[mazokutales]

автор: Viorteya tor Deriul
бета: Сакура-химэ
рейтинг: где-то R, плюс-минус пол ведра в обе стороны
жанр: стеб и PWP
пейринг: нетипичный
Предупреждение: возможен ООС, стеб,
Написано для Сакуры-химэ, которая хотела Шин-О и Руфус-девушка по принципу "Мудрец это Мудрец, но сверху - это сверху!"
Дисклеймер: не мое, не претендую, не извлекаю

Золотые волосы переливаются в солнечных лучах, небесно-голубые глаза, длинные ресницы, кожа лилейно-белая и стан, стройный как ствол молодого деревца – ах, красота!
А губы! Нежные, розовые, изогнутые в лукавой ухмылке, такие зовущие, наверняка мягкие, как лепестки весенних цветов, и такие же сладкие! Ах, эта красота способна вскружить голову кому угодно! И, надо отметить, кружит.
Как тут не размечтаться о поцелуях под сенью цветущих деревьев, об объятиях, крепких и в то же время нежных, как не желать раствориться в этом прекрасном взоре?
А голос, а походка... мечты-мечты! Такая красота просто не могла долго оставаться незамеченной, и многие, слишком многие кидают восторженные и откровенно любующиеся взгляды на предмет тайных мечтаний.
Правда, смотреть пылкие поклонники могут сколько их душе угодно, все равно место в прекрасном сердце и постели занято прочно и давно. Ах, какое разочарование.
Красота – неоспоримое достоинство, но есть ведь еще и верность. И хоть сердце болит от разочарования, но недоступность делает объект нежной страсти только желанней.
Ах, если бы только хоть один поцелуй сорвать с прекрасных губ, хоть раз обнять, прижать к груди… рухнуть на постель в порыве страсти и этой самой страсти предаться!..
Ах, девичьи мечты, как далеко вы можете завести юное пылкое сердце, как легко кружите вы голову… Прекрасный образ ранит в самое сердце, и юная дева не знает покоя ни днем, ни ночью, ни в одиночестве, ни в кругу веселых друзей, ни на пиру, ни на охоте, ни у домашнего очага. Желание горит, подобно жаркому костру, опаляет и иссушает своей бесплодностью.
Но нет, бесплодные страдания и неосуществимые желания никогда не привлекали Руфус фон Бильфельд. Отважная дева всегда стремилась к цели, какой бы она ни была, и не жалела усилий и времени для ее достижения! А есть ли цель более достойная любовной победы, чем объятия самого прекрасного мужчины в мире, самого доблестного полководца и сюзерена Руфус, Шин-о?
Что же касается супруга Его Величества, тут Руфус испытывала некоторые сомнения. С другой стороны, что такое суровый и холодный Мудрец, погрязший в государственных делах, когда речь идет о любви, воспламеняющей сердца? На разок подвинется, решила Руфус.

Шин-о не ощущал нехватки внимания к своей драгоценной персоне – король все-таки. Впрочем, и вниманием другого рода он был обеспечен в избытке, его супруг, несмотря на внешнюю сдержанность, был страстным, темпераментным и мужа своего любил и желал. Часто по нескольку раз за ночь, а иногда и днем, и вечером, и, разумеется, по утрам тоже. Шин-о не мог не радоваться, что спустя несколько лет взаимная страсть и не думала угасать, но испытывал некоторые подозрения, перерастающие в уверенность, что его муж столь внимателен в исполнении супружеского долга не только по зову сердца. По тому, какие взгляды Шин-о ловил на себе со стороны соратников и подданных, можно было легко догадаться, что Мудрец предусмотрительно не рискует оставить супругу причины чувствовать себя неудовлетворенным, заскучавшим или оставленным без внимания.
Поначалу такое отношение со стороны мужа льстило и забавляло, тем более что получать комплименты Шин-о любил и с нескрываемым удовольствием предавался флирту. Его верные соратники, а теперь и подданные явно не только ценили в своем короле государственный ум, непреклонную волю и сильнейшую мареку, но и любовались его красотой. Открыто выказывать свои чувства решались немногие, уважая узы брака и памятуя о том, что Дайкенджи оказался способен ужиться и утихомирить мадзоку с самым дурным характером во всем королевстве, что заставляло призадуматься. Да и Шин-о, еще не будучи королем, прославился крутым нравом и разборчивостью. Потому комплименты, обращенные в адрес Его Величества, были столь невинны, что не оскорбили бы и юную девственницу, взгляды, полные страстного желания, брошенные украдкой и более смелые поползновения заканчивались ничем, как только Шин-о понимал, что очередной пылающий страстью кавалер стремится обладать им.
Обладать, а не принадлежать. Шин-о не понимал, по какой злой причуде судьбы он вызывает у окружающих такие однозначные желания. Была ли тому виной его красота? Эта мысль казалась ему бессмысленной. Или что-то в его поведении? Даже в сравнении с предыдущей эта идея казалась бредовой. Иногда Шин-о думал, что его окружают одни извращенцы, но и это объяснение не казалось ему убедительным. Из его ближайших соратников лишь с одной стороны можно было не опасаться угрозы: Руфус фон Бильфельд просто в силу своей природы не могла помыслить о том, чтобы овладеть своим сюзереном.

