы родины Алисы. Совет помолвка, конечно же, обеспокоит, но если они увидят, что он не стремится войти в семью Веллер как можно скорее, то успокоятся. Хотя бы временно. Главное, чтобы этого времени хватило.
Саралеги заказал медальон с ее портретом и носил не снимая. У нее был такой же – с его портретом. Тоже дайсимаронский обычай, очень старый, наверное, еще при Веллерах существовал. Для Саралеги это был символ, что все получится, задумка подобраться к дайсимаронскому трону через Веллеров сработает, – ну и иногда он решался признаться себе, что открывать медальон и смотреть на личико Алисы ему нравится. Она глядела на него оттуда, застенчиво улыбалась, и стопка документов на подпись уже не казалась такой огромной, а бюджетные ведомости – такими устрашающими. Алисе он подарил такой же медальон со своим портретом; ей предстояло жить этот год в отцовском поместье и принимать у себя многочисленных дальних родственниц – обычные предсвадебные визиты, обычные традиции высшего дайсимаронского общества. Как хорошо, что в Сё Симароне таких традиций нет, а короли и подавно от этого избавлены.
Жалко только, что забот было так много, что Саралеги с трудом представлял, найдется ли у него возможность выбраться к невесте. Он, конечно, старался выкраивать время как мог, но к свадьбе было бы неплохо укрепить внешние позиции, а год – не такой уж долгий срок, если речь идет о политике. Они с Бериасом только и делали, что работали, планировали, обдумывали, пока Саралеги не осенило, как можно очень удачно расширить экспорт.
Серебристый шелк! Больше его нигде не производили; при Гилберте торговля им как-то завяла – до того она шла через Дай Симарон и с разрешения короля, а после отделения никакого разрешения они не получали. Но шелк-то был нужен, Саралеги видел старые торговые книги, да и сам понимал: если шелк можно купить только у них, покупать его будут. Большую часть везли в Кабалькаду – традиционно из серебристого шелка шили одеяния высшей аристократии. Учитывая, как аристократические семьи хватаются за традиции… Да. Попробовать можно.
Бериас пришел в ужас.
– Ваше величество, так нельзя. Ставить только на экспорт… Бюджет уже переделан?
В глазах у него ясно читалось: «И он еще жениться собрался!»
– Ну неужели ты считаешь, что я не продумал все что мог? Конечно, я все переделал, но что ты волнуешься? Разве ты мне не доверяешь? Это наш шанс!
– Шанс, – кивнул Бериас. – Дайте сюда, я тоже посмотрю.
Он читал и хмурился, хмурился, потом схватил чистый лист и принялся что-то высчитывать. Пару раз случалось что в расчетах Саралеги обнаруживались серьезные ошибки – но он все никак не мог доверить финансовые расчеты кому-то из советников. Стоило даже самым честных из них оказаться ответственными за казну, как словно по волшебству деньги начинали пропадать, а в поместьях советников – происходили изменения к лучшему. Поэтому все, что касалось казны, проходило только через них с Бериасом. Хорошо, что Бериас в этом хоть как-то разбирался.
– Ну как?
– Все чисто. Все должно получиться. Просто мне не нравится, что вы делаете такие ставки.
– Ну а что мне делать? Если я буду играть по мелочи, получится тоже мелочь, а мне надо быстро и эффективно.
– Я понимаю. Вы все делаете правильно.
– Прекрасно. Значит, в этом сезоне мы вкладываем деньги в шелк.
Сказать оказалось проще, чем сделать. За тридцать лет шелковичные плантации разорились начисто; в годы войны было не до гусениц и бабочек, и восстанавливать все пришлось с нуля. Таких затрат Саралеги не ожидал и даже растерялся: бюджет пришлось экстренно пересчитывать. Вообще-то это было плохо: чем больше таких расчетов, тем больше вероятность, что где-то запутаешься, а если не знаешь, как эти самые плантации вообще должны работать, то странно не ошибиться.
Но другого выхода не было.
Гусеницы, которые производили нити серебристого шелка, питались только листьями с кустов мягколиственницы душистой, а эта самая мягколиственница росла только в оврагах. Ну почему отец ничего не сохранил! Откуда теперь узнавать, как эту лиственницу выращивать и что с гусеницами делать? Саралеги хотел, чтоб в день свадьбы на Алисе было платье из серебристого шелка – мало того, что красиво, так еще и статус, – но если все так пойдет, на счету окажется каждый кусок ткани, и придется им обойтись без редкостных нарядов.
Если бы не старик Ламбент, у Саралеги, наверно, совсем бы ничего не получилось.
Лорду Ламбенту было шестьдесят три года, и он еще помнил то время, когда гусеничных ферм хватало, даже заведовал одной, точнее, помогал своему отцу. В любом случае, он знал, как это должно работать, и только за голову хватался, глядя, что подсовывает ему Саралеги.
– Вы, ваше величество, лучше делайте то, в чем разбираетесь, – заявил он, забрав у Саралеги все бумаги и ведомости. – А это оставьте мне.
Что, конечно, наглостью было прямо-таки вопиющей. Но не согласиться Саралеги не мог: он ведь соглашался, когда Бериас его охранял или защищал, даже если получалось грубо. А тут то же самое. Только лорд Ламбент спасает не его самого, а его задумки.
– Оставляю, – сказал Саралеги. – Я верю, что вы справитесь.
Тем же вечером они с Бериасом поехали с инспекцией в казармы. После того как на них уже три года никто не давил, не требовал солдат, не забирал лучших бойцов, угрожая расправой всей стране, проблему с армией удалось более-менее решить. Более-менее – это Саралеги наконец-то сумел открыть офицерскую академию по образцу той, что была в Син Макоку. Лорд фон Крайст подумал, наверное, что Саралеги хочет устроить какую-нибудь диверсию, когда они с Бериасом бегали по всей академии и расспрашивали преподавателей и курсантов. А потом еще и гвардию решили готовить – особо подготовленный боевой отряд.
В отличие от шелковичных плантаций армия была в прекрасном состоянии. А ведь когда начинали, хотелось хвататься за голову, прямо как лорд Ламбент.
Наверное, они и с этим справятся. С армией же получилось. И порт обязательно получится выстроить вместо этого несчастного причала на десять кораблей, и деревни больше никогда не будут голодать, и центр нового Симарона будет здесь. Не в Дай Симароне, а здесь. И их с Алисой дети тоже никуда отсюда не уедут.
Саралеги улыбнулся своим мыслям – не так уж часто он думал о хорошем и о том, что все сложится, у него больше выходило размышлять, как справляться с трудностями, – поймал вдруг ответную улыбку Бериаса и решил: если удача с ним, надо рисковать.
– Ты знаешь, Бериас, я думаю, пора отправиться с посольством и заключить с Кабалькадой торговое соглашение.
Улыбка Бериаса померкла. Он предсказуемо начал волноваться.
– Не преждевременно ли? Вы только что отдали Ламбенту плантации.
– Да нет. Наоборот, лорд Ламбент как раз успеет наладить производство. Мы же предварительные соглашения подпишем. А на обратном пути – в Калорию, я давно хотел предложить леди Флинн, чтоб мы через их порт с Син Макоку торговали, пока свой собственный не отстроим как следует. Думаю, мы вернемся уже через полтора месяца.
Бериас нахмурился.
– Разве нам нужно столько времени?
– Ну, вообще-то по дороге я хотел заехать к Юури. Должен же хоть кто-то порадоваться, что я женюсь!
Посольство обычно собиралось долго, но к Юури хотелось. Очень. И поскорее. Около Юури проблемы не то что сразу забывались – начинали казаться легко разрешимыми. Вообще все казалось легко разрешимым. Юури, сам того не замечая, внушал такую веру в себя и такой оптимизм, что все получалось словно само собой.
А вера в себя и уверенность в успехе Саралеги были нужны. Ну как убедить в чем-то другого, если сам сомневаешься?
Ответ от Юури пришел молниеносно. Юури до сих пор писал на симаронском с ошибками – вообще-то они пользовались языком мадзоку, но когда Юури особенно хотелось сделать приятное, он переходил на симаронский. Перечитывая эмоциональное, сбивчивое письмо, общий смысл которого сводился к «Сара, приезжай скорее!», Саралеги улыбался безо всякой на то причины. И чувствовал себя почти счастливым.
Вот так и случилось, что к берегам Син Макоку они причалили уже через неделю. Плыли на трех кораблях: брать меньше было совсем несолидно, больше Саралеги не хотел – слишком долго получится. Воды союзных стран почти безопасны, а справиться с пиратами много сил не надо. Потом, повидавшись с Юури, можно будет уже спокойно, не торопясь, плыть в Кабалькаду и дальше.
Юури со свитой ждал прямо на причале – ждал явно не короля Сё Симарона, а близкого друга. Саралеги еще издалека заметил, как счастливо Юури улыбается, сам улыбнулся в ответ и почувствовал, что все тревоги отступают.
Едва они сошли на землю, как Юури подбежал, обнял его, выпустил, снова прижал к себе – тщательно расправленные складки на плаще, конечно же, смялись, и прическа растрепалась. Ну и ладно.
– Наконец-то ты приехал, Сара!
– Я тоже рад тебя видеть, Юури.
Они не виделись пару месяцев – Саралеги знал, что Юури сейчас часто бывает в родном мире, у него там какие-то экзамены. Ничего хорошего, видимо, потому что выглядел Юури утомленным, хотя и счастливым. Он взахлеб рассказывал новости: принцесса Грета, кажется, в кого-то влюблена, госпожа Сесилия побывала у Юури в гостях и сдружилась с его матушкой, а Вольфрам ухаживает за Гизелой и, похоже, успешно… Саралеги было не особенно интересно, но ему просто нравилось слушать, как Юури говорит, и смотреть, как он улыбается.
Они приехали в замок, во внутреннем дворе был накрыт – Юури сказал, что торжественный обед само собой, а сейчас им хочется побыть вдвоем. Вдвоем не получилось, конечно: то и дело из кустов высовывались служанки, принцесса Грета прогуливалась неподалеку, то и дело заинтересованно посматривая на Саралеги, – бедный Юури, что-то с ним будет, когда он поймет, в кого же влюблена его приемная дочь, – а несколько раз мимо со скучающим видом прошелся лорд фон Крайст.
– А у тебя-то что нового? – спросил Юури, выговорившись наконец-то.
– Я женюсь. Меня в Дай Симароне невеста ждет. Ее зовут Алиса.
Юури чуть не подавился чаем.
– Ох, Сара, как же я за тебя рад! Ты ведь позовешь на свадьбу?
Глаза у Юури лучились счастьем, он и вправду обрадовался. Единственный человек, умеющий так радоваться чужому счастью – искренне, как своей собственной удаче. Все три года, которые они были знакомы, Юури то и дело удивлял его – каждый раз как в первый и каждый раз совершенно неожиданно.
– Обязательно позову. Как же я могу жениться – и без тебя?
Оба засмеялись.
– А она красивая? У тебя есть ее фотография… то есть портрет?
Саралеги снял медальон и протянул его Юури. Тот принял его бережно-бережно, будто хрупкий драгоценный камень, раскрыл и залюбовался Алисой. Глядя на него, Саралеги и сам заулыбался: так уж сложилось, что он женится на самой красивой девушке Дай Симарона, а что женится из-за фамилии – этого Юури знать не надо.
– Ты счастливчик, Сара, леди Алиса настоящая красавица. За меня такие девушки замуж выйти не хотят.
– У тебя жених есть, – напомнил Саралеги. – Им, наверное, его присутствие очень мешает.
Они снова рассмеялись. С Юури всегда было так легко разговаривать: не нужно думать, как и что сказать – просто быть самим собой, улыбаться, дурачиться, – но и об осторожности Саралеги забывать не мог. Юури совершенно не воспринимал политические отношения с Сё Симароном отдельно от дружбы с самим Саралеги, и всякий раз приходилось следить, чтобы он и не начинал.
– Когда у тебя дети родятся и подрастут, я их могу сводить на Землю в парк аттракционов, – тем временем фантазировал Юури, – и угостить лимонадом, а они будут звать меня дядюшкой.
О детях Саралеги пока задумывался только в далекой перспективе; уж по крайней мере сейчас, учитывая все планы, ему точно было не до наследника, но потом – почему нет? Главное – чтоб отношения с Син Макоку сохранились.
– И ты приедешь к нам на церемонию имяположения моих будущих детей, ну, когда она будет.
Юури немедленно заинтересовался церемонией, и Саралеги принялся рассказывать. В последний год он возрождал исконные сёсимаронские традиции и обычаи, забытые за то время, пока Сё Симарон был вассальной провинцией. Одна из традиций как раз касалась малышей знатных родов… Мимо опять прошел лорд фон Крайст. Слышал он о помолвке или нет?.. Юури все равно расскажет. Могут ли фон Крайст или фон Вольтер догадаться, кто такая Алиса?
– Ты такой молодец, Сара, так здорово придумал! – оборвал его мысли Юури. – Я приеду, конечно!
Они просидели до вечера – Юури опомнился только когда начало темнеть, а одна из служанок трижды спросила, не принести ли ужин. Извинялся за едва не пропущенную трапезу Юури так трогательно и нелепо, что Саралеги забыл даже, насколько устал за сегодняшний день. К счастью, комнаты им подготовить не забыли, и людей Саралеги давно уже разместили в гостевой башне.
Как только слуги закрыли за ними дверь, Бериас быстро убедился, что их не подслушивают, отвел его к окну и сказал:
– Мне кажется, не стоило рассказывать его величеству мао о помолвке.
Саралеги в первую секунду подумалось, что он ослышался. Что значит – не стоило и как Бериас вообще мог такое сказать?
– Бериас, ну какой смысл умалчивать? Юури так и так узнает о нас с Алисой. Королевская невеста – это не тот секрет, который можно утаить. Пусть лучше он узнает от меня, чем через третьи руки. И думает, что я женюсь по любви.
– Он может догадаться.
– Мы о Юури говорим. Он верит в любовь. И мне верит. И очень хочет, чтоб я был счастлив. Ты беспокоишься из-за ерунды. Давай лучше подумаем, что в Син Макоку можно купить в подарок Алисе. Я же никогда не ухаживал за девушками всерьез, я не знаю, что ей понравится.
Бериас все хмурился и хмурился, подарок Алисе его совершенно не интересовал, а Саралеги никак не мог взять в толк, в чем дело. Нельзя же, чтоб Юури узнал о помолвке через того же вечно шпионящего Йозака – он обиделся бы… нет, обижаться на Саралеги он не умеет, но это могло его расстроить.
А расстраивать Юури ну совершенно не хотелось.
Они прожили в Син Макоку две недели. Для Саралеги это был самый настоящий отдых – государственные вопросы никуда не девались, но рядом с Юури все ощущалось совсем по-другому. Легче. Понятнее. Проще. Светлее.
Как жаль, что в его окружении нет девушки вроде Юури. Как жаль, что в его окружении вообще нет таких людей.
Зато есть Бериас. И Алиса – будет.
Провожать их Юури опять отправился лично. И долго-долго обнимал Саралеги на причале, пока его свита переминалась сзади. Все они явно были счастливы, что Саралеги наконец-то уезжает. Особенно лорды фон Крайст и фон Вольтер. Наверное, боялись, что в присутствии Саралеги Юури обязательно выкинет какую-нибудь глупость.
– Приезжай к нам в следующем месяце, – сказал Саралеги. – Я тебе наши плантации покажу, а еще мы к Алисе поедем.
Юури кивнул. Кажется, он пытался не расплакаться от переполнявших его чувств, а Саралеги мог думать только – лишь бы все получилось. Лишь бы удалось.
Но все равно – ему приятно было знать, что Юури не уйдет, пока корабли не скроются из виду. Так и будет стоять и смотреть вслед.
Кабалькада встретила их проливным дождем. К причалу подогнали кареты, но пока они успели добежать, промокли насквозь. Саралеги злился – он терпеть не мог дожди.
Им выделили комнаты в посольском флигеле: скудно обставленные, маленькие, окнами в темные кривые переулки. Как будто не Сё Симарон принимают, а… а деревню какую-то. Саралеги потребовал горячей воды и чтоб развели огонь – воздух здесь был липкий и стылый – слуг пришлось ждать полчаса. Они лениво растопили камин и передали записку от его высочества Хитклифа. Саралеги приглашался в одиночестве, без сопровождения.
Слишком демонстративно.
– Мне это не нравится, – сказал Бериас. – Позвольте мне пойти с вами.
– Ну они же сказали – говорить будут только со мной.
– Я не посланник, я ваш телохранитель.
– Бериас, все давно знают, что мы родственники. Будто ты сам понимаешь, как такие слухи распространяются. Не волнуйся за меня. Справлюсь. Давай лучше последний раз просмотрим договор.
Договор, разумеется, был подготовлен идеально – а как иначе. Они ждали час, другой, третий, но лакей пришел за Саралеги только под вечер.
– Вас ждут, – провозгласил присланный слуга, напыщенный, будто не с королем разговаривал. – Идемте.
Саралеги привели не в тронный зал, а в королевский рабочий кабинет. Во главе длинного стола сидел его высочество Хитклиф, старший принц, вокруг расположились его советники. Для Саралеги было оставлено место с краю.
Похоже, придется идти на уступки. Ему опять продемонстрировали, как сильно не желают видеть его и его посольство.
Он рассказывал о своем предложении, объяснял, напоминал о традициях. Половина советников сидела в мантиях из этого самого серебристого шелка. Довольно истрепанных, к слову. Ну, вам же это нужно, нужно, нужнее, чем Сё Симарону, давайте же…
