Cimex amantissimus. В диване с 2003 г.
Автор: Eswet
Название: Ненастоящий брак
Рейтинг: G
Персонажи: Гвендаль+Гюнтер
Предупреждения: фик не то что не бечен, он лишний раз не перечитан, мне очень стыдно, но не-ког-да! А также: самоповторы, не освеженный в памяти канон, целых два ОЖП, вымыслы и домыслы, я уже говорила, что мне стыдно, да?
По заявке Тариса.
читать дальше
...Впервые они поссорились аккурат во время сговора. Когда Ма-о Сесилия взяла и объявила при всех, что ее старший сын заключает брачный контракт с фон Крайстом.
- Что-о-о?!! – взвыл Гвендаль, растеряв всякую вежливость. – С какой стати?! Да ни за что!
В зале прозвучало несколько сдавленных смешков.
Позже он припоминал, что и у Гюнтера глаза в этот момент тоже были куда круглее обычного. Но Гюнтер в подобных случаях отличался просто завидной выдержкой. И промолчал. А Гвендаль вот выставил себя на посмешище. И не нашел ничего лучше, чем выместить ярость на будущем супруге.
- Вы с матерью договорились у меня за спиной! – шипел он через десять минут в коридоре, вцепившись в ворот белого мундира. – Не соизволили даже предупредить! Опозорили перед двором! Я с вами больше ничего общ...
На этом месте Гюнтер почти небрежно высвободился из Гвендалевой хватки и без замаха врезал ему снизу в челюсть.
Очнувшись, принц обнаружил себя в чужих покоях, на кровати, с холодным компрессом на лице. Рядом на низком табурете сидел Гюнтер с видом обеспокоенным и виноватым.
- Приношу свои извинения, - сказал он негромко, - я совершенно утратил самоконтроль. Если хотите, фон Вальде, это вполне достаточный повод разорвать даже официальную помолвку. Ее Величество расстроится, конечно... но, быть может, это немного охладит ее решимость устраивать чужие браки без уведомления сторон.
Без уведомления сторон?..
- Хофифе скафать, - Гвендаль старался не тревожить пострадавшую челюсть, - вас она тофе не пфедупфедила?..
- Я бы так не разозлился, если бы предупредила, - Гюнтер слабо улыбнулся, а Гвендаль почувствовал себя последней скотиной. Да к тому же очень невоспитанной скотиной.
- Простите меня, - Гюнтер склонил голову, а затем поднялся. – Пойду, объясню Ее Величеству, что она ввела двор в заблуждение.
Гвендаль протянул руку и кончиками пальцев сжал Гюнтеров рукав.
- Не надо. Эфо не зафлуждение. ...Ох, ефли только фы сами не пфотиф...
Теперь он чувствовал себя еще и кретином.
Гюнтер помедлил, словно решая, освободить рукав или все-таки не стоит, затем плавно опустился обратно на табурет.
- Вы хорошо подумали, фон Вальде?
На мгновение Гвендаль напрягся. О браке он не задумывался и задумываться в ближайшие лет тридцать не намеревался, и, может быть, действительно лучше было бы повременить...
Скотина, кретин и трус вдобавок.
- Я буфу счастлиф наффать фас сфоим суфругом.
Будущий супруг опустил ресницы и окаменел лицом, но Гвендалю снизу все равно было видно, какие смешинки скачут в сиреневых глазах.
- Фто смефного?..
- О, ничего обидного, - Гюнтер понял, что уловка не удалась, и позволил себе улыбаться открыто. Он был красив и так, а улыбка делала его красоту сокрушительной, как стенобитное орудие; у Гвендаля сердце екнуло при мысли о том, что это будет – в какой-то мере – принадлежать ему. В большей степени, чем другим. – Просто я вдруг подумал, как это... романтично: подраться перед тем, как обменяться супружескими клятвами.
- Пофраться – эфо сильно фкафано, - буркнул Гвендаль. – Фолучифь фо морфе фыло фы фолее... точно.
- О... Ну, предоставляю вам возможность реванша, - Гюнтер соскользнул с табурета и встал на колени перед кроватью, так, что Гвендаль мог бы нанести действительно сильный удар.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: фон Крайст не издевается.
Гвендаль поднял руку, сжал кулак... перед самой целью (Гюнтер даже не зажмурился!) разжал пальцы, и вместо хука получился хлопок ладонью по щеке, едва ли способный сойти даже за пощечину.
- Кфиты, я фумаю.
Гюнтер перехватил его запястье, быстро коснулся губами ладони и тут же отпустил.
- Я буду рад назвать вас своим супругом... Гвендаль.
Он поменял компресс, попросил Гвендаля полежать спокойно и ушел куда-то, а Гвендаль и так не шевелился, словно его столбняк хватил.
Гюнтер фон Крайст был старше, мудрее, независимее. Он был вдовец с почти уже взрослой дочерью. Он правил своими землями, когда Гвендаль еще ходить не умел.
Шин-о ведает, зачем матери – или Штоффелю?.. – понадобился этот брак и почему Гюнтер не отверг его.
Но руку в месте поцелуя едва заметно жгло, и Гвендаль совсем не был уверен, а хочет ли он дотошно выяснять, кто какие выгоды получит в результате их союза.
По крайней мере, хочет ли он это выяснять прямо сейчас.
...Впервые Гвендаль посетил покои Гюнтера лет через пять после заключения брака.
Свадьбой это не называлось, церемонии никакой не было, супружеские клятвы произносились не до «пока смерть не разлучит нас», а до «пока стороны не сочтут нужным расторгнуть контракт». Эта форма брака не подразумевала совместного проживания или объединения имущества. Просто теперь в случае чего у Гюнтера был, кроме Гизелы, еще один наследник. А у Гвендаля – даже приоритетный наследник, поскольку детьми он не обзавелся.
Сесилия, когда он все же потребовал объяснений, ответила просто:
- Если с Гюнтером что-нибудь случится, прервется его род. Будут серьезные проблемы с его землями, их немедленно захотят разделить между соседями.
- А Гизела как же? – нахмурился Гвендаль.
- Гизела – совсем еще девочка. К тому же она Гюнтеру не родная дочь, его марёку у нее нет. Она не в силах будет отстоять наследство.
- И что, ты вот так просто решила его женить?
- Эту перспективу я с ним обсудила. Он согласился, что было бы неплохо как-нибудь подкрепить его позиции. Я решила, что брак будет наилучшим способом.
- Хорошо, но почему я?!
- А тебе разве не нравится? – ответила мать вопросом на вопрос, и Гвендаль прикусил язык.
Ему нравилось.
Нравилось, что в Совете у него был теперь неизменный союзник – авторитетный и многими любимый. Нравилось, что всегда было у кого спросить совета – Гюнтер порой казался ходячей энциклопедией. А еще было очень приятно иной раз, прогуливаясь по парку или по замковой галерее и обсуждая что-нибудь важное и насущное, нет-нет да и замечать короткие завистливые взгляды. В основном женские, но не только.
Иногда Гвендаль ругал себя за это дурацкое собственническое чувство, но поделать с ним ничего не мог. Впрочем, жить оно не мешало. В конце концов, у них был всего лишь брачный контракт, который можно расторгнуть в любую секунду. Так что все их «право собственности» друг на друга, в общем, как раз и сводилось к обсуждению государственных проблем сначала с супругом, а потом уже со всеми прочими.
Друг к другу в гости они не ходили. Если не считать краткого пребывания во время сговора, Гвендаль у Гюнтера не бывал ни разу; а Гюнтер у Гвендаля так и вообще никогда. Это не мешало; в замке Клятвы-на-Крови хватало помещений и для деловой беседы, и для отдыха.
Но сейчас случай был экстраординарный.
В кои-то веки раз Гюнтер впрямую схлестнулся со Штоффелем. До сих пор он не шел на прямой конфликт, хотя Гвендаль прекрасно знал, что Гюнтер считает Штоффеля близоруким и некомпетентным. Но слабость позиции фон Крайста в Совете не позволяла выдерживать открытое противостояние. Земли его, изрядно пострадавшие еще в прошлой войне, давали мало дохода, его личная армия была самой малой из всех и всегда охраняла границы, у него не было ни одного ключевого ресурса – продовольствия ли, материалов, - чтобы шантажировать членов Совета. Да, Гюнтера уважали и любили, к его мнению прислушивались, но сейчас настроения «ястребов» были слишком уж заразительны.
Вопрос объявления войны ряду людских королевств, однако, оказался последней каплей в чаше гнева. Гюнтер объявил, что покидает Совет и не желает ни с кем разговаривать до тех пор, пока столь идиотские мысли посещают светлые головы лордов Шин-Макоку.
