Люди всегда правдивы. Просто их правда меняется, вот и все.
Автор: Таэлле
Персонажи: Вольфрам
Дисклеймер: все не мое
читать дальше
Разумеется, Вольфрам совершенно не ревновал Юури к Конраду. Большую глупость сложно было придумать.
Конрад - это, ну, Конрад. Со всеми детскими воспоминаниями, шепотом старших, со смутно вспоминаемыми его приездами и отъездами. Конрад - фигура за плечом у Юури. Партнер Юури в этой его дурацкой игре для слабаков. Телохранитель.
И Конрад сказал Юури, когда тот уходил, что всегда защитит его. А Вольфрам мог только смаргивать с глаз слезы, и чувствовать себя беспомощным слабаком.
"Ты ведь понимаешь, что кроме тебя некому", - говорил брат очень серьезно. Ну, Гвендаль, в смысле, говорил. А Гюнтер фон Крайст улыбался мягко и неумолимо и говорил, что очень удачно все вышло с этой пощечиной.
И разумеется, Вольфрам фон Бильфельд не мог не исполнить свой долг. Как всегда поступали фон Бильфельды. Именно свой, не подсказанный, не навязанный, что бы ни говорил по этому поводу дядюшка Бертран. Потому что Юури на самом деле был славный парень. И хороший Мао. Лучше мамы. Хотя об этом Вольфрам не собирался говорить ни маме (которая наверняка и так знала), ни Юури (который еще расслабился бы, пожалуй. А нечего).
"Конрад не сможет быть с ним везде", - говорил Гвендаль и смотрел в окно, а Гюнтер рассказывал - нет, показывал - как несложно будет восторгаться, как лучше ревновать, как именно преследовать. Конрад молчал. Мама сочувственно и ободряюще улыбалась за обедом. Конрад, слава Истинному, не улыбался.
Вольфрам ощущал себя идиотом. Потом он смотрел на брата - на Конрада - на братьев, смотрел на Гюнтера, бурно всплескивающего руками, и на его спокойные глаза, и запоминал это ощущение. Привыкал. Вроде маски для разведчика, пожалуй. Он никогда не собирался быть разведчиком, мечтая о том, как поведет свой отряд в бой, но боя не было. Был мао, и было дело: защищать его. Даже от него самого.
Мама, кажется, была довольна. Впрочем, мама вообще гораздо чаще была довольна с тех пор, как отреклась от трона. Иногда, опаздывая к обеду, Вольфрам смотрел на компанию за столом, на то, как Конрад улыбается маме, и как именно не улыбается Гвендаль, и позволял себе подумать о том, что мама еще и этому всему радуется.
А потом он ловил внимательный взгляд Гюнтера и требовал от Юури отчета, куда это он, подлый изменник, убегал перед обедом (никто так и не собрался составить полной и окончательной карты проходов в замке и замковом саду). А вечером плюхался в постель рядом с Юури и засыпал, стараясь вдолбить в голову ощущение присутствия Юури рядом, помня, что в случае чего не успеет даже Конрад. Только он. Нужно быть наготове. Все время наготове…
А Конрад играл с Юури в бейсбол и разговаривал о его родном мире. Вольфрам не ревновал. Ни капли. Он, если честно, просто Конраду завидовал иногда.
У Конрада все выходило так просто, незамысловато даже... Тут Вольфрам обычно сбивался с хода своих мыслей, прекрасно осознавая, что глупость получается - глупость, которую разве что в детстве можно было себе позволить, когда он дулся на Конрада, уезжавшего с отцом. Ничего у Конрада не было просто. Но выглядело же, выглядело просто и естественно! Юури не напрягался, когда Конрад к нему подходил. Конрада Юури искал сам, пусть даже для этой их дурацкой игры из чужого мира. Конрад с ним дружил.
"Расторгнет он помолвку, вот увидите", бормотал Вольфрам иногда, глядя вслед сбегающему от него Мао.
"Он - не расторгнет", - ответил ему как-то раз Гюнтер, и Вольфраму почудилось в голосе канцлера сочувствие. "Побоится тебя обидеть".
И правда - не расторгнет, понимал Вольфрам без лишних повторений. Вот эта вот странная смесь чуткого внимания к окружающим и потрясающей беззаботности - ладно бы неумение владеть мечом, но не понимать до сих пор, насколько его охраняют! Нарочно не придумаешь, казалось Вольфраму иногда. Если б Юури опознавал в своих телохранителях - телохранителей, вряд ли ему удавалось бы от них иногда ускользать просто так. Ради мелочи, поговорить с ребенком на улице, попробовать свежих фруктов у рыночного торговца.