– …и как только вы подписываете договор, он сразу вступает в действие. Мы готовы начать поставки уже зимой, остается только подписать.
Улыбаясь, Саралеги открыл нужную страницу и пододвинул договор Хитклифу.
Тот невозмутимо закрыл папку и отодвинул обратно.
– Что это значит?
– Мы не станем это подписывать, – ровно сказал Хитклиф. – Кабалькаде это совершенно невыгодно.
– Послушайте, я высчитал все налоги с поправкой на…
– Кабалькаде это невыгодно, – повторил Хитклиф. – Не трудитесь меня переубеждать.
Саралеги в отчаянии уставился на документ. Они с Бериасом работали над ним две недели, пытались учесть все мелочи… Нет, разумеется, Сё Симарону это соглашение принесло бы больше пользы, им нужен этот рынок и льготы на нем, но Хитклиф не мог заметить все детали, все маленькие ловушки, хоть что-то должно было сработать – да что там, все должно было сработать! Это не лорд фон Крайст и не лорд фон Вольтер, он не мог понять!
Оставалось только постараться хотя бы смягчить последствия.
– Хорошо. Тогда давайте обсудим условия, на которых вы готовы это подписать.
– Мы не станем подписывать ни на каких условиях.
Хитклиф смотрел ему в глаза, жестко, решительно, уверенно. Зная, что возразить – нечего.
– Вы отказываетесь торговать с Сё Симароном? – прямо спросил Саралеги.
– Кабалькаде это невыгодно.
Спорить было явно бесполезно. Что толку доказывать, объяснять, если тебя даже не слушают, а знай себе твердят о выгоде? Ему уже не пятнадцать лет, как было, когда правители соседних стран запросто отмахивались ото всех сёсимаронских заявлений разом, его страна – в союзе с Син Макоку. Как Кабалькада может к ним не прислушиваться, что этот Хитклиф себе позволяет? Что вообще происходит?
Саралеги решил предпринять последнюю попытку. Безнадежно, да, но если уж сражаться, то до конца.
– Послушайте, этот шелк производим только мы. Когда торговля шла с разрешения Дай Симарона, вас все устраивало. Почему же вы не хотите торговать с нами сейчас?
– Вы меня не слушали? Это невыгодно. Не смею больше вас задерживать.
Хитклиф демонстративно поднялся из-за стола и коротко поклонился. Саралеги ничего не оставалось, как сделать то же самое, хотя все внутри кипело, ему хотелось броситься на принца Кабалькады и как следует встряхнуть, впечатать в стену, в конце концов, зажать в угол и загипнотизировать, чтоб тот перестал нести чушь и поставил свою подпись.
Посольство провалилось. Таких провалов у Саралеги не было еще никогда.
Бериас понял все без слов, едва Саралеги вошел в отведенные им покои. Пододвинул ему стул, молча сел рядом, положил руку на плечо – он всегда так утешал и всегда становилось чуточку легче. Просидеть так он мог всю ночь и сколько потребуется.
– Хотите уехать?
Саралеги кивнул. Чуть отодвинулся, покосился за окно – ночь разлилась чернильная, безлунная, а может, в тот закоулок, куда выходили их окна, лунный свет не проникал.
– А что нам еще остается? И… Бериас, я не понимаю. Мы же все, все до мелочей продумали.
– Я тоже не понимаю, ваше величество. Дайте-ка мне договор.
Саралеги не глядя сунул ему всю стопку. Что толку туда смотреть, ничего нового они там не прочитают, сами же сидели и писали. Что-то случилось, дело не в договоре, а Хитклиф просто дал понять, что никаких дел с Сё Симароном Кабалькада иметь не будет.
– Нам стоит уехать. Мы ничего не добьемся, а если останемся и продолжим уговаривать, только разозлим их еще больше. Распорядись, что посольство снимается.
Саралеги было не просто тоскливо, он никак не мог понять, ну почему же все так вышло, почему? Последнее время он только тем и жил, что надеялся выйти на международный рынок – им это нужно было, да он весь бюджет распланировал исходя из того, что соглашение с ними подпишут! И не могли не подписать, не могли! Юури же все подписывает, Юури подает пример, а союзные страны следуют за Син Макоку.
Утром они уехали. Их выпустили, не задавая вопросов, с ними вообще не разговаривали, будто и не с посольством они приезжали, будто Саралеги и не король – пять лет назад он такому отношению не удивился бы, но сейчас Сё Симарон куда сильнее. Почему их настолько демонстративно игнорируют?
Кроме Кабалькады, реализовать шелк оказалось негде. Как и было понятно с самого начала.
Госпожа Гилбит в Калории была отменно любезна, но в договоре отказала. Не так, как Хитклифф, даже выразила сожаление, но Саралеги ведь понимает, что после войны в Калории все еще тяжелое положение?
Саралеги понимал, разумеется.
Положение в Зуратии было еще плачевнее, чем в Сё Симароне и Калории, вместе взятых. С ними бы урожаем торговать, а не шелком, только этого урожая едва-едва хватает, чтобы прокормить собственную армию. Во Франсире с ними даже не стали беседовать – то есть король не стал, а королевские советники отговорились незначительностью сделки и абсолютной незаинтересованностью в ней Франсира.
Они сидели во франсирском посольском особняке; Саралеги то вскакивал и принимался мерить шагами комнату, то садился в кресло у окна и все никак не мог успокоиться. В конце концов он подошел к Бериасу, застывшему в углу, и спросил, глядя прямо в глаза:
– Бериас, ну ты же видел, что я им предлагаю. Почему они все отказываются?
– Я боюсь, нам объявили экономическую войну.
– Что?
– Ничего. Я подумал, они могли опасаться укрепления Сё Симарона, но это нелогично.
Это было нелогично – ни Хитклиф, ни кто-то другой не могли видеть, что происходит в Сё Симароне и что Саралеги делает, чтобы обеспечить будущее. Нелогично, но слишком похоже на правду.
Да это и было правдой.
Лучше бы им войну объявили, чем вот так. Что делать с войной, Саралеги знал, и у него всегда был Юури, Юури ни за что бы не оставил, не допустил, через весь мир бы к нему бросился. А теперь-то что?
– Давайте вернемся домой, ваше величество.
– Но это же будет провалом. Я не могу этого допустить. У нас весь бюджет… У нас… Бериас, я должен что-то сделать! Вернуться в Син Макоку, попросить Юури… не знаю, я просто должен что-то сделать!
– Нам стоит вернуться, – повторил Бериас. – Простите, что настаиваю, но мне не нравится ситуация.
– Будто мне она нравится. У меня нет выхода. Я должен.
– Вы не боитесь, что нас могут переиграть?
Саралеги боялся. Он не понимал, что творится, почему это происходит, как теперь быть – а от непонимания было страшно. Не за себя, а за страну. Так страшно не было даже когда он, шестнадцатилетний, затеял играть против Дай Симарона: тогда все было настолько плохо и настолько опасно, что сделать хуже он так и так не мог и рисковал разве что собой.
Но другого-то выхода нет, как Бериас не понимает?
– Ваше величество, – позвал Бериас, – страну мы спасем. Я был чуть старше вас, когда в Сэйсакоку… там все было хуже, чем сейчас у нас. Я видел. Это преодолимо. Давайте вернемся. Мне очень не нравится происходящее.
Сэйсакоку превратилась в мертвую пустыню, Алазон пыталась справиться с этим уже четвертый год, но возродила к жизни только столицу. Это – преодолимо? Разруха, голод, опустевшие поля… Преодолимо?
С Сё Симароном такого разорения никогда не будет. Ни за что. Нельзя просто так вернуться домой, не попробовав. Кто знает, что будет, надо хотя бы разобраться.
– Я просто поговорю с Юури. Он не допустит, чтобы моей стране было плохо. Я не буду никуда влезать, выставлять ультиматумы… ничего такого.
Бериас только покачал головой.
А что делать, если Юури – последняя и единственная надежда все исправить?
В этот раз их никто не встречал. Ну то есть встречали – небольшой вооруженный отряд, лорды фон Крайст и фон Вольтер – но и все. А ведь Юури не упустил бы возможность побыть вместе подольше.
Саралеги спустился по трапу едва не бегом, не дожидаясь, пока его люди построятся. Бериас кинулся следом – и то вряд ли успел бы, просто он знал, что Саралеги может взбрести в голову выкинуть что-нибудь некоролевское. Дождь лил и здесь: такое впечатление, что от Кабалькады до Син Макоку над миром простерлась гигантская лохматая туча, и теперь все вокруг тонет и тонет в пустом холодном дожде.
Лорды поприветствовали его – прохладно, как и всегда. Ну куда же делся Юури?..
– Его величество мао уехал, – ответил лорд фон Крайст на невысказанный вопрос. – В свой родной мир. Мы здесь, чтобы встретить вас и препроводить в замок.
– Уехал?..
Саралеги растерялся. Обычно, когда бы он ни оказался в Син Макоку, Юури был здесь и ждал его. Ну почему именно сейчас, когда Юури так сильно нужен, его нет?
– Да, ваше величество. Однако все вопросы вы можете решить со мной как канцлером этого королевства.
Лорд фон Крайст мягко и приветливо улыбался. Глаза его резали сталью.
– Я предпочел бы поговорить с мао.
– Но это невозможно. Зато вы можете обсудить все возникшие у вас проблемы. Пройдите в карету, пожалуйста… Нет-нет, господин Бериас, боюсь, вам не хватит места. Прошу прощения, но вам придется ехать верхом.
«Не надо», приказал Саралеги взглядом. Не хватало еще, чтобы Бериас обнажил оружие, а он может. Он тоже на грани.
А ведь лорды знают, что у него беда, о которой он не упомянул и словом. Значит, сейчас все и выяснится.
Они сидели напротив Саралеги, одинаково спокойные и невозмутимые.
– В жизни юных правителей, – сказал фон Крайст, – иногда случаются трудные периоды.
– Юным правителям, – сказал фон Вольтер, – свойственно ошибаться.
– Например, принимать неоправданные решения, касающиеся… внешней торговли.
– Или неоправданно много сил отдавать развитию армии.
– Или, – тут фон Крайст вздохнул, – бывает так, что юные сердца безоглядно влюбляются не в тех девушек. Как это печально.
– Или…
– Что вы от меня хотите? – перебил Саралеги.
Ему хотелось выскочить из кареты, пусть на полном ходу, прямо под дождь, и чтоб вода смывала это унижение, это издевательство, эти насмешливые взгляды и каменно-спокойные голоса.
– Мы, – сказал фон Крайст, – хотим вам помочь. Сё Симарону придется трудно, вы ведь так сильно просчитались со своими планами. Но ничего страшного. Вы женитесь вот на этой девушке.
Он протянул Саралеги портрет, тот обреченно взял. Красивая девушка, прямо кукольно красивая, не по-человечески. Мадзоку. Наверное, чья-нибудь не очень знатная наследница.
– Ее зовут леди Элизабет, – сказал фон Вольтер. – Племянница лорда Рейвена.
А. Племянница ближайшего соратника лорда фон Шпицберга. Тогда все ясно.
– У вас с ней очень много общего. Вы не смогли жениться на прекрасной Алисе, а она – выйти замуж за лорда фон Бильфельда.
За одного из Десяти, Валторану? Или за взбалмошного жениха Юури?
Хотя какая разница. Девушка наверняка совсем юная, своей воли не имеет и будет делать все, что прикажут.
– А если не женюсь? – рискнул спросить Саралеги.
– Вряд ли такое решение пойдет Сё Симарону на пользу. Только подумайте, как же в таком случае леди Алисе Веллер, – фон Крайст демонстративно выделил фамилию, – будет сложно жить в бедной, разрушенной войной стране – совсем не той, о которой вы мечтаете. Или, чего доброго, остаться юной вдовой казненного короля.
Что и следовало ожидать. Переиграли как мальчишку сопливого. Ему двадцать, он давно уже взрослый, а лорды мадзоку мимоходом раскусили его интригу, расставили сети, а он и попался. Повезло Юури со свитой, что ни говори. Можно пропадать в своем мире сколько угодно, в этом все будет идти своим чередом и на благо Син Макоку.
– Что ж, я с удовольствием познакомлюсь с леди… Элизабет. Если вы настаиваете.
– Не настаиваем. Однако приглашаем вас посетить Син Макоку через три месяца.
– Вы хотите, чтобы сейчас я уехал?
– Ну что вы. Можете оставаться в Замке Клятвы на Крови сколько захотите, если надеетесь на скорое возвращение его величества мао.
Они улыбались, точно так же, как и при Юури, только смотреть вот так насмешливо при нем себе не позволяли. Радуются, как легко все сложилось, как удачно.
Только бы не сорваться прямо у них на глазах.
Бериас все понял. Не пришлось ничего рассказывать; он то ли слышал, то ли догадался, и когда они добрались до замка, сам, не дожидаясь распоряжения Саралеги, приказал готовить карету обратно в порт, как только они отдохнут. Саралеги, наверное, рванул бы без всякого отдыха, и плевать, как это выглядит с дипломатической стороны, но разумнее, пожалуй, и вправду выждать пару часов.
Немного побыть одному.
Оставить Юури записку ему позволили – но ясно было, что ее непременно прочитают. Если бы Саралеги только озаботился выучить родной язык Юури… если бы только Юури не ушел в свой мир к своим экзаменам… если бы лорды не испугались усиления Сё Симарона…
Поздно.
Саралеги так и не придумал, как дать Юури понять, что произошло, чтобы лорды не догадались. Если намекнуть так, чтоб лорды не поняли, Юури тем более не поймет. Ничего не выйдет. В итоге он просто написал, что был здесь, не застал Юури на месте, кое-что случилось, так что на Алисе жениться не получится, но это ничего и пусть Юури за него не переживает. Письмо он оставил у Юури на столе, придавив вязаным енотиком, чтоб не потерялось. Сел на его стул, провел ладонью по ящикам стола… Ну почему так сложилось, почему, почему Юури здесь нет?
Неизвестно, сколько бы он просидел, если бы Бериас не пришел за ним, не позвал, мягко сжимая плечо:
– Поедем домой.
Сил хватило только кивнуть.
Саралеги плохо помнил это путешествие. Он что-то делал, отвечал, если к нему обращались, отдавал какие-то приказы, пытался даже пересчитать бюджет, но через пять минут зашвырнул листы в угол и час просидел, бездумно глядя в окно.
Все. Конец. Он справится, обязательно, но это будет долго и трудно. Какой путь наверх, какой Дай Симарон, какой новый порт, какая академия, какие шелковые плащи и платья? Выбраться бы.
Бериас все время был рядом. Выставлял из его каюты тех, чьи дела могли подождать, брал на себя решение всех мелких вопросов, напоминал, что нужно есть и спать. И ни разу не заговорил о случившемся.
Труднее всего оказалось сойти на пристань. Конечно, вести долетели и до дома. Его встречали советники и гарнизон – мрачные, серьезные. Все правильно, все закономерно. Это именно из-за него страна на грани падения.
А еще нужно написать Алисе и ее отцу. Оттягивать это было совсем нельзя, еще не хватало, чтоб ей прислали издевательскую записку из Син Макоку, и Саралеги долго-долго сидел, запершись в кабинете, и не мог подобрать слова.
Хорошо, что они не романтические влюбленные.
Почтового голубя послал Бериас. Вытащил письмо из рук Саралеги и отправил сам. Понял без слов, что Саралеги вряд ли сможет.
Потом они долго стояли на балконе, просто вдвоем. Саралеги смотрел на свою страну, которую собственными руками и собственной глупостью обрек на многолетнюю бедность, и внутри поднималась горькая тяжелая волна, от которой перехватывало горло.
Это ведь нечестно! Если Юури узнает, он разозлится, он очень разозлится, лорды не могли не понимать, так почему они пошли против воли Юури? Почему все вообще сорвалось? Почему?!
– Они испугались, ваше величество, – негромко сказал Бериас, и Саралеги понял, что выкрикивал все это вслух. Ох, как плохо, нельзя сейчас срываться. Совсем нельзя.
– Чего они могли испугаться?
– Вас. Единого Симарона.
От этих слов – «Единый Симарон» – все внутри горько-горько обмерло. Нет никакого Единого Симарона. И никогда уже не будет.
– Я понять не могу, почему их послушали? Почему мнение лордов для глав союза важнее мнения мао?
– Вы же знаете, – Бериас взглянул ему в глаза с почти отцовской мягкостью. – Вы знаете, кто правит Син Макоку.
Да все знают, кто правит Син Макоку. Само правительство может думать, что со стороны незаметно, но никто не колебался, когда речь зашла о выборе между высказанной волей лордов и негласной волей мао.
– Я ведь даже не собирался объявлять войну. Никому. Ни Дай Симарону, ни Син Макоку. Ни сейчас, ни в будущем. Я хотел большую сильную страну.
– Я знаю.
– А теперь ничего не получится. С кризисом бы справиться. Еще и девица эта… свита ее… они о каждом шаге докладывать будут, лордам напрямую, Юури вообще ничего не узнает.
– Понимаю. Успокойтесь.
– Почему все, что я делаю, приводит к катастрофе? Бериас, вот скажи мне честно: я неправ? Я что-то делаю не так?
– Вы не делаете ничего, что не сделали бы другие на вашем месте.
Бериас коснулся его ладони. Разомкнул сжавшиеся на перилах пальцы. Погладил по руке.
– Успокойтесь. Пожалуйста. Вы справитесь.
Саралеги вцепился в него, отчаянно, как в детстве, когда отец отвергал и отталкивал его, а Бериас оставался его единственной опорой и надеждой. Ему было почти также безнадежно-плохо-одиноко, как тогда, но только тогда он твердо знал, что Бериас утешит – неумело, по-своему, и все опять сделается хорошо. А сейчас – не сделается.
Потому что мечты о Едином Симароне нет.
И больше никогда не будет.