К слову о Руфус. Шин-о влекли женщины, влекли еще тогда, когда о любви с мужчинами он даже не задумывался, и с тех пор мало что изменилось. Правда, Руфус была необычной девушкой, скорее уж напоминала юношу и повадкой и характером, а не только манерой одеваться. Несмотря на хрупкость и миниатюрность, в ее силе и воле невозможно было усомниться, и все же… на взгляд Шин-о, была в ней некая женственность, привлекающая взгляд и заставляющая задуматься о том, какой страстностью и отзывчивостью может обернуться ее огненный темперамент.
Шин-о не мог не заметить, что в последнее время Руфус стала ненавязчиво, исподволь меняться, и не оценить, насколько разительными были это незначительные на первый взгляд перемены. Девушка расцветала на глазах, в ее прозрачных очах появилось задумчивое выражение, в движениях возникла некая плавность, и одеваться она стала чуть иначе. Чуть глубже распахнутый ворот, выбивающиеся из косы пряди, манера поводить плечами и смотреть искоса, в задумчивости прикусив нежную губку. Она держалась к нему так близко, что, казалось, одно неосторожное движение, и они прильнут друг к другу, и Шин-о с изумлением осознал, что, возможно, именно этого девушка и желает. Неукротимая, вспыльчивая, напоминающая самого Шин-о красавица-недотрога явно желала большего, чем просто долгие взгляды и вежливые комплименты.
Колебался Шин-о недолго. Но, к его чести, все же колебался, выбирая между верностью клятве и возможностью утолить вспыхнувшее в его сердце желание. Он уважал своего супруга, любил его и не желал оскорбить изменой. Но, с другой стороны, Шин-о не мог отказаться от искушения. Слишком давно он не был с женщиной, слишком давно не знал радости обладания и теперь не находил в себе ни сил, ни готовности упустить такой шанс. Казалось, внезапно расцветшая нежнейшей девичьей красотой Руфус только и ждала, чтобы ее невинность сорвали, как благоуханный цветок, и насладились его ароматом. В конце концов, Шин-о не изменял своему мужу с мужчинами и не собирался делать этого и дальше, но женщина… О, женщина – это совсем другое дело.
Короче, решил Шин-о, Мудрец – это, конечно, Мудрец, но сверху – это сверху.

Руфус была страстной охотницей. Она обожала загонять дичь, азарт погони и радость схватки, обожала выходить победительницей, въезжать в лагерь с трофеями, притороченными к седлу. Пусть будет безвозвратно испорчена шкура, но если зверь был слишком велик, она находила, что отрезать себе на память.
Во время войны о трофеях думать не приходилось, выжить бы, но и тут она не могла отказаться от привычки, и в итоге у нее собралась коллекция самых разнообразных мелочей. Зарубки на память, напоминание о собственной удали и удаче.
В любовной охоте все было так же, да не так. То же головокружительное чувство, тот же азарт, только это походило больше на засаду, когда манком подманиваешь пугливую птицу и терпеливо ждешь. Только никакого манка нет: сама изображаешь живца – беззащитную жертву, – готовая в любой момент превратиться в охотника.
Руфус впервые по всем правилам искусства соблазнения загоняла жертву, раньше ей не приходилось охотиться на столь крупную дичь, да и вид охоты был для нее внове, но грядущий трофей того стоил. Риск будоражил кровь, заставлял бегать по спине мурашки, и чем ярче разгорался в ней азарт, тем мягче она двигалась, тем нежнее улыбалась, тем смущеннее отводила взгляд. Мысль, что для Шин-о жертвой является она, что он тоже ведет свою охоту, горячила еще сильнее. Они еще посмотрят, кто одержит верх в этом состязании.