Он именно так и выразился, и от души хлопнул дверью, уходя, чем совершенно ошеломил Совет. Настолько ошеломил, что был даже поднят вопрос, а не околдован ли и не опоен ли лорд фон Крайст чем-нибудь, что ведет себя так... так... не похоже на себя самого.
Дело было позавчера, и вот сегодня Гвендаль с легким замиранием сердца стучал в двери Гюнтеровых покоев.
Точнее, так: намеревался постучать. Уже коснувшись теплого дерева костяшками пальцев, он вдруг передумал. И просто потянул створку двери на себя.
Его ослепили разом свет и запах.
Свет был утренний, яркий-яркий: окна комнаты выходили на восток, портьеры были раздвинуты до предела, и солнечные лучи затапливали помещение, как вода, даже воздух казался другим – теплым и плотным от света. А запах был восхитительным ароматом свежих булочек и какой-то цветочно-ягодной смеси.
- Неужто Совет передумал? – в голосе Гюнтера было сарказма больше, чем в море воды. – А то ведь, знаешь, я не шутил насчет «не разговаривать».
- А я не как лорд Совета пришел, - вздохнул Гвендаль и сделал шаг в омут солнца и ароматов. Приходилось даже не щуриться – жмуриться, и хозяина не было видно. – Я к тебе как к мужу.
Гюнтер рассмеялся. Послышался шум отодвигаемого стула.
- Другое дело. Тогда с добрым утром и позволь предложить тебе чаю.
- С булочкой? – уточнил Гвендаль. Перемена интонаций ему понравилась; Гюнтер теперь говорил приветливо и мягко, как обычно, и даже мягче обычного.
- Конечно.
- Прикрой портьеры, - попросил Гвендаль, - я не вижу ничего...
- Ах, прости. Секунду.
Зашелестел шелковый шнур, свет померк, Гвендаль сморгнул слезы, выступившие на глазах, и наконец рассмотрел комнату.
Огромный массивный стол высился у окна. Стопки и охапки документов, раскрытые книги громоздились на нем, едва оставляя место для подноса с чашкой и тарелкой булочек – удивительно крошечных. Еще в комнате было несколько стульев, в углу – пара кресел и низкий столик, напротив – тяжелый шкаф темного дерева, а рядом с ним - дверь в спальню. Ни ковра, ни единой безделушки или украшения. Обстановка почти аскетическая.
Гвендаль опомниться не успел, как Гюнтер уже усадил его за стол, мало что не из воздуха достал вторую чашку и чайник, извинился за рабочий беспорядок и пододвинул тарелку.
Булочки вкусом не уступали своему аромату, но размер Гвендаля насторожил.
- На замковой кухне что, начали экономить на еде для членов Совета?..
- О нет. Это я сам делал и немного не рассчитал, - повинился Гюнтер.
- Сам?!
- Ну... да. Нужно было отвлечься на что-нибудь.
Гвендаль представил, как ранним-ранним утром на замковой кухне лорд фон Крайст, закатав рукава, ожесточенно месит тесто. Интересно, кого он себе представлял на месте этого теста, аккуратно расчлененного на мелкие кусочки...
Нет, мотнул головой Гвендаль, это совершенно неинтересно и он не желает этого знать.
- Вкусно, - сказал он вслух. – Сейчас я, кажется, все и сожру...
- И на здоровье. Чем еще порадовать супруга...
- Бросить все дела и на пару дней уехать с супругом на охоту, например.
- Гвендаль? – неподдельно изумился Гюнтер. – Ты это серьезно? Ты?
Гвендаль, который внутренне содрогался, произнося кощунственное «бросить дела», только молча кивнул. И, поскольку Гюнтер ошеломленно хлопал ресницами, тихо добавил:
- Ты же знаешь, решение примут все равно, с нами или без нас. Но без нас оно хотя бы не будет... единодушным.
Гюнтер вздохнул, с силой провел ладонью по лицу.
- Война, - произнес он; голос отчетливо дрогнул. – Ты понимаешь, что это такое – война?..
Гвендаль чуть не подавился. Он никогда прежде не видел Гюнтера таким... старым. То есть какое там, слегка за сотню – не возраст для мадзоку, но на секунду показалось, что тут не о сотне, а о тысяче лет идет речь.
- Я уже почти готов вызвать Штоффеля на дуэль и случайно прирезать, - сказал Гюнтер бесцветно. – Но это мало что изменит, к сожалению. Обо что надо их побить головами, чтобы они вспомнили, что война – это не два-три удара марёку по противнику?..
Если бы у них был настоящий брак, подумал Гвендаль, он сейчас обнял бы Гюнтера, крепко-крепко, и держал бы, покуда тот не пришел в себя.
Впрочем, обратная метаморфоза совершилась почти сразу.
- А если подумать, ты прав, - Гюнтер посмотрел в окно и мечтательно вздохнул. – Охота – это славно.
Гвендаль поднялся и запихнул в рот последнюю булочку. Просто не смог удержаться.
- Поехали прямо сейчас?
...Впервые на памяти Гвендаля Гюнтер произнес непечатное ругательство, когда до замка дошла весть о сражении под Артеллино.
Всего жутче, пожалуй, было то, что выругался Гюнтер с нежнейшей улыбкой на устах. Как будто комплимент даме говорил. После чего отправился заниматься делами дальше. В том числе – заключать мир. Кое-кто из людских королей к этому моменту уже наскучил войной (или войска кончились, или зима подступила совсем близко, Гвендаль сейчас не заострял на этом внимание, вылавливая из потока информации то, что имело для армии первоочередное значение).
Когда Конрад добрался до Замка Клятвы-на-Крови, Гвендаль едва заставил себя выйти навстречу. Ему было стыдно. Несмотря на то, что к параноидальному решению насчет полукровок он ни малейшего отношения не имел.
Впрочем, кажется, Конрад на брата зла не держал. Кажется, он вообще был немного... не в себе. Гвендаль очень сильно подозревал, что это связано не столько со кошмарным сражением, сколько со смертью Сюзанны-Джулии, но подозрения предпочитал держать при себе. В конце концов, они не были достаточно близки с Конрадом, чтобы Гвендаль стал совать нос в чужие сердечные дела.
И он даже не сразу сообразил, что Гюнтер не только не выбрался встретить Конрада, хотя мог бы – Конрад ведь был его лучшим и, говорят, любимым учеником, - но и вообще стал избегать любой возможности такой встречи.
Надо было бы спросить, в чем причина внезапной неприязни, но спрашивать Гюнтера о таких вещах Гвендаль не смел. Язык не поворачивался. Как не повернулся уже давно, когда Гвендаль случайно увидел медальон с портретом покойной Гюнтеровой жены. Медальон остался лежать раскрытым на столе, пока Гюнтер распечатывал послание, доставленное почтовым голубем. Гвендаль успел рассмотреть портрет; не узнать на нем мать Гизелы было невозможно. Но Гюнтер вернулся, молча защелкнул медальон, надел цепочку... и Гвендаль не рискнул задать вопрос.
Почему даже на портрете леди выглядит истощенной до предела.
И еще – почему никто никогда не упоминает ее имени, словно все сговорились забыть, что у Гизелы вообще была мать.
На правах супруга Гвендаль мог спрашивать. В крайнем случае, Гюнтер с извинениями сослался бы на душевную травму и нежелание вспоминать. Но отчего-то слова вопроса застревали в глотке.
Вот и сейчас, с Конрадом, выходило то же самое. Навряд ли была какая-то страшная тайна, заставившая Гюнтера исключить Конрада из своей жизни. Вероятнее всего, он тоже мучился чувством ответственности и вины за произошедшее, и так же беспочвенно, как сам Гвендаль...
Но спросить не получалось.
Ненастоящий брак не позволял.
Вероятно, можно было бы попытаться добавить в их отношения тепла. Близости. Доверия. Но Гвендаль не знал, как. Не умел делать первый шаг, даже не знал, в каком направлении шагать. Если б он в Гюнтера влюбился, все было бы, возможно, проще: любовь толкает на самые неожиданные поступки. Однако и влюблен он не был. Они дружили; с каждым годом из этой дружбы испарялось неравенство возраста и опыта. Но дружбе их недоставало души. И порой это было мучительно.
А вопрос задала Гизела.
- Отец, - спросила она как бы между прочим, - а что, ты за что-то обижен на лорда Веллера?
- Нет, что ты, - отозвался Гюнтер. Они шли по садовой дорожке втроем; через четверть часа начинался званый обед. – Он просто напоминает мне кое о чем неприятном.
- О неприятном?.. – не удержался Гвендаль.
- О том, что я безвольный трус, - сказал Гюнтер с такой улыбкой, что несколько мгновений до Гвендаля вообще не доходил смысл услышанного.
- Отец?!
- Гюнтер?!
- Войну можно было предотвратить, - улыбка продолжала сиять. – Для нее не было объективных причин, только жадность Штоффеля и недостаток детских игр в организме некоторых членов Совета. Но я не сумел. Хотя должен бы был.