@темы: фанфики, фикатон, джен, G

---

[mazoku storyteller]

Напоминаем, что до начала выкладки фанфиков на ККМ-фикатон осталось чуть больше недели.
Ждем ваших работ!

@темы: фикатон

---

Драбблик

[Eswet]

Написано по заказу Сакура-химэ: "Конрад/Сара, очень трогательное и кавайное, можно жутко ангстовое".
Рейтинг: G.
Предупреждение: десфик.


...- И все-таки ты должен жениться, - сказал Конрад. Он это говорил всего второй раз, а звучало - как будто сотый.
- Бериас мне наследует, - устало напомнил Саралеги. - Да и бастарда никогда не поздно завести. В Сё-Симароне нет с этим проблем, ты же знаешь - с незаконными детьми в наследниках.
- Я не о наследнике. Сам понимаешь...
- Понимаю, о чем ты.
Саралеги откинул со лба надоедливую прядь. Она выбилась из сложной прически, и легче теперь было распустить волосы, чем пытаться запихнуть прядь обратно.
- Но и ты пойми: не могу я. Жена - это же не просто так. С ней жить надо. Вместе. Годами. Любить, желательно. Кого мне наказать браком и за что?! Тем более - королева. Она должна быть соратницей. Но как может быть соратницей нелюбимая жена... Да и вообще, лорд Веллер, ты и сам-то не женат.
- И я, - Конрад склонил голову.
- По той же причине, заметь.
Конрад вздохнул коротко. У него не было проблем с наследниками: и по линии крови, буде она снова понадобится Шин-о, и по вопросу владений. Он мог оставаться холостым хоть до самой смерти - и кто бы удивился...
Вот бракобоязни Саралеги удивлялись все человеческие царства. Кроме Сейсакоку - Алазон знала. Ну и мадзоку тоже не удивлялись.
Ма-о Юури никогда не вернется с Земли, разве что в перерождении. Почти всемогущий здесь, там он пропал без вести, когда его самолет исчез где-то над океаном.
Мао-о пропал в море. Ха. Ха. Ха.
С тех пор Конрад Веллер почти не улыбался, а король Саралеги приобрел славу угрюмого мизантропа. Хотя, опять же, мадзоку его нелюбовь к людям не включала.
Золотая прядь снова упала на царственный нос. Конрад поднялся, подошел, ладонью отвел мягкие волосы Саралеги в сторону. Принялся по одной вынимать шпильки с аметистами и складывать на стол. Башня прически проседала и рассыпалась.
- Хочешь, косу на ночь заплету?
- Заплети...
Потом они лежали в обнимку на узком для двоих солдатском ложе Конрада, Саралеги уткнулся носом в сгиб конрадова локтя и беззвучно всхлипывал во сне, а Конрад вдыхал невесомый запах жасмина, шедший от золотистых волос, и думал, что, наверно, когда-нибудь он все-таки решится предложить Саре то, что так и не посмел предложить ни Джулии, ни Юури. В конце концов, нельзя вечно жить в память о мертвых - этому покойный Ма-о тоже их всех научил.

@темы: фанфики, PG

---

[mazoku storyteller]

Напоминаем, что до начала выкладки работ ККМ-фикатона осталось чуть больше месяца. Выкладка пройдет с 11 по 17 октября.
Если вы еще не начинали работу над фанфиком, то сейчас самое время начать

@темы: фикатон

---

[Алэй Лан]

Здравствуйте, дорогие сообщники, хочу качестве вступительного взноса представить вашему вниманию свой первый фанфик по этому замечательному фандому)

Автор: Алэй Лан
Пейринг: Конрад/Юури
Рейтинг: R
Статус: завершен
Примечание: фанфик был написан в подарок двум замечательным художникам junajull и Shining-Wings
Таймлайн - 52 серия, которую я изрядно перекроило в угоду своему слэшерскому вкусу
Предупреждения: слэш, больше ничего страшного)