И вряд ли он подпускал бы их так близко. По крайней мере - Вольфрама. Насчет Конрада Вольфрам иногда сомневался.
… Конрад не менялся даже сейчас, даже без Юури. Он появлялся за обедом все с той же спокойной улыбкой — надо же, как они привыкли при Юури обедать все вместе, рассаживаться одинаково, и когда через три дня кто-то отодвинул пустой стул Юури, Вольфрам придвинул его обратно, - ходил по замку все так же деловито; а по вечерам не выходил с бейсбольной битой во двор. Биту он только протирал, каждый вечер в оружейной – Вольфрам специально ходил проверять.
Вольфрам часто смотрел на то, как Конрад с Юури разговаривают, пока он сам с привычно-ревнивым угрожающим видом оглядывает окрестности в поисках посторонних. Он отмечал, как Конрад смотрит на Юури. Гадал, как сейчас смотрит на Конрада он сам. Еще пять лет назад он бы не подумал, что ему придется столько смотреть на Конрада. Еще два года назад он старался на Конрада вообще не смотреть. А Юури улыбался: и Конраду, и ему — когда не сбегал от него.
Если бы, скажем, Юури родился в их семье, думал он. Мама и так считает его своим... Нет, не получалось. Наследовать титул Мао - это Совет Десяти сойдет с ума, и дядюшка первый, но и вообще... Конрад не был Юури братом, не в их семье, слишком легко они разговаривали, слишком улыбались. Так, кажется, даже он сам Гвендалю не улыбался. Не в последние лет... он не помнил, сколько.
Или если бы, скажем, на Землю вместо Конрада отправился он сам. В тот, первый раз: ходить по их суматошным городам, играть в их игры, оставить меч, не садиться на лошадь... Он не поехал бы, признался себе Вольфрам, и слегка улыбнулся. Даже если б предложили. Даже если б он знал, чем это все закончится... наверное.
Гюнтер и Гвендаль были правы, он это понимал. С пощечиной и правда вышло очень удобно, и безопасность Мао и правда важнее всего, просто.… Иногда он ловил себя на том, что устраивает Юури скандалы машинально, не задумываясь — и гадал, что будет дальше. И пользовался государственными совещаниями или бейсбольными тренировками, чтобы сбегать из дворца и гонять коня по проселочным дорогам.
Из него был паршивый разведчик. Он ненавидел ждать, и строить планы, и жалел иногда, что брат и Гюнтер фон Крайст внезапно доверили ему такое важное дело. Или не очень важное: был же еще Конрад.
«Ты скучаешь?» - хотелось ему спросить у Конрада сейчас. «Тебе не хватает его рядом? Ты знаешь, как теперь быть?». Но он не мог: он давно разучился разговаривать с Конрадом, если только мир не рушился и не требовалось творить чудеса (обычно связанные с очередным приключением Юури). Он просто смотрел на то, как Конрад обходит посты, и думал о том, что Конрад был в бою.
А Вольфрам только ждал боя. Играл. Учился. Готовился. Мечтал, да, мечтал о том моменте, когда не остается недосказанностей, не нужно вопросов, а есть только ты (твой меч. Твоя мадзюцу. Твой отряд) и твой противник, и единственный значимый выбор — кто победит, ты или он.
Юури или те, кто угрожал ему. Ведь к этому сводилась его помолвка, его работа… его дружба. Его дело. Пока Юури не ушел в последний раз.
А потом пришло письмо от дядюшки. С вопросом, когда все-таки свадьба. Да еще и от Юури, как назло, целый день было никак не отойти.
Ну да, свадьба. В замке эту тему чаще всего благополучно обходили — мама иногда романтично вздыхала, да сам Вольфрам настойчиво напоминал блудному жениху «вот когда мы поженимся»… Что именно он говорил Юури, Вольфрам сам давно слушать перестал. И перестал — не хотел — думать о том, что если помолвку не расторгнуть, она должна закончиться свадьбой.
Потому что при попытке представить, как они с Юури поженятся.… Да ничего такого не происходило при этой самой попытке. То, что Вольфрам был в состоянии себе представить, ни капли не отличалось от того, как они жили сейчас.
И вот от этого-то Вольфраму и становилось паршивее всего.