- Но как?! - вскинулся Гвендаль. – Мы же пытались! Их невозможно было переубедить! Мы остались в меньшинстве...
Гюнтер одарил супруга пронзительно-светлым взором и медленно провел ребром ладони поперек горла.
- Штоффеля, - пояснил он тихо. – Одного его. Остальным хватило бы. Но... я безвольный трус.
И ушел вперед.
Гвендаль и Гизела, не в силах двинуться с места, проводили взглядами фигуру в белом мундире.
И Гвендаль вспомнил, что вот так же Гюнтер улыбался в день битвы при Артеллино.
А назавтра Гюнтер как ни в чем не бывало поздоровался с Конрадом в коридоре и завел о чем-то разговор. Конрад слушал, отвечал, невооруженным глазом было заметно, что встрече он рад. Гвендаль постоял в отдалении, посмотрел – да и ушел. Он в очередной раз не хотел знать: нужно ли было Гюнтеру просто выговориться, или он решил, что еще более трусливо – не смотреть в лицо неприятностям... или еще что-нибудь.
Впервые они заговорили о разводе после одного из опытов Аниссины.
Гюнтер сидел в кресле, Гвендаль – у его ног, положив голову супругу на колени: не от особой нежности, а потому, что сил добраться до второго кресла у него попросту не осталось. Зверски хотелось выпить, но до бутылки было приблизительно пять шагов, а в теперешнем состоянии обоих лордов это равнялось расстоянию, скажем, до Дай-Шимарона. То есть дотянуться и пробовать не стоило.
- Это нужно запретить законодательно, - помечтал Гюнтер вслух. – Опыты на недобровольцах.
- У тебя просто не хватает духу ей отказать.
- У тебя тоже.
- Увы.
- Мы бесхарактерны, и это нас погубит.
- ...сказал канцлер королевства главнокомандующему.
- Это дурное взаимное влияние.
- Пара десятков лет супружеской жизни делает с мадзоку страшные вещи.
- Давай разведемся.
- Давай... Что?!
От неожиданности Гвендаль даже привстал. И тут же рухнул обратно. Еще и колени Гюнтера обнял в попытке удержаться в хотя бы сидячем положении.
- Скажи, что это была шутка.
- М-м... пожалуй, нет, не скажу.
- Почему?
- Почему не скажу?
- Почему ты хочешь развода? Что-то не так?
Гюнтер помотал головой – с заметным усилием.
- Не пойми меня превратно. Я не хочу развода. Но есть впечатление, что для него настало время.
- Почему?..
Что-то больно кололось в груди. Обида? Ненастоящий брак, без любви, без какой бы то ни было плотской связи, одно название – что он есть, что его нет... Гвендаль сам удивился, как остро он отреагировал на предложение.
- А зачем, Гвен?
Это был первый раз, когда Гюнтер назвал супруга уменьшительным именем.
- Смотри, как все получается. Никто уже не усомнится, что в Совете мы поддержим друг друга. Гизела выросла, она больше не нуждается в страховке. Нам с тобой для дальнейшего общения никакие формальности вроде бы не требуются. Тебе не кажется, что наш брак как политический ход себя исчерпал?
Гвендаль подумал. Думать, прижимаясь щекой к колену супруга, было странно.
- Ты прав, пожалуй. Но для развода тоже нужна отдельная причина...
- Когда ты захочешь жениться... более продуктивно, будет довольно некрасиво, если тебе придется для этого срочно разводиться, - Гюнтер усмехнулся. – Лучше быть в этом отношении свободным.
- А почему ты решил, что я намерен, как ты выражаешься, продуктивно жениться?
- Тебе придется рано или поздно. Мой титул унаследует Гизела, а твой? Бришелла? Конраду земли Вальде не достанутся, Совет не позволит полукровке... даже сейчас... а Вольфрам попросту не потянет наследовать и свое, и твое.
- Гюнтер. Послушай, ты... ты опять прав, но... я не хочу. Не хочу разводиться. Не сейчас.
Со временем Гвендаль стал подозревать, что мать устроила их брак с Гюнтером вовсе не ради вопросов наследования, а скорее с воспитательной целью. Так сказать, привязала сына к хорошему наставнику. Он не сердился: к тому моменту, как подобная мысль пришла ему в голову, Гвендаль уже изрядно повзрослел, многому научился и, как, скорее всего, и надеялась мать, кое-что у Гюнтера перенял.
Сейчас он подумал, что, вероятно, Гюнтер пытается разорвать излишне окрепшую связь: может, по его мнению, Гвендалю не хватает самостоятельности? Да, он действительно привык чувствовать поддержку. Плохо ли это?
В любом случае, он не был готов прямо сейчас потерять пусть иллюзорную, но стену, прикрывающую тылы.
- Не сейчас, - легко согласился Гюнтер, и Гвендаль почти совершенно уверился в том, что его осторожно выталкивают из гнезда. Очень осторожно.
Впервые Гвендаль сознательно ударил Гюнтера по больному месту после очередного появления Ма-о Юури.
- Послушай, теперь уже я предлагаю тебе развод, - сказал он.
- Почему сейчас? – Гюнтер поднял брови, не встревоженный, но слегка удивленный.
- Потому что это тебе необходимо продуктивно жениться, - заявил Гвендаль твердо. – Тебе остро не хватает собственных детей. Ма-о позволяет возиться с собой, как с любимым чадом, но ты же понимаешь...
Закончить он не сумел. Слова застряли в глотке. Он подозревал, что будет плохо, но не ожидал, что – так.
Гюнтер побледнел – посерел, осунулся за одно мгновение, на лице остались жить одни глаза. Он отвернулся, оперся на стол, и Гвендаль увидел, как побелели от напряжения пальцы, сжавшие край столешницы.
- Гюнтер... – позвал он, враз охрипнув.
- Что, настолько заметно? – негромко осведомился Гюнтер, все так же стоя спиной к собеседнику.
- Что ты его боготворишь? Заметно. А что это к его титулу не очень относится... – Гвендаль развел руками. Ему казалось очевидным, что Гюнтер привязан к Ма-о куда сильнее, чем можно привязаться к сюзерену, и что эта привязанность чересчур уж лично окрашена. С другой стороны, мало кто знал Гюнтера так хорошо, как Гвендаль.
- Плохо.
- Ты хотел бы это скрыть?..
- Вряд ли получится... – короткий смешок был удивительно неуместен сейчас. – Странно, что именно ты... госпожа Шери должна была бы успеть первой.
- Вольфрам считает, что ты валяешь дурака, - вспомнил Гвендаль. – А, еще... Йозак тоже так считает.
- Вот как? – Гюнтер глянул через плечо. – И с какой же целью я... валяю дурака?
- Чтобы создать Ма-о более комфортную обстановку пребывания, кажется.
- Надо же. Что ж, хорошая идея.
- Прости меня. Кажется, я влез куда-то... совсем не туда.
Гюнтер отошел от стола, опустился в кресло и ненадолго задумался.
- Возможно, я сам виноват, - сказал он наконец. – Тебе же неоткуда знать. Ты вообще когда-нибудь слышал про несовместимость марёку?
- Э-э-э... – Гвендаль замялся. Краем уха он когда-то что-то такое действительно слышал... но что и в какой связи, не помнил.
- Ну, разумеется, - бледно улыбнулся Гюнтер. – Собственно, для тебя это типичное бесполезное знание. Полезным оно станет, если обзаводиться потомством соберется Его Величество. У него могут быть те же проблемы...
- Расскажи.
- Конечно. Сейчас.
Гвендаль с запозданием понял, что Гюнтер собирается с силами для рассказа, и мысленно проклял собственную тупость.
- Несовместимость марёку. Редкое... по сути, медицинское явление. Возникает, когда... двое мадзоку пытаются завести ребенка. Не все разновидности марёку сочетаются друг с другом, это ты ведь знаешь?
- Ветер с землей, огонь с водой, да, знаю. Контрстихии. Нельзя комбинировать в работе...
- Не только в работе. Об этом и речь. Но обычно... если марёку немного у каждого из пары, или если у одного партнера много, а у другого почти нет, это не влияет на потомство. Наследуется какой-то один вид.
- А если... марёку много у обоих?
- А вот тогда случается беда. Стихии начинают сражаться, и если... берет верх не родная стихия матери...
Гвендаль хотел было сказать «хватит». Он уже все понял и так.
Не успел.
- Погибают и мать, и ребенок, - ровно договорил Гюнтер, и Гвендаль догадался – по глазам прочитал, что было еще кое-что, не прозвучавшее, и скорее всего это было «долго и мучительно».