- Это же миска для рамена... – только и успел он сказать прежде чем все поплыло перед глазами. Вольфраму оставалось лишь подхватить тело, пусть и не бездыханное, но все же лишенное иных признаков жизни, и звать на помощь. Юури его уже не слышал – он с удивлением оглядывался по сторонам, узнавая дворец Истинного Короля и недоумевая, как же ему удалось оказаться тут, не вымокнув предварительно в фонтане. Он окликнул одну из проходящих мимо жриц, но та и головы в его сторону не повернула. Объяснение такому поведению обнаружилось, едва он взглянул на свои руки, сквозь которые явственно проступали очертания местных красот.
«Я каспер, дружелюбное привидение» - пронеслось в голове. Неужели он…Вольфрам, конечно, обещал его убить, с целью единоличного владения, но выполнения этого обещания Юури упомнить не мог. Может быть яд? Юури помотал головой, отгоняя видение жениха, сыплющего из фамильного перстня (разве он был у Вольфрама?) яд в его вечернюю кружку молока. Нет, ерунда какая-то. И тем не менее оказался же он как-то здесь в призрачном обличии? По всему выходило, что следует разыскать Ульрике. Наверняка отсутствие у Юури плотного тела не стало бы для нее серьезным препятствием, чтобы наладить общение. В крайнем случае, Юури готов был повертеть спиритическую доску или еще как-нибудь проявить себя.
«Интересно, а через стены я теперь ходить могу?»
Мысли у молодого правителя Нью-Макоку с действиями расходились редко, но стена его решимости не оценила и встретила лоб короля с подобающей ей твердостью. От удара в голове немного прояснилось, внутренний голос почему-то со вкрадчивыми интонациями Мураты услужливо шепнул : «Демоническое зеркало» и Юури сразу вспомнил и миску для рамена, и рассказ Вольфрама об артефакте, который позволял увидеть прошлое. Так вот, что с ним случилось. Ну что ж – не самый плохой расклад, но и в этом случае разговор с Ульрике был необходим. Неизвестно, на сколько он застрял здесь, а что сейчас творится в настоящем и подумать страшно. Представив себе Вольфрама, причитающего с Гюнтером на пару, Юури содрогнулся всем телом и снова приложился лбом об стену. Мыслительный процесс, застопорившийся было, вновь получил ускорение. Раз он оказался в прошлом, становилась понятной и призрачная форма – что-то вроде предохранителя, фантастикой Юури никогда особо не увлекался, но знал, что наступать на бабочек в прошлом не стоит. Как и жениться на собственных бабушках. Насчет второго он был относительно спокоен, а вот с первым могли возникнуть проблемы. На лбу стремительно набухала шишка – не слишком типично для призраков. Проблемы не заставили себя ждать и явились в виде той самой жрицы, что несколько минут назад прошла мимо него. Сейчас же она уставилась на Юури во все глаза, открыла рот и завизжала так, что в окнах зазвенели стекла.
- Мужчина! Мужчина во дворце Истинного Короля!
Топот двух десятков ног раздался незамедлительно. Юури не знал, казнят ли его сразу или сперва все же сдадут Ульрике, а если казнят, очнется ли он в настоящем или упокоиться навеки. Могилы неизвестного нарушителя среди местных достопримечательностей вроде бы не числилось. Или ему просто не показали. Мысль о том, что он, возможно, бродил неподалеку от собственного праха, холодком прошлась по позвоночнику.
- Прошу вас, опустите оружие, это мой ассистент.
Он устремил взгляд к источнику спасительного голоса и замер, сраженный красотой его обладательницы. Красотой хрупкой, как снежинка, нежной, как весенний цветок, сокрушительной, как удар меча. Он узнал ее прежде, чем одна из жриц присела в реверансе и вежливо попросила леди Джулию впредь оставлять своих ассистентов снаружи. Сюзанна-Джулия! Невеста Адальберта, друг, а если верить слухам, возлюбленная Конрада. Значит, точно прошлое. Он не мог поверить, что чувствует ее пальцы на своем запястье, а она тем временем вела его по коридорам так уверенно, будто и не была слепа.
- Болит?
- Что?
- Голова, - Джулия мягко улыбнулась, и Юури который раз за врямя своего краткого путешествия в прошлое почувствовал себя идиотом.
- Немного. Это ничего...
Ее ладонь на мгновение окутало голубое свечение, первое же прикосновение ко лбу прогнало боль. Юури смущенно поблагодарил и снова притих. Он не знал, почему она спасла его, не знал, что говорить девушке, которая была вот уже двадцать лет как мертва, более того, чья смерть стала залогом его рождения. Но Джулия не задавала никаких вопросов, словно вытягивать незнакомцев из неприятностей было для нее обычным делом, как и навьючивать на них здоровенные тюки с грудой кирпичей внутри, если верить ощущениям. Никогда еще дорога до замка Клятвы на крови не была для Юури так тяжела, он с честью выдержал это испытание, но сил на удивление у него заметно поубавилось, как, впрочем, и на все остальное. Джулия вновь проявила себя существом небесной доброты и вполне земной практичности, первым делом позаботившись о том, чтобы ее «ассистента» накормили. Мысли о невинно убиенных бабочках продолжали порхать в пустом желудке Юури, когда он смотрел на блюдо с аппетитным куском курицы. А вдруг, если бы не он, эта курица жила бы еще долго-долго, принесла потомство и в итоге сыграла бы важную роль в историческом процессе? Но фантазия пасовала перед зверским совершенно аппетитом, да и здравый смысл подсказывал, что курица окончила свой земной путь за несколько часов до его появления здесь как минимум.
Джулия терпеливо ждала, пока он все же решился приступить к трапезе.
- Хорошо, - сказала она, услышав, по всей видимости, как он соскребает с тарелки остатки, - Пойдем, раз закончил. Мне еще понадобится твоя помощь. Нам всем понадобится – добавила она так тихо, что Юури сперва подумал, это ему послышалось.
Тюк вновь нашел приют на его спине, правда, на этот раз ненадолго. Они вошли в одну из комнат, Юури пытался вспомнить, что там было в его времени, но не преуспел. Замок, насколько он мог заметить, изменился, казался более мрачным. Но, возможно, дело было не в самом замке, а в атмосфере, что витала в нем. Кажется на протяжении всего их пути Юури не повстречал ни одного улыбающегося лица. И практически все в замке были при оружии. Оно и понятно, ведь двадцать лет назад…то есть как раз сейчас здесь бушевала война. В голове всплывали сухие цифры потерь, которые Гюнтер вдалбливал ему на уроках истории. Вдалбливал, судя по всему довольно успешно. Тем страшнее и печальнее было видеть этих людей, чьи имена потом наверняка обнаружатся в списках погибших. А сейчас они шли мимо Юури, погруженные в свои невеселые заботы.
Впрочем, кое-что в замке оставалось неизменным. И этим кое-чем, точнее кое-кем был Вольфрам, чей недовольный голос вонзился в висок Юури, едва они вошли в кабинет. Джулия увещевала и уговаривала, Вольфрам злился и рвался в бой. Джулия улыбалась, Вольфрам топал ногами. Двадцать лет! Двадцать лет прошло, а он не изменился ни на йоту.
«И вряд ли изменится» - черт, ну а Мурата что в его голове делает? Юури помотал головой, пытаясь изгнать из нее ехидный голос Мудреца, и сразу же нарвался на замечание Вольфрама о «некоторых, которые трясут своими блохами».
«Хорошо же, - подумал Юури не без злорадства, - блох я тебе припомню, когда ты заявишься ко мне в кровать в своей розовой ночнушке. Сказать бы тебе сейчас, что ты у меня на шее виснуть будешь. Так не поверишь же.»
Гвендаль, судя по разговору Вольфрама и Джулии был на передовой, а Конрад? Конрад же… Сердце из груди перескочило сразу в горло. Ноги едва не подкосились, будто на спину ему закинули тюк в десять раз больше, чем он нес до этого. Руттенберг. Если Джулия жива, значит битвы при Руттенберге еще не было. Значит, Конрад здесь. Значит… на этом внятные мысли закончились. Что он может сделать? Что он должен сделать? Предупредить об опасности? Чушь, они знали тогда, на что шли. Не пустить? Но кто послушает его здесь, даже если он смоет краску с волос и снимет линзы. Вмешаться? Но он не чувствовал в себе ни малейшего отклика силы, да и неизвестно было, какие последствия могло повлечь его вмешательство. Сказать, что все будет хорошо? Замечательно. «Конрад, у тебя все будет хорошо, правда весь твой отряд погибнет, Джулия тоже умрет, вообще очень многие умрут, вы с Адальбертом станете врагами, твой младший брат откажется от тебя, а твоя мать будет очень сожалеть, что отправила тебя на эту бойню, потом тебе еще руку отрубят, но все будет хорошо.» Блеск просто.
И все же ему нужно было увидеть Конрада – это он знал точно в отличие от того, что же сказать при встрече. Вот только как же теперь выбраться с этого поля битвы? Кажется, Вольфрам, уже был готов призвать огненную стихию. Джулия оставалась спокойной, для нее эти бури в стакане были явно не внове. Она слегка кивнула Юури и прошептала одними губами «Иди», словно читала мысли или знала о причинах его появления здесь больше, чем он сам.
Это беззвучное «иди» наполнило его уверенностью, как попутный ветер наполняет парус. Он не зря здесь оказался, не может быть, чтобы это было случайностью и значит, надо действовать. Он направился к первому же стражнику и попросил указать, где можно найти Конрада Вэллера по поручению леди Джулии. Похоже, сказано это было достаточно твердо,и никаких подозрений у стражника не возникло, равно как и желания проверить личность вопрошающего. Конрад, если верить, словам стражника, должен был обнаружиться в конюшне. Юури заторопился туда, прокручивая в голове возможный разговор, и в итоге чуть не столкнулся с объектом своего поиска. Он едва узнал Конрада. И дело было не в другой одежде или прическе. Просто никогда у Конрада, которого он знал, не было такого выражения лица, таких потухших глаз. И морщинки, глубоко залегшей между бровей, тоже не было. А ведь Юури знал Конрада, который был на двадцать лет старше, чем этот.
На уставившегося на него мальчишку Конрад не обратил ни малейшего внимания. В последнее время на полукровок вроде него часто пялились, и взгляды эти были куда менее дружелюбны, так что волей неволей пришлось отрастить шкуру. Да и какая разница теперь – скоро все закончится так или иначе.
«Так или иначе - да ты оптимист, Веллер, раз рассматриваешь два варианта. И это с отрядом, где половина бойцов еще не оправилась от ран, а другая вооружена из рук вон плохо.»
Ярость снова вскипела в нем, он был полон ей до краев и шел так, словно боялся расплескать - рубленные, словно деревянные шаги вместо привычной походки. Не здесь. Все это лучше приберечь для Руттенберга. Там можно будет дать выход душащей его злости. Вот только не уйдет ли вместе с ней в песок и его кровь, его жизнь и жизнь его товарищей. Честь ценой жизни, прощение ценой нечистой крови, которая годится лишь на то, чтобы пролить ее на передовой. Их отправляли туда, чтобы заткнуть дыру в обороне. Дыру, которой легко можно было избежать. Но разве стал бы слушать регент королевского отпрыска, рожденного в позорном, как теперь оказалось, союзе с человеком? Нет, разумеется. Зато теперь он дал возможность «искупить и доказать». «Искупил и доказал» - не так уж плохо для эпитафии, но Конрад искренне сомневался, что у них будут надгробия равно как и могилы.
Фон Крист шел ему навстречу, словно зеркальное отражение. Те же скупые, скованные движения. Та же ярость во взгляде.
- Я только что узнал, что вам не успевают доставить вооружение. Это самоубийство, не могу допустить…
- Мы выступаем завтра утром. Приказ регента.
- Это подлость. Он воспользовался…
- Неважно, - Конрад не чувствовал себя виноватым, перебивая учителя, - А вы, Гюнтер, не бросайте на ветер такие слова. Он дует в одни уши. Окажетесь в одной упряжке с нами, даром, что чистых кровей.
- Мне все равно. Я готов отправиться с вами.
- Помощь вашего клинка трудно недооценить, но нет. И спасибо вам. Я знаю, сколько вы сделали.
- Конрад…- Гюнтер положил ладонь на его плечо, как делал это неоднократно в академии, удерживая своего самого способного и самого норовистого ученика от поспешных решений и опрометчивых шагов, - Постарайтесь вернуться. Прошу вас.
- Я постараюсь, для этого мне придется вспомнить все ваши уроки.
- Надеюсь, я вбивал их в вас достаточно тщательно.
- О да. Некоторые синяки у меня до сих пор остались.
Улыбки у обоих вышли натянутыми, но все же это были улыбки.
Юури, который стал невольным свидетелем этого разговора (хотя можно ли назвать «невольным» свидетеля, прячущегося за кустом) облегченно вздохнул. Радоваться, конечно, было нечему, но раз речь шла о завтрашнем утре, у него еще было время. Вопрос только в том на что. Едва не упустив Конрада из виду, Юури последовал за ним на почтительном расстоянии. К такому Конраду подходить было неуютно. Он ведь даже не знал еще, что такое бейсбол. Невдалеке замаячила знакомая, огненно-рыжая шевелюра. Йозак! Неунывающий разведчик и сейчас не растерял своей кипучей энергии, хоть и выглядел серьезнее, чем Юури его помнил.
- Ну что, капитан, сегодня ночью гуляем, а утром в бой?
- Гуляем? – Конрад снова растянул губы в подобии улыбки, - пусть парни отлежатся хоть немного. Завтра им понадобятся все силы.
- Они-то да. А нам, здоровеньким, куда излишек девать? Лично я сегодня планирую закатиться в одно заведение… В общем, очень приличное заведение.
- Приличное? – Конрад выгнул бровь.
- Ну да. В том смысле, что выпивка там неплохая. И леди тоже очень…выдержанные. Ну так что, капитан, оставите мне компанию?
- Я правильно понимаю, что ты сейчас зовешь старшего по званию в бордель и даже не скрываешь того, что собираешься надраться?
- Так точно, мой капитан. Зову. Собираюсь. Не скрываю.
- Вольно. С утра будь в форме.
- Как будто я в ней хоть раз не был.
- Напомнить?
- Если вы про тот раз, капитан, то я не полагался бы так на воспоминания. Вы и сами тогда того...
- Кончай придуриваться. – Юури готов был расцеловать Йозака. Конрад снова улыбался, - Иди, куда собирался. Только без меня.
- Но…
- Без меня, Йозак. В другой раз вместе погудим.
Лгать Конрад либо не умел, либо у него просто не получилось в этот раз. В любом случае прозвучала фраза так, что любому бы стало ясно – в возможность другого раза Конрад не верит.
- В другой раз ты платишь, учти. – Йозак махнул рукой и удалился, продолжая излучать беззаботность. У него с притворством дела обстояли куда лучше, чем у капитана.
Юури снова принялся буравить взглядом спину Конрада, рискуя быть замеченным. Что толку ходить хвостом, если не знаешь, что делать. Почему кстати Конрад не пошел с Йозаком? Не то чтоб Юури знал его как завсегдатая подобных заведений, но разве не естественно было бы немного сбросить напряжение, от которого вокруг все буквально потрескивало? Правда мысли о подобном способе релаксации едва не вогнали Юури в краску. Об этой стороне жизни Конрада он ничего не знал. Да и существовала ли она – эта сторона? Едва ли взрослый мужчина стал бы по непонятным причинам практиковать полное воздержание. Но и представить себе Конрада, тайком посещающего бордель или любовницу, у Юури не получалось.
«А если любовника?» - следовало признать, в словах «внутреннего Мураты» был свой резон.
«Здесь это не такая уж редкость» - вспомнились Юури слова Конрада. Да что там вспоминать – он сам был помолвлен с парнем, пусть и благодаря досадной случайности, но помолвлен же. И разговоры о свадьбе Вольфрам заводил регулярно.
«Это» («гомосексуальные отношения» - занудно поправил его Мурата) здесь и правда редкостью не было, как и поводом для осуждения, так что Конрад вполне бы мог… От мыслей о том, что именно он мог, как и с кем, стало жарко. От осознания, что такой вариант, как ни странно, устраивает его куда больше, стало немного стыдно. Но любовник или любовница, одно Юури понял четко, он не хотел, чтобы этой ночью Конрад оставался в одиночестве. Это все равно, что готовиться к контрольной в последние часы вместо того, чтобы выспаться – наутро в голове будет каша. Вот только на войне это может обернуться куда более серьезными неприятностями, чем сниженная годовая.
« - Но я ведь точно знаю, что Конрад выжил.
- А если нет? Если все решается здесь и сейчас. Если ты здесь как раз поэтому?»
Крыть было нечем. Что ж, хорошо, он проследит за Конрадом.
«- И, может быть, увидишь кое-что интересное.
- Заткнись, пожалуйста»
По всей видимости, побочным действием демонического зеркала было раздвоение личности и возможность вступать с самим собой в дискуссии.
От легкого прикосновения к плечу Юури подскочил на добрых полметра.
- Вот ты где. Я искала тебя.
Вопрос о том, как нашла его абсолютно слепая девушка, оставался открытым.
- А ты нашел, что искал?
- Да, кажется, - промямлил Юури.
- Это хорошо. Пойдем, я покажу тебе комнату, где ты сможешь отдохнуть.
Комната оказалась крохотной каморкой, скорее всего предназначавшейся слугам. Но в ней было чисто, и стояла кровать, застеленная свежим бельем.
- Спасибо...
Юури и не думал, что кровать ему пригодится, но заснул, едва коснувшись головой подушки. Проснулся он словно от толчка.
«Опоздал. Я опоздал, они уже уехали. Какой смысл был попадать в прошлое, чтобы так бездарно все проспать?»
Обидно было чуть ли не до слез. И почему Джулия его не разбудила? Он выбрался из каморки. В коридорах замка было пустынно, а в высокие окна заглядывали звезды, и это дарило некоторую надежду. Переживания «успел-не успел» отодвинули на задний план мысли о том, что же он собирается делать, встретив Конрада.
«Может, и делать ничего не придется, мне просто нужно убедиться, что он в порядке»
Расположение комнат Конрада он знал, хоть и ни разу там не был. Оставалось надеяться, что некоторые привилегии за опальным королевским сыном все же сохранили. Не на конюшне же ему ночевать. Стражи у дверей не обнаружилось, и на том спасибо. Юури потянул ручку вниз – дверь приоткрылась без скрипа. Он скользнул внутрь. Комната оказалась, конечно, больше, чем каморка, в которой ему довелось задремать, но убранством тоже не блистала. И, зная Конрада, можно было предположить, что связано это вовсе не с санкциями, а исключительно с личными вкусами владельца.
Сам владелец лежал на кровати, заложив руки за голову, и изучал потолок. Как и предполагалось, в полном одиночестве. И даже бутылке вина не было позволено составить господину Веллеру компанию. До какой же степени Конрад должен был погрузиться в свои невеселые размышления, чтобы при всей своей хваленой реакции, не заметить незнакомца, вошедшего в комнату? Или ему уже было настолько все равно? Он лежал поверх покрывала, даже не раздевшись, только рубашка оказалась расстегнутой. Юури видел Конрада и в меньшем количестве одежды. И даже совсем без нее, но никогда это зрелище не волновало его так как сейчас. Хотя и равнодушным, стоило признать, не оставляло никогда.
«Не редкость…вот оно что»
Сейчас Юури был искренне благодарен своему подсознанию за то, что оно только сейчас открыло ему собственные намеренья. Случись это хотя бы час назад, он бы струсил непременно, но сейчас оставалось лишь сделать несколько шагов до кровати.
«Не размышляй. Раз уж опыта нет, лишние раздумья все только испортят»
Он как раз сделал последний шаг, когда его с силой дернули за руку, повалив на кровать.
Юури взбрыкнул, пытаясь освободиться, но Конрад удерживал его, как будто не прилагая к этому никаких усилий.
- Что ты здесь делаешь? – в сумраке комнаты выражение лица Конрада трудно было разобрать, но голос его не был злым. Скорее удивленным.
«Я сам не знаю, точнее знаю, но скорее окочурюсь, чем смогу это сформулировать» - успел подумать Юури, прежде чем его рука, словно без ведома хозяина, вцепилась в волосы Конрада. Он надеялся, что касание губ будет достаточным объяснением.
Конрад оказался довольно понятливым. На мгновение он отстранился, приподнялся на локтях, пытаясь разглядеть того, кто оказался в его постели. Мальчишка совсем. Не Йозак ли его подослал? Но на профессионала ночной гость никак не походил. Конрад все же имел опыт общения с ними, хоть и небогатый. Наемный убийца? Зачем подсылать его к тому, кто уже и так мертв практически с гарантией. Кем бы гость ни был, заподозрить его в корысти было затруднительно. Не все подарки судьбы стоило принимать, но от этого, последнего, судя по всему, Конрад не мог отказаться. Да и кому бы это могла повредить? Мальчишка прижимался к нему весьма недвусмысленно, хотя и явно робел.
Конрад уже успел пожалеть, что отпустил Йозака одного. Но уж слишком его предложение напоминало Конраду поминки по самим себе. В одиночестве же оказалось ничуть не лучше, так что гость оказался кстати.
- Спасибо, что пришел, - шепнул Конрад в горячее (скорее всего от смущения) ушко. Он пообещал себе быть осторожным, насколько это возможно, но не знал, удастся ли ему сдержать его. Точнее удастся ли сдержать себя. Мальчишка ерзал под ним, и движения эти отзывались в самом Конраде довольно предсказуемо. И приятно. О своем визави он мог сказать немного. Он был молод (Конрад искренне надеялся, что шестнадцать ему уже есть, но спрашивать не стал, за что и выругал мысленно себя лицемером), на нем была
хорошая одежда, если судить на ощупь. Короткие волосы. Приятный запах. Вот и все, пожалуй. Явно неопытный, судя потому, как запутался в собственной рубашке. Но смелый, Конрад усмехнулся, почувствовав чужие пальцы на застежке собственных брюк.
- Позволь я тебе помогу...- через несколько мгновений с одеждой было покончено. Мальчишку била дрожь. То ли от волнения, то ли в комнате для него было прохладно. Последнее, впрочем, легко было исправить. Конрад удостоверился, что гость возбужден не меньше его самого. Под пальцами мальчишка вскинулся и застонал, почти заскулил. Чтобы кончить ему хватило буквально пары движений, после чего он явно сконфузился, попытался отодвинуться, а то и вовсе сбежать.
- Все хорошо, - Конрад прижал его к себе, целуя шею и подбородок, - У нас еще есть время.
Мальчишка снова всхлипнул и буквально впился ему в губы. Горячий. И, совершенно очевидно, девственник. Может быть и правильнее было бы вытурить его сейчас из постели, но этой ночью правила хотелось послать куда подальше.
Он целовал и оглаживал ладонями грудь и плечи, спустился к паху. Не то чтоб он был хорошо подкован в этих вопросах, но его умений хватило на то, чтобы заставить мальчишку метаться так, что пришлось прижать к постели его бедра и запястья, чтобы удержать на месте.