Может, стоило бы поблагодарить дядюшку Бертрана за его талант задавать неудобные вопросы… Но толку-то? Ответов он подсказать не мог. И ему была выгодна эта свадьба, как дядюшка ни сомневался в Юури – всем она была выгодна, даже Юури. Хоть сам Юури этого и не осознавал.
Вольфрам стоял на опустевшей галерее вечернего замка и смотрел вниз, во двор, зная, что пора бы идти спать. Что скоро его кто-нибудь придет искать. Что Грета может решить, что без него спать не ляжет… Впрочем, с этим пусть Юури разбирается, подумал он. Если уж Юури ее отец...
По двору прошел Конрад, не поднимая головы, и Вольфрам проводил его взглядом.
Ему почти захотелось научиться играть в бейсбол. Хотя бы ради удовольствия увидеть, как ошарашен будет Юури.
Вольфрам знал, что ничего подобного он не сделает, конечно: это Юури мог себе позволить – должен был себе позволять игры и прочую бессмысленную чепуху. Иначе Юури не был бы Юури. А Вольфраму хватит меча и магии, и коней, и своего отряда. Как будто ему нечем заняться. В бейсбол пусть играет Конрад, у него работа такая.
А у Вольфрама работа – быть женихом. То есть ерунда, конечно, не так это называется – но получается именно так. Хотя бы это он сделать может. Должен.
- Вольфрааам! – позвала Грета совсем рядом. Вот и кто ее, спрашивается, выпустил в галерею поздно вечером в ночной рубашке?
Конрад, почти дошедший до ворот, обернулся и посмотрел в их сторону. Вольфраму показалось, что он улыбнулся, но с Конрадом никогда не поймешь… И потом, его отвлекла Грета – на Юури, слабака, даже в присмотре за ребенком положиться нельзя.
Он почти привык, подумал Вольфрам. Почти привык ко всей этой жизни, к этой помолвке, к этим вечным вопросам, к этому ребенку, к этому ожиданию... к Юури. Так может продолжаться вечно. Он даже не будет против, если так будет продолжаться вечно.
Только вот на вечность, осознал он с непривычной четкой окончательностью, его все-таки не хватит.
- Быстро в кровать, Грета! - крикнул Вольфрам, вдохнул вечерний воздух и пошел обратно.
Персонажи: Вольфрам
Дисклеймер: все не мое
читать дальше
Разумеется, Вольфрам совершенно не ревновал Юури к Конраду. Большую глупость сложно было придумать.
Конрад - это, ну, Конрад. Со всеми детскими воспоминаниями, шепотом старших, со смутно вспоминаемыми его приездами и отъездами. Конрад - фигура за плечом у Юури. Партнер Юури в этой его дурацкой игре для слабаков. Телохранитель.
И Конрад сказал Юури, когда тот уходил, что всегда защитит его. А Вольфрам мог только смаргивать с глаз слезы, и чувствовать себя беспомощным слабаком.
"Ты ведь понимаешь, что кроме тебя некому", - говорил брат очень серьезно. Ну, Гвендаль, в смысле, говорил. А Гюнтер фон Крайст улыбался мягко и неумолимо и говорил, что очень удачно все вышло с этой пощечиной.
И разумеется, Вольфрам фон Бильфельд не мог не исполнить свой долг. Как всегда поступали фон Бильфельды. Именно свой, не подсказанный, не навязанный, что бы ни говорил по этому поводу дядюшка Бертран. Потому что Юури на самом деле был славный парень. И хороший Мао. Лучше мамы. Хотя об этом Вольфрам не собирался говорить ни маме (которая наверняка и так знала), ни Юури (который еще расслабился бы, пожалуй. А нечего).
"Конрад не сможет быть с ним везде", - говорил Гвендаль и смотрел в окно, а Гюнтер рассказывал - нет, показывал - как несложно будет восторгаться, как лучше ревновать, как именно преследовать. Конрад молчал. Мама сочувственно и ободряюще улыбалась за обедом. Конрад, слава Истинному, не улыбался.
Вольфрам ощущал себя идиотом. Потом он смотрел на брата - на Конрада - на братьев, смотрел на Гюнтера, бурно всплескивающего руками, и на его спокойные глаза, и запоминал это ощущение. Привыкал. Вроде маски для разведчика, пожалуй. Он никогда не собирался быть разведчиком, мечтая о том, как поведет свой отряд в бой, но боя не было. Был мао, и было дело: защищать его. Даже от него самого.