- Анджела была целительницей, - сказал Гюнтер, глядя в никуда, - она знала, на что идет, и была уверена, что справится. Гизела пока и на четверть не так... эффективна, как была ее мать. Но даже таланта Анджелы не хватило. Может, потому, что это должны были быть близнецы... Гвен, извини, я не хочу продолжать разговор на эту тему. Никогда.
Гвендаль молча преклонил колени, поцеловал супругу руку и очень быстро сбежал.
Больше слово «развод», равно как и слово «дети», в их беседах не звучало. И хотя Гвендаль еще очень долго чувствовал себя виноватым перед супругом, в то же время он (да, эгоистично!) тихо радовался, что тема утратила актуальность.
Гвендаль не был влюблен в Гюнтера – он просто очень его любил.
Впервые они обнимались при большом стечении народа.
На балу присутствовали посольства более чем десятка стран. Гвендаль добросовестно выучил названия государств, имена, должности и титулы послов, мог среди ночи, не просыпаясь, точно назвать основные политические и экономические проблемы, которые должны были бы тревожить почтенных гостей – не путая их! – но вот на сопровождающих лиц его уже не хватило.
В результате он так и не сумел разобрать, к которому именно посольству принадлежала та, бесспорно, очаровательная дама, что узурпировала его внимание и навязывала ему вот уже четвертый танец. Зато очень хорошо разбирал, что их пара начала привлекать внимание.
Дама меж тем строила глазки, демонстрировала внушительное декольте и вообще вела себя достаточно однозначно.
Гвендаля соблазняли не первый раз в жизни. Он отнюдь не был унылым девственником, хотя редко когда сам предпринимал активные действия по завоеванию женщины. Но такая атака со стороны непонятно кого была для него сюрпризом весьма неприятным.
И вообще-то недолюбливая балы, сейчас Гвендаль проклинал женскую моду, позволяющую одеваться на прием не в цвета своего королевства, а во что попало. С мужчинами все всегда было проще, особенно там, где парадной одеждой считался мундир. Но даже и граждански одетые господа непременно носили какие-нибудь атрибуты, по которым можно было уверенно определить, откуда человек взялся и кого представляет. А вот женщины...
А ведь поддержи он сейчас флирт с леди из неизвестного королевства – и это тут же возымеет целый ворох политических последствий. А уж оскорби даму отказом – и того хлеще...
Получив приглашение на пятый танец (на них оглядывались уже вовсю и начали даже перешептываться), Гвендаль решился на поистине отчаянный шаг.
- Прекрасная госпожа, - сказал он так галантно, как только мог, - я вынужден с прискорбием отказаться. Боюсь, моя вторая половина не поймет, если я и дальше стану столь явно оказывать знаки внимания... другим.
На лице дамы промелькнула тревога пополам с изумлением. А потом – ироничное недоверие. Ничего себе, подумал Гвендаль, да это же чужая разведка во всеоружии! Дама отлично знает, что у главнокомандующего Шин-Макоку нет жены.
- Быть может, лорд фон Вальде не откажет в любезности представить нас? – проворковала хорошенькая агрессорша.
Гвендаль вздохнул. Видит Шин-о, он не хотел...
- Гюнтер! Извини, что отвлекаю. Ты не мог бы подойти на минутку?
Дама еще не поняла. С интересом ожидала развития событий. Может быть, раз уж она в курсе семейных дел лордов Шин-Макоку, она решила, что супругой Гвендалю приходится Гизела?..
- Герцогиня Афине, приветствую вас, - Гюнтер возник рядом неслышно, ему и Йозак мог бы позавидовать. И тоже сыграл роль разведки: теперь Гвендаль хотя бы знал, с кем танцевал полвечера.
- Познакомьтесь, прекрасная госпожа. Гюнтер фон Крайст, мой возлюбленный супруг.
Герцогиня моргнула, всплеснула руками и мягко осела в обморок на руки своего брата, посла Субереры, который, видимо, случайно проходил мимо.
- В Суберере суровые нравы, - сочувственно заметил Гюнтер. – Нельзя же так шокировать даму из приличной семьи!
- Можно, - мстительно буркнул Гвендаль. – Даже нужно.
Через несколько минут он краем глаза заметил герцогиню Афине на балкончике, с бокалом вина, и не смог отказать себе в удовольствии как бы между прочим привлечь к себе Гюнтера, обняв за талию. Гюнтер слегка удивился, но подыграл, томно затрепетав ресницами и самую чуточку покраснев. Как ему удавалось краснеть по собственному желанию, Гвендаль не представлял, но удавалось же!
Судя по звуку, с каким полный бокал разбивается о каменные плиты пола, герцогиня Афине действительно не знала о браке канцлера и главнокомандующего и действительно была этим фактом всерьез шокирована.
Гораздо, впрочем, существеннее оказалось то, что Ма-о Юури, как выяснилось, тоже до сих пор оставался не в курсе и тоже несколько, так сказать, изумился. Впрочем, объяснить Ма-о, в чем дело, было не в пример проще для всех заинтересованных сторон.
В этот день, кажется, ничто не случилось «впервые». Саралеги приезжал в гости раз уже, наверное, десятый; оба юных величества азартно болели каждый за своего телохранителя во время очередной тренировки с оружием. Бегали служанки, завершая приготовления к большому приему; бегал, фигурально выражаясь, по стенам Вольфрам, исходя на показную ревность; совершенно не фигурально бегали по стенам Йозак и Гизела, один – проверяя караулы, другая – реализуя свежую идею Ма-о «прививки от гриппа»; бегал кругами Дакаскос, выполняя три десятка поручений одновременно; бегала Аниссина в поисках подопытных; бегала в саду Грета, увлеченно играя в догонялки с Шин-о...
В бессчетный раз скрывшись от Аниссины на башне, на всю эту суету взирали сверху лорды фон Крайст и фон Вальде.
- Все так спокойно, что это даже подозрительно, - пожаловался Гвендаль. – В такие минуты я начинаю ожидать неприятностей отовсюду.
- Самое изматывающее занятие. Не надо. Все равно не угадаешь.
- Знаю. Но нервничаю.
- Чем тебя отвлечь? Смотрю, ты совсем забросил вязание.
- Где у меня время на вязание...
- Действительно. Так отвлечь тебя от предполагаемых неприятностей?
- Будь так добр.
- Пожалуйста. ...Вот. Хороший способ?
Гвендаль не ответил. Он не мог. Он только немо таращился на Гюнтера. Который его только что поцеловал.
Леди Сесилия, которая на балконе напротив угощала чаем Мурату, не без самодовольства кивнула и заметила:
- А я уж было почти перестала надеяться...
Совершенно обыкновенный день в Замке Клятвы-на-Крови продолжался.
Название: Ненастоящий брак
Рейтинг: G
Персонажи: Гвендаль+Гюнтер
Предупреждения: фик не то что не бечен, он лишний раз не перечитан, мне очень стыдно, но не-ког-да! А также: самоповторы, не освеженный в памяти канон, целых два ОЖП, вымыслы и домыслы, я уже говорила, что мне стыдно, да?
По заявке Тариса.
читать дальше
...Впервые они поссорились аккурат во время сговора. Когда Ма-о Сесилия взяла и объявила при всех, что ее старший сын заключает брачный контракт с фон Крайстом.
- Что-о-о?!! – взвыл Гвендаль, растеряв всякую вежливость. – С какой стати?! Да ни за что!
В зале прозвучало несколько сдавленных смешков.
Позже он припоминал, что и у Гюнтера глаза в этот момент тоже были куда круглее обычного. Но Гюнтер в подобных случаях отличался просто завидной выдержкой. И промолчал. А Гвендаль вот выставил себя на посмешище. И не нашел ничего лучше, чем выместить ярость на будущем супруге.
- Вы с матерью договорились у меня за спиной! – шипел он через десять минут в коридоре, вцепившись в ворот белого мундира. – Не соизволили даже предупредить! Опозорили перед двором! Я с вами больше ничего общ...
На этом месте Гюнтер почти небрежно высвободился из Гвендалевой хватки и без замаха врезал ему снизу в челюсть.
Очнувшись, принц обнаружил себя в чужих покоях, на кровати, с холодным компрессом на лице. Рядом на низком табурете сидел Гюнтер с видом обеспокоенным и виноватым.
- Приношу свои извинения, - сказал он негромко, - я совершенно утратил самоконтроль. Если хотите, фон Вальде, это вполне достаточный повод разорвать даже официальную помолвку. Ее Величество расстроится, конечно... но, быть может, это немного охладит ее решимость устраивать чужие браки без уведомления сторон.
Без уведомления сторон?..
- Хофифе скафать, - Гвендаль старался не тревожить пострадавшую челюсть, - вас она тофе не пфедупфедила?..
- Я бы так не разозлился, если бы предупредила, - Гюнтер слабо улыбнулся, а Гвендаль почувствовал себя последней скотиной. Да к тому же очень невоспитанной скотиной.