Конрад не собирался торопить события, но ночной гость имел свое мнение на этот счет. Высвободившись, он весьма красноречиво повернулся на живот. Конрад честно пытался сдержать обещание и быть осторожным, но в какой-то момент остатки разума его покинули, а сдавленные стоны не могли заставить остановиться. В этот момент ничего не существовало, кроме бьющегося под ним тела. Ни грядущей битвы, ни предательства, ни близкой смерти. Только движение в темноте, успокаивающий шепот, который летел с его собственных губ. Бедра, которые он наверняка сжимал до синяков, спина в капельках пота. И вспышка в конце – короткая и яркая как никогда прежде. И поцелуй после, уже сквозь сон. И запоздалая мысль, что нужно было быть абсолютной свиньей, чтобы заснуть вот так сразу, не спросив даже имени.

Юури вышел из комнаты Конрада, когда на улице уже светало. Вышел на своих двоих, хоть это далось ему непросто. Ничего такого, чего нельзя было вытерпеть, но определенный дискомфорт присутствовал…местами. И все же оно того стоило. Да сказать по правде, Юури был готов заплатить и большую цену, за то чтобы снова услышать, как срывается голос Конрада, почувствовать прикосновение губ, снова ощутить на себе тяжесть его тела, его силу.
Кажется, он возбудился снова от одних только воспоминаний, отчего походка стала совсем уж замысловатой. Он прислонился к стене, не зная, куда идти дальше. А главное зачем. Часа через два Конрад уедет со своим отрядом, будет тяжело ранен в бою, чудом выживет. А через несколько лет отправится на Землю и даст ему, Юури, имя.
Он ничего не смог изменить – только разделить с Конрадом эту ночь, и, что, наверное, важнее, несколько часов крепкого сна.
Юури и самого немилосердно клонило в сон, глаза слипались даже на ходу. Добраться бы хоть до каморки, но в очередном и, как казалось, бесконечном коридоре он встретил Джулию.
- Уже проснулся? Я велела заложить карету, мы сможем проводить их. Поедешь со мной?
Юури кивнул и покачнулся.
Она даже не стала спрашивать, что с ним, просто положила ладонь на макушку, и через мгновение отголоски боли утихли, усталость сменилась умиротворением. Через несколько дней она отдаст все свои силы до последней капли, чтобы облегчить страдания раненных. И погибнет.
- Я поеду. Спасибо.
Карета не успела тронуться, когда к окну с его стороны подошел Вольфрам. Судя по теням под глазами, он тоже не спал этой ночью.
- Передай им это, - он протянул букет довольно невзрачных голубых цветов.
«Сам передай» - едва не ответил ему Юури. «Какого черта, ты места себе не находишь, но не можешь сказать брату, что переживаешь за него?»
- Я передам.
- Чудесный запах, - Джулия улыбнулась, - это «Конрад, стоящий на земле». Сорт выведен ее величеством. Она очень любит цветы и своих сыновей.
Они добрались до ворот города и смотрели сверху, как по пустой улице едет отряд Конрада. Город зажмурил глаза, закрыл уши и отвернулся от тех, кто шел на его защиту. Город не хотел провожать их, не желал оплакивать. И сейчас Юури его почти ненавидел за эту мирную тишину, которая была хуже любого предательства.
Он не замечал, что по его щекам текут слезы. Только двое вернутся. Только двое. Он почти забыл о букете, а вспомнив, швырнул его что было сил из окна башенки. Ветер растрепал букет, осыпал отряд цветами и лепестками. Они все обернулись, пытаясь разглядеть того, кто не побоялся проводить их. Юури махал им рукой, зная, что они не увидят, и все же один человек ему ответил…
- Спасибо тебе.
Юури обернулся к Джулии, запоздало вспомнив, что не один здесь.
- Никто не будет плакать по ним так, как ты. Теперь они знают, что есть те, кто ждет их возвращения.
- Но они же все равно погибнут. Почти все погибнут.
- И все же уходя, они будут знать, что их ждут.
Она обнимала его, гладила по волосам, до тех пор, пока в руках ее не осталась лишь пустота и несколько тающих в воздухе зеленых огоньков.
- До свидания…я, - прошептала Джулия, уже ни к кому не обращаясь.

Конрад был первым, кого он увидел, очнувшись. Хотя Вольфрам и Гюнтер быстро заслонили его. Первый по своему обыкновению орал, пряча беспокойство, второй порывался задушить в объятиях. А Конрад просто улыбался. К рукаву его формы прилепился ярко-голубой лепесток.
- Откуда это? – спросил Юури, будто важнее вопроса в тот момент просто не существовало.
- Кажется, я едва не сшиб горничную, которая шла с букетом. Нужно будет попросить прощения.
Конрад осторожно снял лепесток и сжал в его ладони вместо того, чтобы сбросить на пол.

@темы: слэш, фанфики, R

---

[mazoku storyteller]

Все задания на фикатон отправлены. Пожалуйста, подтвердите, что вы получили свое задание, в комментариях к этой записи или на умыл сообщества.
Вопросы, если они возникнут, тоже можно задавать здесь

Выкладка готовых работ начнется 11 октября и закончится 17 октября.

Если вы не подавали заявку, но хотите выполнить одну из имеющихся, то можете написать фик в рамках свободного участия

@темы: фикатон

---

Прием заявок на ККМ-фикатон

[mazoku storyteller]

Прием заявок открыт!

Заявки принимаются с 26 июля по 1 августа.

Как оформить заявку:

1. Ник и способ связи
2. Хочу (не менее трех пунктов)
Что вы хотите получить: персонажи, сюжеты, пейринги, рейтинг, жанр и т.д. Ограничения: чего вы ни в коем случае не хотели бы получать.
3. Могу
Что вы можете написать: персонажи, пейринги, жанр, рейтинг и т.д. Ограничения: чего вы не можете написать в принципе.

Минимальный размер фика - 1000 слов.

Заявки просьба оставлять в комментариях к этой записи.
Просим также обратить внимание на правила сообщества и не забывать, что они распространяются на работы, принимающие участие в фикатоне.

Прием заявок продлен до сегодняшнего (2 августа) вечера!
Задания, соответственно, будут разосланы 3 августа.

запись создана: 26.07.2010 в 07:48

@темы: фикатон

---

[Таэлле]

Название: отсутствует
Автор: Таэлле
Бета: Eswet
Жанр: зарисовка
Персонажи: Мудрец и Истинный
Таймлайн: эра Истинного.
Дисклеймер: не владею и не претендую.
Примечание: римейк вот этого фика авторства Levhart.

Воздуха не хватало.

Он вдохнул жадно и быстро, раз, другой, уже зная, что сейчас опять зайдется кашлем, и рот наполнится кровью, и снова станет труднее дышать. Проклятье, что ж так горло царапает от каждого вдоха.

Упираясь обеими руками в землю, он подождал, пока его перестанет трясти, и попробовал вдохнуть медленно и осторожно, слабым глотком воздуха. Душно. Душно и тошно. Он сплюнул кровью, чуть отведя голову, стараясь не попасть на себя - сил еще и утираться не хватало, - потом попытался сесть прямее, потянувшись расстегнуть еще одну пуговицу. Воротник он рванул сразу, как накрыло первым приступом, но сейчас все равно казалось, что никуда этот чертов воротник не делся, все так же давит, врезается в шею.

Ну вот, уже два вздоха, а кашля пока больше нет. Неужели прошло...? Он потихоньку расслабился, понимая, что сил встать на ноги, а тем более куда-то идти, нету. Придется ждать. И надеяться, что если на него кто и наткнется, то лучше бы Мудрец: на чужую панику сил уж точно не хватало.

А земля еще холодновата, отметил он и слабо усмехнулся. Вот так-то лучше. Когда начинаешь чувствовать, что земля холодновата, хоть кругом и тепло, когда замечаешь наконец, что все это время мял и теребил свежую траву - это всегда лучше. Тем более весной: больше не надо глотать колючий зимний воздух. Больше уже никогда не будет надо.

До лета бы вот еще дотянуть.

Пакостная ловушка: то разум тебе не подчиняется, накатывает темный туман, в котором ты уже не ты, и даже когда он отступает, чувствуешь - и не зря чувствуешь, по взгляду Мудреца видно - что проклятый туман с каждым разом оставляет за собой облачка все больше, все ядовитее. А то отказывает тело, будто протестует, стремится вытряхнуть из себя эту муть с такой силой, что и разума хватает только на то, чтоб замечать боль. Поди выбери, что хуже - а скоро и выбирать не придется.

- Вот ты где, - произнес знакомый голос откуда-то сбоку.

Он не стал оборачиваться: ни к чему тратить силы. Мудрец подошел, присел рядом. Рассмотрел пристально, привычно. Достал большой платок и принялся как ребенку вытирать подбородок, губы, потом руки: медленно, осторожно, по одному пальцу. Еще и платок у него влажный, надо же.

- Встанешь? - спросил Мудрец тихо.

- Пока нет, - он собрался было мотнуть головой отрицательно, но вовремя удержался. - Возвращаться, вися на тебе - это как-то...

Хорошо хоть пожать плечами много сил не надо.

Мудрец усмехнулся.

- Ладно, посидим. Уже тепло.

- Тепло... И еще потеплеет. Весна, черт побери, - он прислонился к плечу Мудреца, слегка запрокинув голову - лучше смотреть на деревья, вдаль, чем на пятна собственной крови на смятой траве.

- Ты же любил всегда весну, - чуть удивленно отозвался Мудрец.

- Любил. Люблю... Весной, знаешь ли, слишком жить хочется.

@темы: фанфики, джен, PG

---

[Таэлле]

Название: отсутствует
Автор: Таэлле
Жанр: недоПВП
Персонажи: Конрад, Юури
Таймлайн: постканон
Дисклеймер: не владею и не претендую.

Тихо. Тихо-тихо-тихо-солнечно... очень солнечно, проспал, что ли... а, теперь уже неважно, раз не будят.

Запрокинуть голову чуть навстречу солнечным лучам, не открывая глаз, наоборот, жмурясь, ловя тепло, чувствуя тепло во всем теле, выгнуться, потянуться и со вздохом перевернуться на бок, уткнувшись в тепло, чтобы опять заснуть.

Смешная штука: когда досыпаешь сладкие утренние минуты, часы — стоит раз вынырнуть из сна, пусть даже не открывая глаз, ощутить мир вокруг себя, и он уже никуда не уходит, даже если не будят, даже если опять засыпаешь. Мир просачивается в сон — солнцем на подушке, мягкой тяжестью одеяла, неосознаваемой непривычностью звуков далеко вокруг, жаром обнимающей тебя руки.

Тихо. Слишком тихо, и даже голоса где-то за окном подчеркивают эту тишину — далеко, не те, мало. В комнате тихо, только размеренное теплое дыхание рядом. Шевелиться не хочется, и в то же время хочется шевелиться, прислушиваясь к солнечной истоме в каждой клетке тела: вот так и тянешься выгнуться, потянуться... вздохнуть протяжно, чуть не замурлыкав, и улыбнуться полуосознанной мысли — никогда не хотелось играть в кошку, не та игра... и Грета тоже не играет... Грета? Убежала завтракать, наверное, на удивление тихо, или... нет, дома не так падает в окно свет, и пижама...

Какая пижама?

Пижамы не было.

Юури моргнул и мотнул головой. Повернулся, жмурясь, наслаждаясь прикосновением к телу ткани... ткани простыней.

Открыл глаза.

Встретил взгляд таких знакомых карих с искоркой глаз.

Надо же, подумал он, никогда не видел у Конрада сонного взгляда. И сейчас... сейчас — через секунду глаза Конрада были уже, как обычно, ясными и внимательными.

— Так нечестно, ты просыпаешься быстрее, — тихо сказал он невпопад, а про себя — почти в тот же момент — подумал: не как обычно. Совсем не как обычно. И так близко...

— Извини, — ответил Конрад, улыбнувшись, но во взгляде его не было обычной притаившейся дружеской улыбки. Была — теплая тяжесть, такая же, какой ощущалась рука Конрада на его предплечье.

Он тоже без пижамы, подумал Юури. Или без ночной рубашки там... интересно, он всегда так спит? Юури твердо решил, что краснеть утром уже неуместно, но в ту же секунду нарушил свое решение. И уткнулся Конраду в плечо — не то чтобы скрыть покрасневшие щеки, просто... Ну просто. Напомнить самому себе, действительно Конрад самую чуточку пахнет как те голубые цветы. Логика подсказывала, что в этом мире никакими там дезодорантами не пользовались, разве что Аниссина бы изобрела... Не стоит, решил Юури, невольно вздрогнув.

— Юури? — в голосе Конрада чувствовалась самая капелька тревоги.

— Все в порядке. Ты... ну ты хоть теперь не называешь меня "хейка"! — ответил он первое, что пришло в голову. Тем более, это правда, а не про Аниссину же вспоминать. Кажется, не рекомендуется вспоминать посторонних, даже самых дорогих друзей, утром после... после...

После ночи, подумал Юури и вдохнул глубоко, думая о том, что Конрад пахнет немножко мылом, немножко сукном, немножко потом, и да, все равно цветами, как это ни глупо — ну хотя у каждого человека же должен быть свой личный запах, кроме всех посторонних воздействий.

Наверное, сегодня утром Конрад должен и пахнуть и им тоже.