Мама, кажется, была довольна. Впрочем, мама вообще гораздо чаще была довольна с тех пор, как отреклась от трона. Иногда, опаздывая к обеду, Вольфрам смотрел на компанию за столом, на то, как Конрад улыбается маме, и как именно не улыбается Гвендаль, и позволял себе подумать о том, что мама еще и этому всему радуется.
А потом он ловил внимательный взгляд Гюнтера и требовал от Юури отчета, куда это он, подлый изменник, убегал перед обедом (никто так и не собрался составить полной и окончательной карты проходов в замке и замковом саду). А вечером плюхался в постель рядом с Юури и засыпал, стараясь вдолбить в голову ощущение присутствия Юури рядом, помня, что в случае чего не успеет даже Конрад. Только он. Нужно быть наготове. Все время наготове…
А Конрад играл с Юури в бейсбол и разговаривал о его родном мире. Вольфрам не ревновал. Ни капли. Он, если честно, просто Конраду завидовал иногда.
У Конрада все выходило так просто, незамысловато даже... Тут Вольфрам обычно сбивался с хода своих мыслей, прекрасно осознавая, что глупость получается - глупость, которую разве что в детстве можно было себе позволить, когда он дулся на Конрада, уезжавшего с отцом. Ничего у Конрада не было просто. Но выглядело же, выглядело просто и естественно! Юури не напрягался, когда Конрад к нему подходил. Конрада Юури искал сам, пусть даже для этой их дурацкой игры из чужого мира. Конрад с ним дружил.
"Расторгнет он помолвку, вот увидите", бормотал Вольфрам иногда, глядя вслед сбегающему от него Мао.
"Он - не расторгнет", - ответил ему как-то раз Гюнтер, и Вольфраму почудилось в голосе канцлера сочувствие. "Побоится тебя обидеть".
И правда - не расторгнет, понимал Вольфрам без лишних повторений. Вот эта вот странная смесь чуткого внимания к окружающим и потрясающей беззаботности - ладно бы неумение владеть мечом, но не понимать до сих пор, насколько его охраняют! Нарочно не придумаешь, казалось Вольфраму иногда. Если б Юури опознавал в своих телохранителях - телохранителей, вряд ли ему удавалось бы от них иногда ускользать просто так. Ради мелочи, поговорить с ребенком на улице, попробовать свежих фруктов у рыночного торговца.
И вряд ли он подпускал бы их так близко. По крайней мере - Вольфрама. Насчет Конрада Вольфрам иногда сомневался.
… Конрад не менялся даже сейчас, даже без Юури. Он появлялся за обедом все с той же спокойной улыбкой — надо же, как они привыкли при Юури обедать все вместе, рассаживаться одинаково, и когда через три дня кто-то отодвинул пустой стул Юури, Вольфрам придвинул его обратно, - ходил по замку все так же деловито; а по вечерам не выходил с бейсбольной битой во двор. Биту он только протирал, каждый вечер в оружейной – Вольфрам специально ходил проверять.
Вольфрам часто смотрел на то, как Конрад с Юури разговаривают, пока он сам с привычно-ревнивым угрожающим видом оглядывает окрестности в поисках посторонних. Он отмечал, как Конрад смотрит на Юури. Гадал, как сейчас смотрит на Конрада он сам. Еще пять лет назад он бы не подумал, что ему придется столько смотреть на Конрада. Еще два года назад он старался на Конрада вообще не смотреть. А Юури улыбался: и Конраду, и ему — когда не сбегал от него.
Если бы, скажем, Юури родился в их семье, думал он. Мама и так считает его своим... Нет, не получалось. Наследовать титул Мао - это Совет Десяти сойдет с ума, и дядюшка первый, но и вообще... Конрад не был Юури братом, не в их семье, слишком легко они разговаривали, слишком улыбались. Так, кажется, даже он сам Гвендалю не улыбался. Не в последние лет... он не помнил, сколько.
Или если бы, скажем, на Землю вместо Конрада отправился он сам. В тот, первый раз: ходить по их суматошным городам, играть в их игры, оставить меч, не садиться на лошадь... Он не поехал бы, признался себе Вольфрам, и слегка улыбнулся. Даже если б предложили. Даже если б он знал, чем это все закончится... наверное.
Гюнтер и Гвендаль были правы, он это понимал. С пощечиной и правда вышло очень удобно, и безопасность Мао и правда важнее всего, просто.… Иногда он ловил себя на том, что устраивает Юури скандалы машинально, не задумываясь — и гадал, что будет дальше. И пользовался государственными совещаниями или бейсбольными тренировками, чтобы сбегать из дворца и гонять коня по проселочным дорогам.