- Простите меня, - Гюнтер склонил голову, а затем поднялся. – Пойду, объясню Ее Величеству, что она ввела двор в заблуждение.
Гвендаль протянул руку и кончиками пальцев сжал Гюнтеров рукав.
- Не надо. Эфо не зафлуждение. ...Ох, ефли только фы сами не пфотиф...
Теперь он чувствовал себя еще и кретином.
Гюнтер помедлил, словно решая, освободить рукав или все-таки не стоит, затем плавно опустился обратно на табурет.
- Вы хорошо подумали, фон Вальде?
На мгновение Гвендаль напрягся. О браке он не задумывался и задумываться в ближайшие лет тридцать не намеревался, и, может быть, действительно лучше было бы повременить...
Скотина, кретин и трус вдобавок.
- Я буфу счастлиф наффать фас сфоим суфругом.
Будущий супруг опустил ресницы и окаменел лицом, но Гвендалю снизу все равно было видно, какие смешинки скачут в сиреневых глазах.
- Фто смефного?..
- О, ничего обидного, - Гюнтер понял, что уловка не удалась, и позволил себе улыбаться открыто. Он был красив и так, а улыбка делала его красоту сокрушительной, как стенобитное орудие; у Гвендаля сердце екнуло при мысли о том, что это будет – в какой-то мере – принадлежать ему. В большей степени, чем другим. – Просто я вдруг подумал, как это... романтично: подраться перед тем, как обменяться супружескими клятвами.
- Пофраться – эфо сильно фкафано, - буркнул Гвендаль. – Фолучифь фо морфе фыло фы фолее... точно.
- О... Ну, предоставляю вам возможность реванша, - Гюнтер соскользнул с табурета и встал на колени перед кроватью, так, что Гвендаль мог бы нанести действительно сильный удар.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы понять: фон Крайст не издевается.
Гвендаль поднял руку, сжал кулак... перед самой целью (Гюнтер даже не зажмурился!) разжал пальцы, и вместо хука получился хлопок ладонью по щеке, едва ли способный сойти даже за пощечину.
- Кфиты, я фумаю.
Гюнтер перехватил его запястье, быстро коснулся губами ладони и тут же отпустил.
- Я буду рад назвать вас своим супругом... Гвендаль.
Он поменял компресс, попросил Гвендаля полежать спокойно и ушел куда-то, а Гвендаль и так не шевелился, словно его столбняк хватил.
Гюнтер фон Крайст был старше, мудрее, независимее. Он был вдовец с почти уже взрослой дочерью. Он правил своими землями, когда Гвендаль еще ходить не умел.
Шин-о ведает, зачем матери – или Штоффелю?.. – понадобился этот брак и почему Гюнтер не отверг его.
Но руку в месте поцелуя едва заметно жгло, и Гвендаль совсем не был уверен, а хочет ли он дотошно выяснять, кто какие выгоды получит в результате их союза.
По крайней мере, хочет ли он это выяснять прямо сейчас.
...Впервые Гвендаль посетил покои Гюнтера лет через пять после заключения брака.
Свадьбой это не называлось, церемонии никакой не было, супружеские клятвы произносились не до «пока смерть не разлучит нас», а до «пока стороны не сочтут нужным расторгнуть контракт». Эта форма брака не подразумевала совместного проживания или объединения имущества. Просто теперь в случае чего у Гюнтера был, кроме Гизелы, еще один наследник. А у Гвендаля – даже приоритетный наследник, поскольку детьми он не обзавелся.
Сесилия, когда он все же потребовал объяснений, ответила просто:
- Если с Гюнтером что-нибудь случится, прервется его род. Будут серьезные проблемы с его землями, их немедленно захотят разделить между соседями.
- А Гизела как же? – нахмурился Гвендаль.
- Гизела – совсем еще девочка. К тому же она Гюнтеру не родная дочь, его марёку у нее нет. Она не в силах будет отстоять наследство.
- И что, ты вот так просто решила его женить?
- Эту перспективу я с ним обсудила. Он согласился, что было бы неплохо как-нибудь подкрепить его позиции. Я решила, что брак будет наилучшим способом.
- Хорошо, но почему я?!
- А тебе разве не нравится? – ответила мать вопросом на вопрос, и Гвендаль прикусил язык.
Ему нравилось.
Нравилось, что в Совете у него был теперь неизменный союзник – авторитетный и многими любимый. Нравилось, что всегда было у кого спросить совета – Гюнтер порой казался ходячей энциклопедией. А еще было очень приятно иной раз, прогуливаясь по парку или по замковой галерее и обсуждая что-нибудь важное и насущное, нет-нет да и замечать короткие завистливые взгляды. В основном женские, но не только.
Иногда Гвендаль ругал себя за это дурацкое собственническое чувство, но поделать с ним ничего не мог. Впрочем, жить оно не мешало. В конце концов, у них был всего лишь брачный контракт, который можно расторгнуть в любую секунду. Так что все их «право собственности» друг на друга, в общем, как раз и сводилось к обсуждению государственных проблем сначала с супругом, а потом уже со всеми прочими.
Друг к другу в гости они не ходили. Если не считать краткого пребывания во время сговора, Гвендаль у Гюнтера не бывал ни разу; а Гюнтер у Гвендаля так и вообще никогда. Это не мешало; в замке Клятвы-на-Крови хватало помещений и для деловой беседы, и для отдыха.
Но сейчас случай был экстраординарный.
В кои-то веки раз Гюнтер впрямую схлестнулся со Штоффелем. До сих пор он не шел на прямой конфликт, хотя Гвендаль прекрасно знал, что Гюнтер считает Штоффеля близоруким и некомпетентным. Но слабость позиции фон Крайста в Совете не позволяла выдерживать открытое противостояние. Земли его, изрядно пострадавшие еще в прошлой войне, давали мало дохода, его личная армия была самой малой из всех и всегда охраняла границы, у него не было ни одного ключевого ресурса – продовольствия ли, материалов, - чтобы шантажировать членов Совета. Да, Гюнтера уважали и любили, к его мнению прислушивались, но сейчас настроения «ястребов» были слишком уж заразительны.
Вопрос объявления войны ряду людских королевств, однако, оказался последней каплей в чаше гнева. Гюнтер объявил, что покидает Совет и не желает ни с кем разговаривать до тех пор, пока столь идиотские мысли посещают светлые головы лордов Шин-Макоку.
Он именно так и выразился, и от души хлопнул дверью, уходя, чем совершенно ошеломил Совет. Настолько ошеломил, что был даже поднят вопрос, а не околдован ли и не опоен ли лорд фон Крайст чем-нибудь, что ведет себя так... так... не похоже на себя самого.
Дело было позавчера, и вот сегодня Гвендаль с легким замиранием сердца стучал в двери Гюнтеровых покоев.
Точнее, так: намеревался постучать. Уже коснувшись теплого дерева костяшками пальцев, он вдруг передумал. И просто потянул створку двери на себя.
Его ослепили разом свет и запах.
Свет был утренний, яркий-яркий: окна комнаты выходили на восток, портьеры были раздвинуты до предела, и солнечные лучи затапливали помещение, как вода, даже воздух казался другим – теплым и плотным от света. А запах был восхитительным ароматом свежих булочек и какой-то цветочно-ягодной смеси.
- Неужто Совет передумал? – в голосе Гюнтера было сарказма больше, чем в море воды. – А то ведь, знаешь, я не шутил насчет «не разговаривать».
- А я не как лорд Совета пришел, - вздохнул Гвендаль и сделал шаг в омут солнца и ароматов. Приходилось даже не щуриться – жмуриться, и хозяина не было видно. – Я к тебе как к мужу.
Гюнтер рассмеялся. Послышался шум отодвигаемого стула.
- Другое дело. Тогда с добрым утром и позволь предложить тебе чаю.
- С булочкой? – уточнил Гвендаль. Перемена интонаций ему понравилась; Гюнтер теперь говорил приветливо и мягко, как обычно, и даже мягче обычного.
- Конечно.
- Прикрой портьеры, - попросил Гвендаль, - я не вижу ничего...
- Ах, прости. Секунду.
Зашелестел шелковый шнур, свет померк, Гвендаль сморгнул слезы, выступившие на глазах, и наконец рассмотрел комнату.
Огромный массивный стол высился у окна. Стопки и охапки документов, раскрытые книги громоздились на нем, едва оставляя место для подноса с чашкой и тарелкой булочек – удивительно крошечных. Еще в комнате было несколько стульев, в углу – пара кресел и низкий столик, напротив – тяжелый шкаф темного дерева, а рядом с ним - дверь в спальню. Ни ковра, ни единой безделушки или украшения. Обстановка почти аскетическая.
Гвендаль опомниться не успел, как Гюнтер уже усадил его за стол, мало что не из воздуха достал вторую чашку и чайник, извинился за рабочий беспорядок и пододвинул тарелку.