@темы: слэш, фанфики, PG-13

---

объявление

[mazoku storyteller]

Прием заявок - с 26 июля по 1 августа (внимание: заявки будут приниматься в соответствующем посте)
Распределение и рассылка заданий - 2 августа
Выкладка готовых работ - с 11 по 17 октября

Код баннера:

<a href="http://mazokutales.diary.ru/p118210991.htm" target=_blank><div align="center"><img src="http://i081.radikal.ru/1007/11/918c7e1deda0.jpg"></div></a>

запись создана: 22.07.2010 в 16:47

@темы: фикатон

---

Фанфик

[Айрелери]

Автор: Сакура-химэ
Бета: Айа
Рейтинг: G, джен
Персонажи: Саралеги, Бериас
Дисклеймер: не мое
Примечание: это третья и последняя история из цикла. Первая лежит здесь. Вторая - здесь.

текст

– Вставайте скорее. Ну, просыпайтесь!
Саралеги с трудом разлепил глаза. Он очень устал – разбирал библиотеку – и лег совсем недавно. И что Бериасу вздумалось его будить? Пожар? Наводнение? Мадзоку напали? Что могло случиться?
– Переворот, – ответил Бериас на невысказанный вопрос. – Быстро одевайтесь и идем.
Внутри стало холодно и тяжело. Саралеги немного гордился тем, что ничего не боится, но сейчас дыхание перехватило, а сердце заколотилось часто-часто. Руки дрожали так, что он не сразу попал в рукав плаща. Не страшно – это когда все зависит от тебя, а если ничего не можешь сделать?
Бериас молча ждал, то и дело оглядываясь на дверь. Никогда раньше Саралеги не видел, чтоб он так нервничал и позволял себе это показывать, и от этого делалось еще страшнее.
– Ты меня вывести хочешь? Что мы будем делать?
– Тихо. Идите сюда.
Это больше походило на приказ, и раньше бы Саралеги такого не стерпел. Но сейчас он растерялся и никак не мог сообразить, что делать, потому молча послушался.
Саралеги думал, они уйдут по галерее, там обычно было тихо, но Бериас покачал головой, нажал рычажки на раме зеркала, и стекло разъехалось, открывая спуск в черноту. О тайном ходе в комнате знали немногие. Доверенные слуги, отец, конечно, сам Саралеги и Бериас, которому секрет раскрыли на второй же день присутствия в жизни принца. Дворцовая стража не знала.
– Лезьте.
– А ты не со мной?
– Лезьте и спрячьтесь. Я за вами приду. Ждите.
Сидеть в неизвестности и ждать Саралеги не собирался. Хоть представлять-то ситуацию он должен? Или пусть Бериас идет с ним и защищает, а не носится где-то, рискуя собой.
– Нет, Бериас, стой. Что происходит во дворце? Где мой отец?
– Переворот, – повторил Бериас. – Ваш отец убит. Канцлер намерен провозгласить королем себя.
Нынешний канцлер – лорд Риттер. Правая рука отца, в последние два года его влияние было особенно сильным. Вот, значит, как…
– Гвардия?
Бериас отвел взгляд.
– Ей командует Максин. Он не... не сохранил верность вам.
– Понятно. А простые солдаты?
– Выведены из дворца. За вами охотятся. Я уже все подготовил, вы должны…
– Стой. – Саралеги проснулся окончательно; в голове наконец-то прояснилось – не то от страха, не то от напряжения, не то от всего сразу – теперь он снова мог быстро соображать, что делать. – Выведи меня туда, куда вывели их.
– Вы риск осознаете?
Это прозвучало как «Вы с ума сошли?», но Саралеги не обиделся. Риск действительно был, но без солдат ничего не получится. И действовать надо сейчас, пока Бериас не надумал спасти его куда-нибудь за границу.
– Бериас, это моя страна и мои люди. Я не позволю Риттеру занять мой трон. Риск оправдан.
В ответ Бериас молча схватил его в охапку и втолкнул в проход. Саралеги попытался вырваться, конечно, но вырываться у Бериаса было совершенно бесполезно. С тем же успехом можно было пытаться пинками сдвинуть с места фамильный замок.
– Спрячьтесь и ждите меня.
Зеркало бесшумно сомкнулось над головой, и стало темно.
Мелкая бытовая магия давалась Саралеги плохо, чтоб не сказать – отвратительно. Бериас твердил об особенном даре, но никакой особенный дар сейчас, когда требовался всего-навсего магический свет, помочь не мог. Пришлось пробираться вниз на ощупь.
Что же теперь делать? Бериас – воин, и замечательный. Но с гвардией Максина и охраной Риттера он не справится, тем более если будет защищать его, Саралеги. Или справится, но сам погибнет, а этот вариант и рассматривать нечего.
Значит, нужно пробираться к солдатам. Как бы ни было опасно.
Ступеньки под ногами неожиданно кончились, и Саралеги уткнулся в стену. Какой-то из кирпичей служил ключом, какой – он, конечно же, забыл, и пришлось обстукивать все по очереди. Поддалась стена все равно неожиданно, и Саралеги, не удержавшись, растянулся на земле. Ход за его спиной тут же закрылся.
Ночь стояла холодная, какие они обычно в конце лета и бывают, а Саралеги только что сообразил, что стоит босиком. Вечером выпала роса, мокрая трава неприятно липла к ногам. Надо было меньше препираться с Бериасом, тогда бы и не забыл обуться.
Спрятаться, значит?
Ту часть парка, куда вел ход, Саралеги знал не слишком хорошо. Здесь было неуютно и вечно гуляли придворные, а общество придворных выводило из себя. Они, к тому же, совершенно не воспринимали его всерьез и считали избалованным эгоистичным ребенком (это Саралеги случайно услышал, как Максин с кем-то беседовал), что, конечно, симпатии к ним не прибавляло. Ему вообще всегда больше хотелось взять лошадей и уехать в поля, вместе с Бериасом, чем терпеть около себя весь цвет отцовского двора.
Зато укромных уголков здесь было предостаточно. В детстве Саралеги показывал их Бериасу – свои тайные убежища, в которых прятался от слуг, в том числе и свою любимую каменную нишу за цветочной занавеской в одной из беседок. Если Бериас запомнил – а он должен был, – наверняка под «спрятаться» имел в виду ее. Это в малом гроте, если не знать, ее и не приметишь.
Однако добраться до беседки Саралеги не успел. Он не сообразил, что с дорожки лучше уйти, да и трава была очень уж мокрая и холодная. Не догадался, что вокруг могли притаиться гвардейцы. И не думал об этом, пока чья-то рука не зажала ему рот.
Он попытался вывернуться, но держали крепко. Закричать он не мог, да и звать было некого; ему больно выкрутили руки и поволокли в сторону, в кусты – конечно, там ведь тихо, никто туда не пойдет, и его тоже не найдут, если что… Саралеги попытался лягнуть своего захватчика, но не дотянулся. Его швырнули на мраморный бортик – так, что он ударился затылком; на миг в голове помутилось, а когда он снова смог соображать, то встретился взглядом с генералом Максином. Тот как раз затягивал узлы веревки, которой связал Саралеги.
– Генерал, что вы делаете?
Максин расхохотался. По правде говоря, Саралеги не мог его за это винить: действительно смешно – ну ясно же, что просто так в кусты не тащат и не связывают. Однако надо было как-то потянуть время. Бериас ведь придет, но до этого момента надо дожить, причем в буквальном смысле слова.
– Лорд Риттер обещал мне свободу. Больше вы не сможете требовать у меня ларцы, гвардию и все остальное.
– Развяжите меня. И отпустите. Мы можем пересмотреть ваш статус.
Максин присел рядом с ним.
– Вы не понимаете. Мне статус не нужен. Мне нужна свобода. А пока вы живы, это невозможно.
Максин встряхнул его за плечи, больно сдавливая; очки свалились и откатились куда-то вбок. Руки Максина переползли ему на шею; воздуха не хватало – это было страшно, очень страшно, и он отчаянно выкрикнул:
– Отпустите меня! Сейчас же!
Мир вокруг полыхнул голубым; лицо Максина стало вдруг пустым, а глаза – безмысленными. Максин разжал руки и отшатнулся. Что было дальше, Саралеги не видел: сознание не выдержало.
Он очнулся от мягкого, ласкающего прикосновения чужой хореку: Бериас держал его голову на коленях и щедро вливал собственную жизненную силу.
– Целы?
Его трясло – скорее от напряжения, чем от страха, но страх тоже примешивался. Раньше такого не было – хореку более-менее слушалась и подчинялась, и он по крайней мере знал, что с ним происходит. И последствий таких не было. Сейчас голова кружилась, перед глазами плавали темные круги, и сесть получилось только с поддержкой Бериаса.
– Угу… только странно как-то.
– Ничего, ваше величество. Просто вы вложили слишком много хореку. Так не стоит делать. Я помогу вам научиться это контролировать.
– Это… я… что я сделал? Я сказал ему отпустить меня, и он отпустил. Это внушение?
– Не совсем. Вы захватили его разум под контроль и перестарались. Ничего, в первый раз так бывает.
Голос Бериаса, осознание того, что он рядом, мало-помалу успокаивало. Все будет хорошо. Не может не быть.
– Ты говорил, войска вывели за город. Мы поедем к ним?
– Поедем. Я привел лошадь. Вы сами заберетесь или вас посадить?
– Сам справлюсь.
Дурнота быстро отступала; наверное, он и правда просто перестарался с непривычки, а на деле во влиянии на чужой разум ничего сложного нет. Надо будет только потренироваться, но потом. Сейчас надо ехать.
Максин вывел войска в загородные казармы; там когда-то была военная академия, но Дай Симарон запретил профессиональное военное образование, едва отец провозгласил независимость Сё Симарона. Им оставили только общую боевую подготовку, академию переоборудовали, и там теперь проходили обычные учения и тренировки. Иногда. Когда приходило разрешение из Дай Симарона.
Сейчас солдат просто вывезли туда, чтоб не мешали свергать власть.
Бериасу удалось привести всего одну лошадь; винить его за это Саралеги не мог. И на том спасибо. К тому же, сейчас действительно было удобнее всего сесть позади Бериаса – так шатать не будет и он не свалится с лошади в самый неподходящий момент.
– Держитесь крепче. Мы поедем быстро.
Саралеги обхватил Бериаса за талию, уткнувшись носом в его спину. Как же хорошо, что он рядом. Как же хорошо.
На то, чтоб обдумать, как быть дальше, у Саралеги было почти пятнадцать минут. Ровно столько, чтобы выехать через замковый парк и задворки за городскую стену и проехать рощицу и поле.
В казармах почему-то не спали. Кто-то зажигал факелы, кто-то открывал оружейную – и голоса солдат горели гневом. Неужели и впрямь собирались сражаться?
Бериас осадил лошадь, и они вернулись под деревья.
– Солдаты знают.
– Угу, я тоже так думаю. Дай мне выехать к ним.
– А если они поддерживают Риттера?
– Ты же сам знаешь, что нет. Ты слезай, я подъеду к ним сам. И будь рядом если что, ладно?
На мгновение Саралеги показалось, что его сейчас тоже сдернут с лошади, перекинут через плечо и сволокут в безопасное место – но Бериас, мрачный и хмурый, подчинился.
– Я буду здесь. Если поймете, что вам грозит опасность, быстро уезжайте. Я их задержу.
– Хорошо, хорошо. И это неопасно, ты ведь рядом.
Он ударил лошадь пятками, и та галопом вынесла его к казармам.
Солдаты оборачивались – один за одним. Те, кто понимал, в чем дело и кого они видят, опускались на одно колено, как перед королем, не принцем. Их здесь несколько дивизий, не меньше, нужно будет потом спросить номера.
Один из них, с шевронами полковника, поднялся и подошел к Саралеги. Поклонился.
– Вы живы, ваше величество. До нас дошли слухи, что…
– Это были неправильные слухи. Собирайте людей, полковник…
– Герман, – подсказал тот.
– Собирайте людей, генерал Герман. Мы едем в замок.
Чудо, что никто не начал истерически хохотать. Саралеги бы мог и не сдержаться – со стороны зрелище было, скорее всего, уморительное: король босиком, на лошади, растрепанный и листья в волосах застряли. Вид не больно-то королевский.
А новопроизведенный генерал отдал честь и занялся солдатами.
Дивизии строились – быстрее и четче, чем только что до этого. Правильно говорят, что людям нужны те, кто отдает приказы. Они не знали, что происходит и что делать, а тут приехал король, сказал, что делать, и все стало ясно.
– Ваше величество, – Саралеги сообразил, что окликают его, только спустя мгновение. Звал Бериас; он успел потихоньку выбраться из укрытия и подойти.
– Что? Думаешь, я что-то делаю не так?
– Нет. Вы делаете что можете. Только не отходите далеко. Вас еще могут попытаться убить.
– Хорошо, хорошо. Ты же рядом, ничего не случится.
Вперед его Бериас так и не пустил. Заставил стоять и ждать, пока солдаты прорубят дорогу. Он смотрел, как они гибнут – и гвардейцы, и те дивизии, которые защищали его, - один за одним. За спиной Бериаса было безопасно, но иногда Саралеги казалось, что вот сейчас даже Бериас не справится.
Видеть смерть так близко ему до этого дня не приходилось, однако страха не было. То ли потому, что спать хотелось, то ли хотелось, чтоб все закончилось, и было уже все равно – как. Лишь бы скорее.
Бериас был все время рядом. И во время сражения у дверей, и когда люди Риттера попытались обрушить на них потолочные балки, и когда они мчались в тронный зал – пока туда не прорвался Риттер. В Сё Симароне была традиция – давным-давно, это отец в старых хрониках вычитал, – что власть передается через надевшего корону. Тот, кто успевал завладеть ею после смерти короля, и становился новым королем. Так что Риттера нужно было опередить во что бы то ни стало, если он успеет надеть корону, будет труднее, право подтвердится. А времени у него было много, его-то никто убить не пытался. Он мог успеть прорваться в зал.
Солдаты пошли галереей. Они с Бериасом – через тайный ход. Хорошо, что замок строился во время войны: тайных ходов было предостаточно. Ход вел прямо в зал; по нему удобнее было бы отступать, а не наступать, но выбора не оставалось.
У рычага, который открывал потайную дверь в зал, они остановились.
– Стойте. Ждите здесь.
– Я драться могу, – на всякий случай напомнил Саралеги, хотя видел уже, что это бесполезно и Бериас все решил.
– Ждите здесь. Я разберусь.
Саралеги отошел к стене. Ждать так ждать. Оставаться в стороне не хочется, но в бою он и правда мало чем может помочь. Только смотреть.
Он не отвернулся и не закрыл глаза. Смотрел. Даже когда захотелось зажмуриться: когда не мчишься сломя голову, когда твой единственный близкий человек не рядом, страх все-таки может достать. Не страх даже, осознание происходящего, мутное, ледяное, тяжелое чувство, умоляющее сделать хоть что-нибудь.
А Бериас разобрался, как умел и как обещал. Быстро и эффективно. Зал теперь долго приводить в порядок: так много крови. Надо будет всех похоронить, причем открыто, подданные должны видеть, что он не боится, правда на его стороне и он победил.
А гвардию жаль. Только об этом сейчас некогда думать.
Лорд Риттер успел пробраться к трону – надевать корону нужно было здесь, на притронных ступенях; Бериас прыгнул, выбивая обруч у него из рук и сшибая его самого на пол. Саралеги решил, что дальше ждать некуда, и бросился вперед. Только не смотреть по сторонам, не надо. В руках Бериаса корона – обруч, украшенный рубином, вот на нее и смотреть, на символ своей власти.