Из него был паршивый разведчик. Он ненавидел ждать, и строить планы, и жалел иногда, что брат и Гюнтер фон Крайст внезапно доверили ему такое важное дело. Или не очень важное: был же еще Конрад.
«Ты скучаешь?» - хотелось ему спросить у Конрада сейчас. «Тебе не хватает его рядом? Ты знаешь, как теперь быть?». Но он не мог: он давно разучился разговаривать с Конрадом, если только мир не рушился и не требовалось творить чудеса (обычно связанные с очередным приключением Юури). Он просто смотрел на то, как Конрад обходит посты, и думал о том, что Конрад был в бою.
А Вольфрам только ждал боя. Играл. Учился. Готовился. Мечтал, да, мечтал о том моменте, когда не остается недосказанностей, не нужно вопросов, а есть только ты (твой меч. Твоя мадзюцу. Твой отряд) и твой противник, и единственный значимый выбор — кто победит, ты или он.
Юури или те, кто угрожал ему. Ведь к этому сводилась его помолвка, его работа… его дружба. Его дело. Пока Юури не ушел в последний раз.
А потом пришло письмо от дядюшки. С вопросом, когда все-таки свадьба. Да еще и от Юури, как назло, целый день было никак не отойти.
Ну да, свадьба. В замке эту тему чаще всего благополучно обходили — мама иногда романтично вздыхала, да сам Вольфрам настойчиво напоминал блудному жениху «вот когда мы поженимся»… Что именно он говорил Юури, Вольфрам сам давно слушать перестал. И перестал — не хотел — думать о том, что если помолвку не расторгнуть, она должна закончиться свадьбой.
Потому что при попытке представить, как они с Юури поженятся.… Да ничего такого не происходило при этой самой попытке. То, что Вольфрам был в состоянии себе представить, ни капли не отличалось от того, как они жили сейчас.
И вот от этого-то Вольфраму и становилось паршивее всего.
Может, стоило бы поблагодарить дядюшку Бертрана за его талант задавать неудобные вопросы… Но толку-то? Ответов он подсказать не мог. И ему была выгодна эта свадьба, как дядюшка ни сомневался в Юури – всем она была выгодна, даже Юури. Хоть сам Юури этого и не осознавал.
Вольфрам стоял на опустевшей галерее вечернего замка и смотрел вниз, во двор, зная, что пора бы идти спать. Что скоро его кто-нибудь придет искать. Что Грета может решить, что без него спать не ляжет… Впрочем, с этим пусть Юури разбирается, подумал он. Если уж Юури ее отец...
По двору прошел Конрад, не поднимая головы, и Вольфрам проводил его взглядом.
Ему почти захотелось научиться играть в бейсбол. Хотя бы ради удовольствия увидеть, как ошарашен будет Юури.
Вольфрам знал, что ничего подобного он не сделает, конечно: это Юури мог себе позволить – должен был себе позволять игры и прочую бессмысленную чепуху. Иначе Юури не был бы Юури. А Вольфраму хватит меча и магии, и коней, и своего отряда. Как будто ему нечем заняться. В бейсбол пусть играет Конрад, у него работа такая.
А у Вольфрама работа – быть женихом. То есть ерунда, конечно, не так это называется – но получается именно так. Хотя бы это он сделать может. Должен.
- Вольфрааам! – позвала Грета совсем рядом. Вот и кто ее, спрашивается, выпустил в галерею поздно вечером в ночной рубашке?
Конрад, почти дошедший до ворот, обернулся и посмотрел в их сторону. Вольфраму показалось, что он улыбнулся, но с Конрадом никогда не поймешь… И потом, его отвлекла Грета – на Юури, слабака, даже в присмотре за ребенком положиться нельзя.
Он почти привык, подумал Вольфрам. Почти привык ко всей этой жизни, к этой помолвке, к этим вечным вопросам, к этому ребенку, к этому ожиданию... к Юури. Так может продолжаться вечно. Он даже не будет против, если так будет продолжаться вечно.
Только вот на вечность, осознал он с непривычной четкой окончательностью, его все-таки не хватит.
- Быстро в кровать, Грета! - крикнул Вольфрам, вдохнул вечерний воздух и пошел обратно.
-
-
26.07.2011 в 16:02-
-
26.07.2011 в 16:02-
-
16.09.2012 в 00:02-
-
02.02.2013 в 21:44