Булочки вкусом не уступали своему аромату, но размер Гвендаля насторожил.
- На замковой кухне что, начали экономить на еде для членов Совета?..
- О нет. Это я сам делал и немного не рассчитал, - повинился Гюнтер.
- Сам?!
- Ну... да. Нужно было отвлечься на что-нибудь.
Гвендаль представил, как ранним-ранним утром на замковой кухне лорд фон Крайст, закатав рукава, ожесточенно месит тесто. Интересно, кого он себе представлял на месте этого теста, аккуратно расчлененного на мелкие кусочки...
Нет, мотнул головой Гвендаль, это совершенно неинтересно и он не желает этого знать.
- Вкусно, - сказал он вслух. – Сейчас я, кажется, все и сожру...
- И на здоровье. Чем еще порадовать супруга...
- Бросить все дела и на пару дней уехать с супругом на охоту, например.
- Гвендаль? – неподдельно изумился Гюнтер. – Ты это серьезно? Ты?
Гвендаль, который внутренне содрогался, произнося кощунственное «бросить дела», только молча кивнул. И, поскольку Гюнтер ошеломленно хлопал ресницами, тихо добавил:
- Ты же знаешь, решение примут все равно, с нами или без нас. Но без нас оно хотя бы не будет... единодушным.
Гюнтер вздохнул, с силой провел ладонью по лицу.
- Война, - произнес он; голос отчетливо дрогнул. – Ты понимаешь, что это такое – война?..
Гвендаль чуть не подавился. Он никогда прежде не видел Гюнтера таким... старым. То есть какое там, слегка за сотню – не возраст для мадзоку, но на секунду показалось, что тут не о сотне, а о тысяче лет идет речь.
- Я уже почти готов вызвать Штоффеля на дуэль и случайно прирезать, - сказал Гюнтер бесцветно. – Но это мало что изменит, к сожалению. Обо что надо их побить головами, чтобы они вспомнили, что война – это не два-три удара марёку по противнику?..
Если бы у них был настоящий брак, подумал Гвендаль, он сейчас обнял бы Гюнтера, крепко-крепко, и держал бы, покуда тот не пришел в себя.
Впрочем, обратная метаморфоза совершилась почти сразу.
- А если подумать, ты прав, - Гюнтер посмотрел в окно и мечтательно вздохнул. – Охота – это славно.
Гвендаль поднялся и запихнул в рот последнюю булочку. Просто не смог удержаться.
- Поехали прямо сейчас?
...Впервые на памяти Гвендаля Гюнтер произнес непечатное ругательство, когда до замка дошла весть о сражении под Артеллино.
Всего жутче, пожалуй, было то, что выругался Гюнтер с нежнейшей улыбкой на устах. Как будто комплимент даме говорил. После чего отправился заниматься делами дальше. В том числе – заключать мир. Кое-кто из людских королей к этому моменту уже наскучил войной (или войска кончились, или зима подступила совсем близко, Гвендаль сейчас не заострял на этом внимание, вылавливая из потока информации то, что имело для армии первоочередное значение).
Когда Конрад добрался до Замка Клятвы-на-Крови, Гвендаль едва заставил себя выйти навстречу. Ему было стыдно. Несмотря на то, что к параноидальному решению насчет полукровок он ни малейшего отношения не имел.
Впрочем, кажется, Конрад на брата зла не держал. Кажется, он вообще был немного... не в себе. Гвендаль очень сильно подозревал, что это связано не столько со кошмарным сражением, сколько со смертью Сюзанны-Джулии, но подозрения предпочитал держать при себе. В конце концов, они не были достаточно близки с Конрадом, чтобы Гвендаль стал совать нос в чужие сердечные дела.
И он даже не сразу сообразил, что Гюнтер не только не выбрался встретить Конрада, хотя мог бы – Конрад ведь был его лучшим и, говорят, любимым учеником, - но и вообще стал избегать любой возможности такой встречи.
Надо было бы спросить, в чем причина внезапной неприязни, но спрашивать Гюнтера о таких вещах Гвендаль не смел. Язык не поворачивался. Как не повернулся уже давно, когда Гвендаль случайно увидел медальон с портретом покойной Гюнтеровой жены. Медальон остался лежать раскрытым на столе, пока Гюнтер распечатывал послание, доставленное почтовым голубем. Гвендаль успел рассмотреть портрет; не узнать на нем мать Гизелы было невозможно. Но Гюнтер вернулся, молча защелкнул медальон, надел цепочку... и Гвендаль не рискнул задать вопрос.
Почему даже на портрете леди выглядит истощенной до предела.
И еще – почему никто никогда не упоминает ее имени, словно все сговорились забыть, что у Гизелы вообще была мать.
На правах супруга Гвендаль мог спрашивать. В крайнем случае, Гюнтер с извинениями сослался бы на душевную травму и нежелание вспоминать. Но отчего-то слова вопроса застревали в глотке.
Вот и сейчас, с Конрадом, выходило то же самое. Навряд ли была какая-то страшная тайна, заставившая Гюнтера исключить Конрада из своей жизни. Вероятнее всего, он тоже мучился чувством ответственности и вины за произошедшее, и так же беспочвенно, как сам Гвендаль...
Но спросить не получалось.
Ненастоящий брак не позволял.
Вероятно, можно было бы попытаться добавить в их отношения тепла. Близости. Доверия. Но Гвендаль не знал, как. Не умел делать первый шаг, даже не знал, в каком направлении шагать. Если б он в Гюнтера влюбился, все было бы, возможно, проще: любовь толкает на самые неожиданные поступки. Однако и влюблен он не был. Они дружили; с каждым годом из этой дружбы испарялось неравенство возраста и опыта. Но дружбе их недоставало души. И порой это было мучительно.
А вопрос задала Гизела.
- Отец, - спросила она как бы между прочим, - а что, ты за что-то обижен на лорда Веллера?
- Нет, что ты, - отозвался Гюнтер. Они шли по садовой дорожке втроем; через четверть часа начинался званый обед. – Он просто напоминает мне кое о чем неприятном.
- О неприятном?.. – не удержался Гвендаль.
- О том, что я безвольный трус, - сказал Гюнтер с такой улыбкой, что несколько мгновений до Гвендаля вообще не доходил смысл услышанного.
- Отец?!
- Гюнтер?!
- Войну можно было предотвратить, - улыбка продолжала сиять. – Для нее не было объективных причин, только жадность Штоффеля и недостаток детских игр в организме некоторых членов Совета. Но я не сумел. Хотя должен бы был.
- Но как?! - вскинулся Гвендаль. – Мы же пытались! Их невозможно было переубедить! Мы остались в меньшинстве...
Гюнтер одарил супруга пронзительно-светлым взором и медленно провел ребром ладони поперек горла.
- Штоффеля, - пояснил он тихо. – Одного его. Остальным хватило бы. Но... я безвольный трус.
И ушел вперед.
Гвендаль и Гизела, не в силах двинуться с места, проводили взглядами фигуру в белом мундире.
И Гвендаль вспомнил, что вот так же Гюнтер улыбался в день битвы при Артеллино.
А назавтра Гюнтер как ни в чем не бывало поздоровался с Конрадом в коридоре и завел о чем-то разговор. Конрад слушал, отвечал, невооруженным глазом было заметно, что встрече он рад. Гвендаль постоял в отдалении, посмотрел – да и ушел. Он в очередной раз не хотел знать: нужно ли было Гюнтеру просто выговориться, или он решил, что еще более трусливо – не смотреть в лицо неприятностям... или еще что-нибудь.
Впервые они заговорили о разводе после одного из опытов Аниссины.
Гюнтер сидел в кресле, Гвендаль – у его ног, положив голову супругу на колени: не от особой нежности, а потому, что сил добраться до второго кресла у него попросту не осталось. Зверски хотелось выпить, но до бутылки было приблизительно пять шагов, а в теперешнем состоянии обоих лордов это равнялось расстоянию, скажем, до Дай-Шимарона. То есть дотянуться и пробовать не стоило.
- Это нужно запретить законодательно, - помечтал Гюнтер вслух. – Опыты на недобровольцах.
- У тебя просто не хватает духу ей отказать.
- У тебя тоже.
- Увы.
- Мы бесхарактерны, и это нас погубит.
- ...сказал канцлер королевства главнокомандующему.
- Это дурное взаимное влияние.
- Пара десятков лет супружеской жизни делает с мадзоку страшные вещи.
- Давай разведемся.
- Давай... Что?!
От неожиданности Гвендаль даже привстал. И тут же рухнул обратно. Еще и колени Гюнтера обнял в попытке удержаться в хотя бы сидячем положении.
- Скажи, что это была шутка.
- М-м... пожалуй, нет, не скажу.
- Почему?
- Почему не скажу?