Почти в ту же секунду двери в зал оказались выбиты. Солдаты – его, верные – ворвались внутрь. И все стихло. Сражаться было уже не с кем.
– Сопротивление подавлено, ваше величество. – Герман, которого он произвел в генералы, еле держался на ногах, – ранили, наверное, – но улыбался.
– Очень хорошо.
Саралеги шагнул к трону. Встал на ступени, обернулся к своим людям. Сердце колотилось часто-часто, до боли, но он заставил себя не думать о том, что именно происходит. Нельзя.
– Спасибо, что сохранил мою корону, Бериас. Дай ее мне, пожалуйста.
– Минуту, ваше величество.
Саралеги никогда еще не видел, чтоб Бериас использовал ходзюцу не в бою, не в лечении и не в учебе, а вот так, в быту. А он, оказывается, и это умел. Обруч в его руках чуть оплавился, Бериас надавил, придавая ему новую форму, и надел Саралеги на голову. На миг его руки скользнули по волосам – будто он попытался ободрить прикосновением – а потом шагнул вперед, повернулся и опустился на колени. Как перед королем. При всех.
И все, кто стоял сейчас в зале, один за одним тоже опустились на колени. Солдаты, советники, набежавшая прислуга – все, кто был готов признать его.
Обруч давил на лоб и виски, очень неудобно. Бериас перестарался, но лучше уж так, чем если бы корона взяла и при всех свалилась ему на шею. Саралеги продолжал улыбаться – люди ведь смотрят, а им совсем не надо знать, что их новый король больше всего на свете желает сдернуть с себя обруч и исчезнуть вон из тронного зала.
– Ваше величество, – Бериас склонил голову. По спине пробежали мурашки: Бериас всегда вел себя с ним так, а за сегодняшнюю ночь назвал величеством бесчисленное количество раз, но сейчас все было совсем по-другому. Сейчас все смотрели и видели. – Примете ли вы под свою руку нас и Сё Симарон от нашего имени?
Да, в древности ведь был какой-то ритуал… Отец вообще объявил себя королем безо всяких церемоний, когда назвал дайсимаронскую провинцию независимой страной, а ему что делать? У них и церемоний-то как таковых нет, и денег на церемонии, если на то пошло.
– Я принимаю. Встаньте.
Или не встаньте, неважно. Кто из них его знает, этот ритуал, они и на колени встали потому, что он надел корону и стоит перед ними. Будет импровизация. В хрониках все равно запишут по-другому, он сам же и придумает, как.
– Отныне я – король Сё Симарона!
Они зааплодировали. Все как один.
И это было здорово. Пусть всего несколько минут, но здорово: осознать, что не только ты их всех любишь и хочешь защищать, но и они тебя. Свои. По-настоящему.
А трон надо другой поставить. На этом сидеть будет неудобно – жесткий и слишком большой. Из той самой древности, когда они еще не подчинялись Дай Симарону.
Потом он раздавал должности – после переворота некоторые очень удачно освободились, как раз достаточно, чтоб наградить тех, кто остался верен. И лучше уж они будут поближе, раз первыми признали его королем.
Это, по крайней мере, было приятно. А вот отдавать распоряжения об аресте и высылке из страны некоторых провинившихся – уже не очень. Отец казнил бы… да правильно, правильно, нельзя жалеть предателей, разве может быть что-то хуже измены? – но начинать правление с казней тоже нельзя. И не хочется, честно говоря.
Максина Саралеги приговорил к изгнанию. Пожизненному. Дал один день – собраться и проститься, если тот захочет и если будет с кем. И смотрел на то, как изумление и облегчение в глазах Максина сменяется болью, когда он осознал, что останется жив, но домой вернуться не сможет. А потом Саралеги минут двадцать сидел в своей спальне, закрывшись на засов, и пытался убедить себя, что поступает правильно, что по-другому нельзя.
Хотелось во вчера. Вернуть все как было, не отвечать за все и разом – одному. И чтоб снова можно было спокойно и сколь угодно долго подготавливать задуманное, а уже потом осуществлять. И не соображать на ходу, что же делать. Королю ведь времени никто не даст.
– Вы в порядке? – Когда Бериас успел здесь оказаться, дверь же была заперта?.. Или раньше вошел? Но хорошо, что он здесь.
– Угу. В порядке. Бериас...
– Да?
– Ты догадывался, что… так будет?
– Да. Не ждал, что так скоро, иначе спас бы и вашего отца. Простите.
– Ты не виноват.
Саралеги придвинулся к Бериасу поближе, на случай, если тот догадается обнять. Но он не догадался, так и сидел с непроницаемым лицом, вперив взгляд в стену, за которой тянулся тайный ход.
– Бериас, ты останешься?
В глазах Бериаса мелькнуло – нет, не удивление, пожалуй, но хоть какое-то чувство.
– Останусь.
– Просто я не могу дать тебе титул. Охранником при короле – останешься?
– Я ведь не ради титула с вами.
– Хорошо. Я так рад, что ты будешь со мной.
Саралеги придвинулся еще ближе, и Бериас наконец сообразил, что от него требуется. Притянул к себе, неловко погладил по голове, как делал, когда Саралеги, еще маленький, спорил с отцом. Саралеги благодарно уткнулся ему в плечо – так тоже было в детстве, когда с ходзюцу ничего не получалось, а один только Бериас и мог объяснить, почему.
– Ваше величество, может, отменить дела на сегодня?
Да, и поехать в поля. Тоже ведь важно: посмотреть на свою страну не из окон кареты, а так (в карете-то долго еще будет небезопасно ездить). Или к морю – пора заложить нормальный порт, который вместил бы много военных кораблей и торговые тоже, а не как сейчас. Или запереться в комнате и просто подумать обо всем, что случилось.
А кабинет завален бумагами, и все требуют рассмотрения. Скорейшего. Лично королевского. Потому что если этим не займется король, займутся советники, а им власть отдавать нельзя. Даже если эта власть означает бумажную возню.
– Нет. Не надо. Пойдем в кабинет, ладно?
– Хорошо, ваше величество. Как скажете.
Бериас выпустил его – не то неохотно, не то просто слишком медленно. Саралеги сам бы сейчас посидел вот так, с кем-то своим, родным, надежным… взрослым. Но времени не было. Совсем.
Отцовский – нет, теперь уже его собственный, нужно привыкать, – кабинет стоял открытый. Сменить бы замок, это не та комната, куда слугам можно забредать без разрешения. На столе – акты, отчеты, налоговые списки, прошения, какие-то свитки, книги, исписанные вдоль и поперек листы – и все в куче. Как только отец управлялся?
– Позвольте мне вам помочь. – Бериас, оказывается, уже не в дверях караулил, а стоял за спиной.
– Ты разве в этом что-нибудь понимаешь?
– Кое-что.
Наверное, следовало отказаться: король не может заставлять других делать что-то за себя. Но бумаги доставали чуть не до потолка, а ведь наверняка надо было где-то в архивных шкафах найти, прочитать, изучить и подписать кучу всего относящегося к коронации, а у отца не могло не быть припрятано завещания, и еще надо найти королевскую печать, она должна быть где-то здесь…
– Хорошо, Бериас, давай сначала хотя бы все разложим.
Они провозились, наверное, полдня, но не разобрали и половины бумаг. Саралеги заметил, сколько прошло времени, только потому, что длинноносая служанка, бывшая отцовская шпионка, просунула свой характерный нос в кабинет и поинтересовалась, будет ли его величество обедать. Саралеги велел принести им наверх каких-нибудь фруктов с бутербродами и не беспокоить. Ни в коем случае. Ну разве что война с Дай Симароном начнется.
После того как они перекусили, устроившись на широком подоконнике – единственной свободной горизонтальной поверхности, не считая пола, – Саралеги решил, что остальное можно отложить на завтра, а пока надо изучить хотя бы налоговые отчеты. Деньги – это важно, особенно сейчас, и Бериас согласился. Ну он на все бы согласился.
С одной из стопок означенных отчетов они даже успели разобраться до вечера. Солнце уже клонилось к закату – если сейчас подняться на башню, вид будет чудесный: окрашенное солнечным пламенем море, уходящее к горизонту, много-много воздуха и свобода. Очень красиво, только подниматься на башню и любоваться окрестностями некогда.
К тому же в работу можно было нырнуть с головой и забыть сегодняшний день как ночной кошмар – распоряжения и указы требовали сосредоточиться, а недораспланированный бюджет еще и заставлял вспомнить добрым словом стаю учителей и… нет, об отце сейчас думать нельзя. Это потом, это подождет. То, что происходит сейчас, важнее.
Бериас все время был рядом. Он не помогал и не подсказывал, зато твердой рукой вытолкал из кабинета советников, которые вознамерились давать советы.
– Но ваше величество, вы еще так юны и неопытны! – возмутился было один из них, лорд Августин.
Бериас молча захлопнул за ним дверь. Саралеги рассмеялся: этот советник почти не имел влияния при отце и захотел пробиться вперед сейчас. Будь Саралеги чуть младше, Августин наверняка попытался бы претендовать на регентство. Так что очень хорошо, что в пятнадцать уже можно править самому.
Через полчаса в дверь опять постучали. Бериас открыл, готовый отправить незваного гостя восвояси, но это был не советник, а молодой гвардеец. Он буквально влетел в кабинет, весь запыхавшийся, и уставился на них с Бериасом полными ужаса глазами.
Саралеги вскочил из-за стола.
– В чем дело?
– Ваше величество, прибыла делегация из Дай Симарона. Его величество король Белал хочет вас видеть.
Бериас нахмурился. Он злится – и тоже удивился, раз не удержал лицо. И встревожен. А раз Бериас встревожен, значит, дело плохо.
– Пусть Белала и его людей проведут в комнату переговоров. И ведите помедленнее, отвлеките чем-нибудь. Я буду через полчаса.
Гвардеец кивнул и убежал.
– Пошли, Бериас. Надо подготовиться.
Делегацию из Дай Симарона Саралеги ожидал через пару недель, не раньше. К этому времени можно было бы обдумать, как себя вести, разыскать отцовские документы, спросить отцовский ближний круг, что там касательно отношений с Дай Симароном планировалось раньше. Вести дела с Дай Симароном самому Саралеги до сих пор не приходилось – не доверяли, и он не знал, чего сейчас ожидать. То есть предполагал, конечно, сложно было бы не предположить, на что способно государство, которому они вынуждены подчиняться, и его правитель, которому лавры покорителя мира не дают покоя, но от предположений легче не становилось.
Постель в его спальне так и осталась разобранной, надо будет приструнить слуг. Времени у них было предостаточно, а государственный переворот – не то событие, которое должно помешать им выполнять свои обязанности.
– Помнишь, ты когда-то давно говорил, что у меня особенный дар? Ты имел в виду вот это? То, что ночью было?
Бериас кивнул.
– Откуда ты знал?
– Просто знал.
– А на переговорах я так – могу?
– Можете. Но если вы прекратите воздействие, прекратится и внушение.
– Вот как. Понятно.
Это-то как раз не страшно, есть уйма способов добиться от людей чего хочешь, не гипнотизируя их. Просто внушить было бы удобнее и быстрее, но нет так нет.
И одеться для начала стоит поскромнее. Пусть Белал видит: в стране тяжелое положение и денег не хватает даже королю. Поэтому парадная форма повисит в гардеробной, а для переговоров хватит и обычной выходной. Она, к тому же, не так далеко упрятана, и не придется заставлять высоких гостей ждать слишком долго.
– Бериас, помоги мне это завязать. И причеши меня.
Меньше всего на свете Саралеги хотел сейчас видеть слуг, и он слишком нервничал, чтобы управиться с кучей застежек. Руки дрожали – хотя это могло быть и от усталости и напряжения последних суток.
Бериас послушно начал утягивать на нем ремни и шнуровку мундира.
– Вы сутки не спали, ваше величество. Отдохните после переговоров.
– Да, да. Тебе не кажется, что в Дай Симароне заранее знали о перевороте? Отсюда до столицы неделя конной дороги. Белал ждал на границах.
– Да, ваше величество.
Бериас наконец счел, что мундир сидит как положено, и занялся прической. Обычно Саралеги распускал волосы, но для торжественных случаев требовалось что-нибудь поприличнее.
– Заговорщики были связаны с Дай Симароном. Белал не знал, что мы сможем сорвать их планы, но у него наверняка оставался козырь в рукаве.
– Да, ваше величество. Не вертитесь, пожалуйста.
Саралеги застыл на месте, и Бериас уложил ему волосы сложным узлом, который закрепил шпильками. Вытащил несколько прядок, пригладил и, очевидно, удовлетворился результатом. Часть волос осталась лежать свободно.
– Что это? Отец так не носил, – вообще-то Саралеги больше интересовало, не женская ли это часом прическа, а то очень уж похоже, но прямо же не спросишь.
– У вас очень густые и длинные волосы, ваше величество, я не знаю, как убрать их по-другому.
Это было странно, если учесть, что собственные волосы Бериас всегда завязывал в хвост.
– Ладно, неважно. Спасибо, что помог. Пошли.
Переговоры обычно проводились в небольшом круглом кабинете, под куполом одной из башен. Белала и его людей туда уже провели, и Саралеги поднимался, настраиваясь на немедленное начало схватки.
С Белалом было трое: советники ли, телохранители – не понять. Но неважно, разговор все равно пойдет не с ними, Белал никому не позволяет на себя влиять. Саралеги поклонился ему и занял место за столом напротив. Бериас застыл за спиной. По протоколу ему быть здесь не полагалось, но ни на какую парадную гвардию Саралеги бы его не променял. Гвардейцы готовы умереть за своего короля, зато Бериас, если что, не даст умереть ему. Мало шансов, что Белал организует покушение, но все может быть.
Белал сделал ход первым. После формальных приветствий он откинулся на спинку стула и произнес:
– Вы помните договор… ваше величество?
Пауза была выдержана ровно настолько, чтоб Саралеги понял: величеством его не признают. Бериас за спиной сделал один крохотный шаг – чуть ближе. Но он тут не поможет, это не его битва.
– Я помню договор, – Саралеги склонил голову.
– Тогда почему вы не отдали нам ларец?
По спине пробежал холодок, все внутри сжалось. Белал улыбался – вежливо, очень вежливо. Саралеги тоже так умел делать и делал, когда, например, разговаривал с Максином.
Он мог только надеяться, что сумеет удержать невозмутимое выражение лица.
– Мы собирались предварительно исследовать его и убедиться, что это тот самый.
– Разве он хранился не у вас?
– Нет. То есть… – придется сказать правду хоть частично. – То есть да, на территории Сё Симарона. Но место было мне неизвестно. Я организовал поиски, а когда совсем недавно обнаружил ларец, решил, что должен его исследовать, прежде чем передать вам.