- Почему ты хочешь развода? Что-то не так?
Гюнтер помотал головой – с заметным усилием.
- Не пойми меня превратно. Я не хочу развода. Но есть впечатление, что для него настало время.
- Почему?..
Что-то больно кололось в груди. Обида? Ненастоящий брак, без любви, без какой бы то ни было плотской связи, одно название – что он есть, что его нет... Гвендаль сам удивился, как остро он отреагировал на предложение.
- А зачем, Гвен?
Это был первый раз, когда Гюнтер назвал супруга уменьшительным именем.
- Смотри, как все получается. Никто уже не усомнится, что в Совете мы поддержим друг друга. Гизела выросла, она больше не нуждается в страховке. Нам с тобой для дальнейшего общения никакие формальности вроде бы не требуются. Тебе не кажется, что наш брак как политический ход себя исчерпал?
Гвендаль подумал. Думать, прижимаясь щекой к колену супруга, было странно.
- Ты прав, пожалуй. Но для развода тоже нужна отдельная причина...
- Когда ты захочешь жениться... более продуктивно, будет довольно некрасиво, если тебе придется для этого срочно разводиться, - Гюнтер усмехнулся. – Лучше быть в этом отношении свободным.
- А почему ты решил, что я намерен, как ты выражаешься, продуктивно жениться?
- Тебе придется рано или поздно. Мой титул унаследует Гизела, а твой? Бришелла? Конраду земли Вальде не достанутся, Совет не позволит полукровке... даже сейчас... а Вольфрам попросту не потянет наследовать и свое, и твое.
- Гюнтер. Послушай, ты... ты опять прав, но... я не хочу. Не хочу разводиться. Не сейчас.
Со временем Гвендаль стал подозревать, что мать устроила их брак с Гюнтером вовсе не ради вопросов наследования, а скорее с воспитательной целью. Так сказать, привязала сына к хорошему наставнику. Он не сердился: к тому моменту, как подобная мысль пришла ему в голову, Гвендаль уже изрядно повзрослел, многому научился и, как, скорее всего, и надеялась мать, кое-что у Гюнтера перенял.
Сейчас он подумал, что, вероятно, Гюнтер пытается разорвать излишне окрепшую связь: может, по его мнению, Гвендалю не хватает самостоятельности? Да, он действительно привык чувствовать поддержку. Плохо ли это?
В любом случае, он не был готов прямо сейчас потерять пусть иллюзорную, но стену, прикрывающую тылы.
- Не сейчас, - легко согласился Гюнтер, и Гвендаль почти совершенно уверился в том, что его осторожно выталкивают из гнезда. Очень осторожно.
Впервые Гвендаль сознательно ударил Гюнтера по больному месту после очередного появления Ма-о Юури.
- Послушай, теперь уже я предлагаю тебе развод, - сказал он.
- Почему сейчас? – Гюнтер поднял брови, не встревоженный, но слегка удивленный.
- Потому что это тебе необходимо продуктивно жениться, - заявил Гвендаль твердо. – Тебе остро не хватает собственных детей. Ма-о позволяет возиться с собой, как с любимым чадом, но ты же понимаешь...
Закончить он не сумел. Слова застряли в глотке. Он подозревал, что будет плохо, но не ожидал, что – так.
Гюнтер побледнел – посерел, осунулся за одно мгновение, на лице остались жить одни глаза. Он отвернулся, оперся на стол, и Гвендаль увидел, как побелели от напряжения пальцы, сжавшие край столешницы.
- Гюнтер... – позвал он, враз охрипнув.
- Что, настолько заметно? – негромко осведомился Гюнтер, все так же стоя спиной к собеседнику.
- Что ты его боготворишь? Заметно. А что это к его титулу не очень относится... – Гвендаль развел руками. Ему казалось очевидным, что Гюнтер привязан к Ма-о куда сильнее, чем можно привязаться к сюзерену, и что эта привязанность чересчур уж лично окрашена. С другой стороны, мало кто знал Гюнтера так хорошо, как Гвендаль.
- Плохо.
- Ты хотел бы это скрыть?..
- Вряд ли получится... – короткий смешок был удивительно неуместен сейчас. – Странно, что именно ты... госпожа Шери должна была бы успеть первой.
- Вольфрам считает, что ты валяешь дурака, - вспомнил Гвендаль. – А, еще... Йозак тоже так считает.
- Вот как? – Гюнтер глянул через плечо. – И с какой же целью я... валяю дурака?
- Чтобы создать Ма-о более комфортную обстановку пребывания, кажется.
- Надо же. Что ж, хорошая идея.
- Прости меня. Кажется, я влез куда-то... совсем не туда.
Гюнтер отошел от стола, опустился в кресло и ненадолго задумался.
- Возможно, я сам виноват, - сказал он наконец. – Тебе же неоткуда знать. Ты вообще когда-нибудь слышал про несовместимость марёку?
- Э-э-э... – Гвендаль замялся. Краем уха он когда-то что-то такое действительно слышал... но что и в какой связи, не помнил.
- Ну, разумеется, - бледно улыбнулся Гюнтер. – Собственно, для тебя это типичное бесполезное знание. Полезным оно станет, если обзаводиться потомством соберется Его Величество. У него могут быть те же проблемы...
- Расскажи.
- Конечно. Сейчас.
Гвендаль с запозданием понял, что Гюнтер собирается с силами для рассказа, и мысленно проклял собственную тупость.
- Несовместимость марёку. Редкое... по сути, медицинское явление. Возникает, когда... двое мадзоку пытаются завести ребенка. Не все разновидности марёку сочетаются друг с другом, это ты ведь знаешь?
- Ветер с землей, огонь с водой, да, знаю. Контрстихии. Нельзя комбинировать в работе...
- Не только в работе. Об этом и речь. Но обычно... если марёку немного у каждого из пары, или если у одного партнера много, а у другого почти нет, это не влияет на потомство. Наследуется какой-то один вид.
- А если... марёку много у обоих?
- А вот тогда случается беда. Стихии начинают сражаться, и если... берет верх не родная стихия матери...
Гвендаль хотел было сказать «хватит». Он уже все понял и так.
Не успел.
- Погибают и мать, и ребенок, - ровно договорил Гюнтер, и Гвендаль догадался – по глазам прочитал, что было еще кое-что, не прозвучавшее, и скорее всего это было «долго и мучительно».
- Анджела была целительницей, - сказал Гюнтер, глядя в никуда, - она знала, на что идет, и была уверена, что справится. Гизела пока и на четверть не так... эффективна, как была ее мать. Но даже таланта Анджелы не хватило. Может, потому, что это должны были быть близнецы... Гвен, извини, я не хочу продолжать разговор на эту тему. Никогда.
Гвендаль молча преклонил колени, поцеловал супругу руку и очень быстро сбежал.
Больше слово «развод», равно как и слово «дети», в их беседах не звучало. И хотя Гвендаль еще очень долго чувствовал себя виноватым перед супругом, в то же время он (да, эгоистично!) тихо радовался, что тема утратила актуальность.
Гвендаль не был влюблен в Гюнтера – он просто очень его любил.
Впервые они обнимались при большом стечении народа.
На балу присутствовали посольства более чем десятка стран. Гвендаль добросовестно выучил названия государств, имена, должности и титулы послов, мог среди ночи, не просыпаясь, точно назвать основные политические и экономические проблемы, которые должны были бы тревожить почтенных гостей – не путая их! – но вот на сопровождающих лиц его уже не хватило.
В результате он так и не сумел разобрать, к которому именно посольству принадлежала та, бесспорно, очаровательная дама, что узурпировала его внимание и навязывала ему вот уже четвертый танец. Зато очень хорошо разбирал, что их пара начала привлекать внимание.
Дама меж тем строила глазки, демонстрировала внушительное декольте и вообще вела себя достаточно однозначно.
Гвендаля соблазняли не первый раз в жизни. Он отнюдь не был унылым девственником, хотя редко когда сам предпринимал активные действия по завоеванию женщины. Но такая атака со стороны непонятно кого была для него сюрпризом весьма неприятным.
И вообще-то недолюбливая балы, сейчас Гвендаль проклинал женскую моду, позволяющую одеваться на прием не в цвета своего королевства, а во что попало. С мужчинами все всегда было проще, особенно там, где парадной одеждой считался мундир. Но даже и граждански одетые господа непременно носили какие-нибудь атрибуты, по которым можно было уверенно определить, откуда человек взялся и кого представляет. А вот женщины...
А ведь поддержи он сейчас флирт с леди из неизвестного королевства – и это тут же возымеет целый ворох политических последствий. А уж оскорби даму отказом – и того хлеще...
Получив приглашение на пятый танец (на них оглядывались уже вовсю и начали даже перешептываться), Гвендаль решился на поистине отчаянный шаг.
- Прекрасная госпожа, - сказал он так галантно, как только мог, - я вынужден с прискорбием отказаться. Боюсь, моя вторая половина не поймет, если я и дальше стану столь явно оказывать знаки внимания... другим.
На лице дамы промелькнула тревога пополам с изумлением. А потом – ироничное недоверие. Ничего себе, подумал Гвендаль, да это же чужая разведка во всеоружии! Дама отлично знает, что у главнокомандующего Шин-Макоку нет жены.
- Быть может, лорд фон Вальде не откажет в любезности представить нас? – проворковала хорошенькая агрессорша.
Гвендаль вздохнул. Видит Шин-о, он не хотел...
- Гюнтер! Извини, что отвлекаю. Ты не мог бы подойти на минутку?
Дама еще не поняла. С интересом ожидала развития событий. Может быть, раз уж она в курсе семейных дел лордов Шин-Макоку, она решила, что супругой Гвендалю приходится Гизела?..
- Герцогиня Афине, приветствую вас, - Гюнтер возник рядом неслышно, ему и Йозак мог бы позавидовать. И тоже сыграл роль разведки: теперь Гвендаль хотя бы знал, с кем танцевал полвечера.
- Познакомьтесь, прекрасная госпожа. Гюнтер фон Крайст, мой возлюбленный супруг.
Герцогиня моргнула, всплеснула руками и мягко осела в обморок на руки своего брата, посла Субереры, который, видимо, случайно проходил мимо.
- В Суберере суровые нравы, - сочувственно заметил Гюнтер. – Нельзя же так шокировать даму из приличной семьи!
- Можно, - мстительно буркнул Гвендаль. – Даже нужно.
Через несколько минут он краем глаза заметил герцогиню Афине на балкончике, с бокалом вина, и не смог отказать себе в удовольствии как бы между прочим привлечь к себе Гюнтера, обняв за талию. Гюнтер слегка удивился, но подыграл, томно затрепетав ресницами и самую чуточку покраснев. Как ему удавалось краснеть по собственному желанию, Гвендаль не представлял, но удавалось же!
Судя по звуку, с каким полный бокал разбивается о каменные плиты пола, герцогиня Афине действительно не знала о браке канцлера и главнокомандующего и действительно была этим фактом всерьез шокирована.
Гораздо, впрочем, существеннее оказалось то, что Ма-о Юури, как выяснилось, тоже до сих пор оставался не в курсе и тоже несколько, так сказать, изумился. Впрочем, объяснить Ма-о, в чем дело, было не в пример проще для всех заинтересованных сторон.
В этот день, кажется, ничто не случилось «впервые». Саралеги приезжал в гости раз уже, наверное, десятый; оба юных величества азартно болели каждый за своего телохранителя во время очередной тренировки с оружием. Бегали служанки, завершая приготовления к большому приему; бегал, фигурально выражаясь, по стенам Вольфрам, исходя на показную ревность; совершенно не фигурально бегали по стенам Йозак и Гизела, один – проверяя караулы, другая – реализуя свежую идею Ма-о «прививки от гриппа»; бегал кругами Дакаскос, выполняя три десятка поручений одновременно; бегала Аниссина в поисках подопытных; бегала в саду Грета, увлеченно играя в догонялки с Шин-о...
В бессчетный раз скрывшись от Аниссины на башне, на всю эту суету взирали сверху лорды фон Крайст и фон Вальде.
- Все так спокойно, что это даже подозрительно, - пожаловался Гвендаль. – В такие минуты я начинаю ожидать неприятностей отовсюду.
- Самое изматывающее занятие. Не надо. Все равно не угадаешь.
- Знаю. Но нервничаю.
- Чем тебя отвлечь? Смотрю, ты совсем забросил вязание.
- Где у меня время на вязание...
- Действительно. Так отвлечь тебя от предполагаемых неприятностей?
- Будь так добр.
- Пожалуйста. ...Вот. Хороший способ?
Гвендаль не ответил. Он не мог. Он только немо таращился на Гюнтера. Который его только что поцеловал.
Леди Сесилия, которая на балконе напротив угощала чаем Мурату, не без самодовольства кивнула и заметила:
- А я уж было почти перестала надеяться...
Совершенно обыкновенный день в Замке Клятвы-на-Крови продолжался.
-
-
11.10.2010 в 18:12Я не Тарис, но меня прет-прет-прет. =)
Да, мне тоже нравится этот пейринг, и исполнение отличное. То есть, я это представляла иначе, но так получилось удивительно мило и уютно.
-
-
11.10.2010 в 18:46138 и 150... почти ровесники, по мадзокским понятиям.
Но это мелочи. Спасибо за недотеп-лордов, мрр!
-
-
11.10.2010 в 19:22Ня! Люблю заразочек
Крейди
Ага, знаю, но немного похимичила с порядками взросления. С которыми вообще напрочь ничего не понятно.
-
-
11.10.2010 в 22:07-
-
11.10.2010 в 22:26-
-
11.10.2010 в 22:37Пасиб
Крейди
По-моему, там все как-то существенно кривее. Я сейчас уже не помню точно сроки, но там тогда выходило бы, что Гюнтер преподавал в Академии совсем пацаном. Опять же что-то мне сомнительно, что у них период детства, которое младенчество, идет тоже как х5. Это же родители рехнутся! Не говоря уже о какой-никакой биологической, мнэ, целесообразности.
-
-
11.10.2010 в 22:50Нелинейное взрлосление - это как? Быстрое детство, юность - помедленнее, и еще более долгие молодость и зрелость? тогда уже я рехнусь вычислять соответствие их возраста человеческому
И хорошо еще, если не индивидуальное... - о да! Гюнтер - вундеркинд!
-
-
11.10.2010 в 23:06Нелинейное взрлосление - это как? Быстрое детство, юность - помедленнее, и еще более долгие молодость и зрелость?
Ага, я предпочитаю считать, что так
-
-
11.10.2010 в 23:19ну, детей еще может быть мало из-за соответствующей демографической политики и/или традиции не иметь много детей. Репродуктивный период-то выходит огого какой долгий...
-
-
12.10.2010 в 07:34Мяяяяу
А с возрастом да, по-моему, немного путаница, и еще Гизела на момент свадьбы не могла быть взрослой - она чуть-чуть старше Вольфрама, на пять лет)
-
-
12.10.2010 в 10:59Ня
Так на момент свадьбы Гизела и не взрослая, взрослой ее начинают считать, когда они первый раз говорят о разводе. Это там Гвендаль в ахуе и склонен несколько преувеличивать
-
-
12.10.2010 в 14:15-
-
13.10.2010 в 15:55-
-
13.10.2010 в 19:44Кончится тем, что я напишу кроссовер, познакомлю Гюнтера с Укитаке, и будет великая победа сил добра над силами разума
-
-
13.10.2010 в 19:44-
-
13.10.2010 в 19:51Когда-нибудь
-
-
13.10.2010 в 20:28-
-
13.10.2010 в 23:46-
-
14.10.2010 в 21:10-
-
14.10.2010 в 23:15-
-
14.10.2010 в 23:52-
-
16.10.2010 в 15:32-
-
09.11.2013 в 14:52Хотя для этого я не знаю, что у них должно случиться. Опять какая-то стрессово-эмоционально-раздрайная ситуация. И с непременными извинениями наутро и нелепыми прокрадываниями по коридору с охапкой одежды ранним утром, и сердитым одёргиванием себя любимого: ну что такое, от законного мужа, как от замужней любовницы, сбегать с предосторожностями...
-
-
09.11.2013 в 15:36Насчет почеру Гюнтер его все-таки поцеловал - я сейчас уже не помню, но предполагаю, что счел возможным для себя. Типа, решил, что они все-таки вышли на уровень равенства во всем. Ну, скорее всего
-
-
09.11.2013 в 15:44Очень видно, что их ты любишь. Не только потому, что текст довольно крупный, и точно самый большой по ККМ — тут есть всё, что у тебя присутствует в фиках про любимых героев, и что я у тебя люблю))) Вот похожее было ощущение от Белого бычка и от Поединка ещё. Хорошие люди, которым может быть хорошо вдвоём, если они себе это позволят.
Ну, у Гюнтера и требования к себе! По-моему, Гвендаль давненько уже дорос, куда надо.
Ещё очень славно было, как они после Аниссининых экспериментов отходили в обнимку почти. Вот так и определяется зона комфорта — когда цепляешься за чьи-то коленки и разговариваешь о разводе))))
Очень жалко ещё Гюнтера в этом фаноне. Я про детей.
-
-
09.11.2013 в 21:29Да, Гюнтеру я как обычно придумала скелет в шкафу помассивнее. В основном из склонности объяснять тотальное дуракаваляние тяжелыми травмами, конечно.
-
-
09.11.2013 в 21:34А твои скелеты тоже его часть и сама такое очень люблю))