– Но сейчас ваши исследования закончены, не так ли?
– Да. Вы можете забрать его.
– Несомненно могу, – Белал снова улыбнулся. – А теперь обсудим некоторые позиции вассального договора. Его величество Гилберт не успел ничего подписать, так что подпишете вы. Не хотелось бы продолжать исследовать ларец… всесторонне. Здесь.
У Белала не так много солдат, а дворцовая гвардия хорошо обучена; Герард, новый начальник охраны, прекрасно знает свое дело. Но если они нападут на Белала сейчас, им объявят войну. Если попытаются угрожать – им объявят войну.
А к войне страна не готова. Им надо набираться сил, восстанавливать разрушенное хозяйство, а для этого нужна стабильность.
– Хорошо. Что мне нужно подписать?
Один из то ли слуг-телохранителей, то ли советников протянул ему два свитка – два экземпляра. Саралеги развернул один, прочитал. Перечитал. Помолчал несколько секунд.
– У нас нет стольких солдат, сколько вы просите.
– Объявите мобилизацию. Это ведь ваши люди. Они сделают все, что вы прикажете.
– Но…
– Вы служите Дай Симарону или нет?
– Мы верны вам, но…
– Значит, вы предоставите свою армию. Поставьте подпись, ваше величество Саралеги. Или завтра здесь будет уже моя армия.
Очень медленно Саралеги взял перо и дважды расписался под текстом договора. Протянул один свиток Белалу.
– Сколько у меня есть времени?
– До конца осени ваши войска должны быть в моем распоряжении. Обученные войска. Не крестьяне.
– Хорошо.
– И еще. Вы ведь понимаете, хранение ларца потребует определенных денежных вложений…
– Хорошо. Мы заплатим.
Остаток дня прошел как в тумане. Белал не выставлял больше требований, зато последовательно давал понять, что случится, если не выполнить уже выставленные. Саралеги кивал, соглашался, заверял в искренней преданности – придумать ничего не получалось, только отвлекать. Когда все наконец-то закончилось и Белал, отказавшись от сёсимаронского гостеприимства, покинул замок, Саралеги долго смотрел вслед его каретам, увозящим ларец, а потом заперся в своем рабочем кабинете. Думать.
Он устал так, как не уставал никогда в жизни. Проклятый договор отчетливо белел на столе в сумерках, и не смотреть на него было невозможно.
Рекрутскую повинность увеличили вдвое. Вдвое! Месть за ларец, не иначе. Кто-то донес, кто-то из ближнего круга. Саралеги был уверен только в себе и в Бериасе (ну это все равно что в себе). Хотелось не то ударить кулаком по столу и закричать, не то догнать Белала и задушить его, а лучше – столкнуть карету в пропасть. Но солдатам – его солдатам – это не поможет.
И они опять остались без ларца и в полной зависимости от Дай Симарона. И Саралеги прекрасно понимал, что вслух этого не произнесут, но Белал намерен объявить войну Син Макоку. Пока мадзоку ослаблены, пока у них на границах волнения, Белал готовил армию. И умирать в чужую страну он пошлет не своих гвардейцев, а солдат из Сё Симарона.
В дверь постучали. Саралеги не стал отвечать – пусть убираются. Видеть сейчас не хотелось вообще никого.
Однако его согласия и не требовалось. Дверь открылась, и вошел Бериас с подносом.
– В чем дело? Я же просил меня не беспокоить.
– Я принес вам чай, ваше величество. И вот это.
«Вот это» было книгой. Истрепанной, очень старой, чернила почти выцвели, но разобрать написанное было вполне возможно. Саралеги перелистнул несколько страниц – похоже, Бериас принес ему чей-то дневник.
– Давай сюда и оставь меня, пожалуйста. Мне надо побыть одному.
Бериас поставил чашку, поклонился и вышел.
Саралеги зажег свечу – света из окна уже не хватало, – придвинул книгу и начал разбираться. Дневник принадлежал какому-то путешественнику. Зачем Бериас это притащил и где откопал? Ну то есть ясно где, в библиотеке, но зачем? Чтоб Саралеги отвлекся и перестал думать о ситуации с Дай Симароном?
Отвлечься было невозможно. В голову лезло всякое – как года два назад отец не позволил провести переговоры с Калорией, а Саралеги тогда пожаловался Бериасу, что отношения отец выстраивает неправильно и вообще, он, Саралеги, лучше знает, как надо. Ну вот, возможность выстроить как надо он получил. И что теперь?
Где-то он ошибся. Где-то в самом начале, что-то с самого начала было не так, но вот что и как это исправить, чтобы не позволить Белалу бросать на передовую его солдат и облагать налогами его деревни?
Саралеги отпил из чашки – чай был душистый и вкусный, как раз как он любит, только со странной горчинкой. Бериас постарался. Сейчас бы, конечно, чего-нибудь покрепче, но голова должна быть ясной, потому что надо работать, а не напиваться с горя. Нельзя.
Ладно, может, Бериас проглядывал книги и углядел в дневнике что-то, что можно использовать как подсказку? Стоит почитать.
Скрипнула дверь; краем сознания он отметил это, но поднимать голову и выставлять Бериаса из комнаты было неохота.
Читать не выходило. Наверное, виновата была усталость. Или… или Бериас подмешал что-то в чай? Или и то, и другое. Саралеги почувствовал, что глаза слипаются и дневник вываливается из рук. Он бы и сам свалился со стула, но его бережно подхватили на руки – точно Бериас постарался – и понесли. Уже ускользающим сознанием Саралеги уловил:
– Простите, ваше величество, но вам надо отдохнуть.
Больше он ничего не помнил.
Утром следующего дня Саралеги разбудил дождь. Небо за окном было беспросветно серым, а капли громко били в стекло. Этот-то звук, наверное, и заставил его проснуться.
Как только отхлынул сон, нахлынул стыд. Белал вчера разговаривал с ним как с маленьким, загнал в угол, заставил подписать страшно невыгодный и неудобный договор, а потом еще Бериас взял и насильно отправил спать. Снова как маленького.
Больше, правда, его волновало другое: что теперь делать-то? Отправлять войска умирать под стенами замка Клятвы на Крови? Увеличивать налоги в деревнях?
Нужны люди. И деньги. Срочно. И почему только не пишут учебников «Как быть королем» – и чтоб обязательно была глава «Что делать, если вас загнали в угол непомерными обязательствами».
– Бериас, ты здесь?
Бериас ждал за дверью. Услышав, что его зовут, он скользнул в комнату и опустился на колени перед кроватью. Саралеги так и не собрался выпутаться из одеял и поспешно натянул их обратно: раздеть-то вечером Бериас его раздел, а одеть хотя бы в ночную сорочку не удосужился. А в комнате было прохладно.
– Простите, ваше величество.
– Ничего, я не сержусь. Распорядись, чтоб завтрак мне подали в кабинет. И чтоб не беспокоили. И если приедут еще какие-нибудь послы… нет, если приедут послы, сразу же сообщите мне, а потом приводите. Да, и пусть начнут восстанавливать тронный зал.
– Хорошо, ваше величество.
– И когда закончишь передавать мои распоряжения, принеси из библиотеки то, что мы отложили.
– Хорошо, ваше величество.
– И пожалуйста, не пои меня больше снотворным, как вчера.
– Позавчера. Вы проспали всю ночь, весь день и еще одну ночь.
Саралеги открыл было рот, но не нашелся, что сказать. Бериас продолжал смотреть на него без всякого выражения. Можно, конечно, заставить его извиниться, но толку-то?
– Ты ведь понимаешь, сколько всего нужно сделать, правда? Зачем тебе это понадобилось? – Саралеги слез наконец с кровати и начал одеваться. Сегодня, к счастью, можно было обойтись без мундиров вовсе, что парадных, что непарадных.
– Чтобы вы работали на свежую голову, – соизволил наконец ответить Бериас. – Ваш кабинет я подготовил.
– А. Ну хорошо. Тогда иди.
Злость на Бериаса прошла, хотя проходить-то ей было не с чего. Бериасу командовать никто не разрешал. Но он был прав: вряд ли Саралеги сочинил бы что-нибудь толковое после переворота и выставленного Белалом ультиматума.
Оставалось только продолжить работу.
Дворцовая прислуга кланялась ему, а охрана отдавала честь как королю. Привыкнуть к этому Саралеги пока не успел – зато опять стало стыдно. Они признают его власть, а он может только кивать Белалу и подписывать все, что ему подсовывают. И понятия не имеет, как их всех защитить.
Ему принесли завтрак, а потом кофе и еще кофе, а потом Бериас не пустил последовательно начальника охраны, казначея и старшего советника. Что они могут сказать, Саралеги и без того предполагал, а видеть сейчас никого не хотелось, да они бы и помешали. Не дали бы рассчитывать и думать.
На свежую голову дневник путешественника поддавался расшифровке куда как бодрее. Саралеги прочитал о Дай Симароне восьмисотлетней давности, о том, как появился закон о запрете связи с мадзоку – в те времена его едва-едва ввели, и ничего глупее Саралеги в жизни своей не видел. Путешественник – он принадлежал к знатному дайсимаронскому роду Веллеров – отправился за море. Некоторое время прожил среди мадзоку – даже указал, что мадзоку почти не отличаются от людей. Зря, убедить так никого нельзя, только разозлить. Хотя Саралеги и сам не знал, что подумал бы, встреть он мадзоку.
А потом речь пошла о крохотной бедной стране на границе с Син Макоку – о Суберере. Учитель истории вечно обходил ее стороной в своих лекциях, да там и рассказывать было особо не о чем – люди жили под боком у мадзоку и выживали за счет ходзюцу. И все. Но господин Веллер, пытавшийся исследовать страны, в которые попадал, как можно полнее (и нарывался на неприятности, описание которых и занимала большая часть текста), нашел пещеры в песке, где был скрыт некий ларец. Власти Субереры стерегли его и хранили в тайне, но любознательный путешественник оседлал песчаного медведя (и наверняка присочинил, любой ребенок знает, что справиться с песчаным медведем в одиночку невозможно) и прорыл проход.
Потом Саралеги перечитал описание ларца. И еще раз. И еще.
Маловероятно, конечно, чтоб это все-таки был тот самый. Но четыре тысячи лет – достаточное время, чтоб затерялись все следы. Предполагалось, что о том, скрытом в приморских пещерах Золотой бухты, тоже никто не знает. Но теперь он у Белала, и уж об этом узнают все.
Вот оно в чем дело. Только вот Бериас что, сам не мог прочитать и принести ему уже готовую продуманную идею? Почему прямо-то не сказал? Впрочем, вряд ли он как следует знает древнесимаронский, так что мог решить, что занимается не своим делом и лучше передать его тому, у кого получится.
Ладно, это все не так важно. Нужно съездить в Субереру самому и все увидеть своими глазами. Получилось у давно покойного Веллера, значит, и у него получится. А потом… выкупить? Отбить? Заставить отдать? Выкрасть? Неважно, это выяснится только после того, как он узнает, тот ли это ларец и помнят ли о нем в Суберере.
И в этот раз сделать все так, чтоб в Дай Симароне не знали. Не отправлять много людей – только верных. Или тех, у кого нет иного выхода, кроме как подчиниться. Тех, кто будет молчать.
Если бы у них появился ларец, Белал не посмеет относиться к Сё Симарону как к своей провинции. Он ведь боится этого, боится того, что Сё Симарон может оказаться сильнее. Хотя и не воспринимает Саралеги как взрослого и равного. Почему же у отца получалось, а у Саралеги – нет? Если бы в тот раз с Калорией…
Нет, Бериас был прав, что насильно напоил его снотворным и отправил спать. На свежую голову думается куда лучше. Калория, ну конечно! Она слаба, слабее Сё Симарона, а ее правитель, лорд Норман Гилбит, отвратительный полководец. Ее можно завоевать. Не присоединять, нет, просто захватить и использовать ее ресурсы. Калорийцев не жалко отдать Белалу, пусть делает что хочет. Отец рано или поздно развязал бы войну с Калорией, а Сё Симарон сейчас сильнее, чем два года назад. Может… нет, не может, должно получиться! Рискованно, конечно, и вряд ли кто-то раньше так делал, именно потому, что рискованно, но это может оказаться спасением. Белал не ждет от него сейчас никаких действий, а калорийцы не ждут вообще ничего, они уверены, что отец не собирался их трогать.
И тогда правление Саралеги начнется с успеха и победоносной войны, а не с позорнейшего договора с Дай Симароном.
Пытаясь систематизировать все то, что он напридумывал, а заодно придать придумкам какую-никакую структуру, Саралеги начал записывать. О ларце, о Калории, о Максине, который все еще ожидал оглашения приговора в темнице, но зато был неплохим полководцем и мог провести операцию против Калории без серьезных жертв. О Белале, которому все равно, кто пойдет умирать под его знаменами.
Нет, солдат из Калории жалко не будет. Главное, что его собственные люди сохранят жизнь. Так он сможет их защитить.
Наверное. Выхода-то нет, нужно попробовать. Это займет много времени, может, месяцы, но Белал требует людей не прямо сейчас…
– Бериас, иди сюда. На минуту.
– Да, ваше величество? – Он послушно заглянул в дверь.
– «Иди сюда» – это вот сюда, к столу, я поговорить с тобой хочу. Смотри.
Саралеги пододвинул к нему исчерканные листы. Бериас пробежал по ним взглядом, нахмурился, взял в руки и прочитал еще раз.
– Вы рискуете.
– Ты больше в этом понимаешь, чем я. Скажи, я правильно рассчитал расклад сил?
– Вы правильно рассчитали.
– Значит, мы победим?
– Да. Скорее всего.
– Тогда другого выхода нет.
– Вы уверены? Вы подумали, как другие государства воспримут Сё Симарон после того, что вы сделаете?
– Я подумал. Я знаю, что я делаю, Бериас. Я рассчитал, как нам быть дальше. Я назначу ответственным Максина, и если все пойдет не так… В общем, он и ответит. Другие правители не воспринимают меня всерьез из-за возраста, ты же сам видел, что думает Белал. Раз с этим пока ничего нельзя сделать, будем использовать в своих интересах. Максином я готов пожертвовать.
Бериас молчал и смотрел в сторону.
– Ты считаешь, я неправ? Но я не могу больше ничего придумать. Мы не можем зависеть от Дай Симарона, нам надо стать сильнее, и война с Син Макоку исключена, понимаешь?
– Я понимаю. Максин пытался предать вас и заслужил то, что вы хотите сделать. Я тоже не вижу другого выхода, кроме того, что придумали вы.
– И знаешь, я готов простить Максина. Неофициально. Если у него все получится. Нам ведь нужно всего лишь выиграть одну маленькую войну с Калорией и тайно предпринять одну маленькую экспедицию в Субереру. Причем сначала я съезжу туда сам, инкогнито, конечно. Ты ведь поедешь со мной?
– Да, ваше величество.
В Субереру Бериас явно не хотел; ну да ларцы ему вообще не нравились. И зря: сила – это единственное, что сейчас способно защитить Сё Симарон, и если есть шанс обрести контроль над силой – упускать его нельзя. Но нравятся Бериасу ларцы или нет, а в Субереру он поедет. Он ведь верный.
– Ну и отлично. Пошли, соберем совет. Пора начинать.

@темы: фанфики, джен