Шин-о даже не делал попытки увернуться от расставленных сетей, он шел в них с широко раскрытыми глазами, полными обманчиво-наивного любопытства и легкой улыбкой на нежных губах. Он отзывался на каждый ее маневр, на каждую уловку, позволяя ей вести игру так, как она считает нужным. Такая податливость пьянила не хуже, чем ожесточенная схватка, хоть и несколько иначе. Его совершенная красота в сочетании с силой и полная открытость, кажущаяся беззащитность, готовность следовать за ней кружили голову.
Возможность решать, когда и где, возможность отказаться, возможность диктовать правила – Руфус не ожидала, что победа достанется ей столь легко. Ликование и разочарование разом кольнули сомнением: стоило ли? Но игра в соблазнение разожгла желание еще сильнее, а сворачивать с финишной прямой было не в ее характере.

Сильнейший из мадзоку и самый прекрасный из мужчин королевства оказался нежней весеннего ветерка, мягче шелка, ласковей котенка. Руфус нечасто целовалась, но знала, что настоящие поцелуи крепки и кружат голову, как опрокинутая в себя кружка выпивки. Поцелуи же короля напоминали игристое вино, и это обескураживало, удивляло. Удивление, впрочем, было скорее приятным, успокаивающим, как и осторожные прикосновения, и сладкие глупости на ушко, словно Шин-о перепутал ее с пугливой кобылой. Она ждала схватки, даже жаждала ее, но если мужчина уступает инициативу сам – тем лучше! И хотя голова уже кружилась а в коленях появилась предательская слабость, Руфус точно знала, что выйдет из этой битвы победительницей.
Как бы то ни было, именно Руфус в этой игре охотник, и Шин-о это уже чувствует!

Руфус была прекрасна, страстная девочка с тревожно и яростно сверкающими глазами, целеустремленная и отчаянная. Шин-о почти жалел, что не обратил на нее внимание раньше, но сейчас в нем крепло намерение наверстать упущенное. Что с того, что целоваться она не умела совершенно, он с огромным наслаждением научит ее этому искусству. И всем остальным тонкостям любовной науки тоже, откроет ей новые горизонты. Темпераментность Руфус интриговала, будила, вызывала любопытство. Она нервно, остро реагировала на каждое прикосновение, вздрагивала, словно норовистая кобылка, кидала недоверчивые взгляды и упрямо сжимала губы. Ее руки были проворнее и отзывчивее рта; она с готовностью и интересом, разве что слишком торопливо, раздевала Шин-о, кусала губы, словно не знала, стонать ей, потянуться за поцелуем или упрямо молчать.
А потом она решительно сверкнула очами, упрямо вздернула подбородок и кинулась на Шин-о, словно в битву. Он только обескуражено и почти восхищенно охнул, когда его прижали к постели, и увидел, как на нежном девичьем лице проступает хищное выражение. Был ли то страх или внезапно пробудившаяся страсть, а скорее, и то и другое – но Руфус отчаянно, со всем пылом и, пожалуй, слишком торопливо взялась за дело. Шин-о ничего не имел против некоторого неудобства, но девица больше кусалась, чем целовалась, и царапалась, как лесная кошка, хорошо хоть когти у нее были не в пример безобиднее.
Это было даже забавно, особенно то, как Руфус вцеплялась ему в запястья, прижимая к кровати в ответ на малейшую попытку перехватить у нее инициативу, и упрямо мотала головой. Сама – так сама, хотя суматошно скользящие по всему телу девичьи руки вызывали скорее щекотку, а быстрые сухие поцелуи только дразнили. Зато в глазах девушки горел яростный огонь с примесью безумия, щеки раскраснелись, и можно было любоваться ее тонкой фигурой, когда она оседлала его бедра и принялась ласкать уже совсем откровенно. Практики, правда, Руфус не хватало, Шин-о готов был поспорить, что до этого момента член она в руках не держала.


Руфус знала, что делать дальше, не раз видела, как это бывает, но тонкая струйка сомнения все равно холодила спину. Почему Шин-о позволяет ей делать все это? Он мужчина и должен стремиться взять верх, оказаться хозяином положения. А вместо этого лежит покорно, улыбается и лишь слегка поглаживает кончиками пальцев ее бедра – единственное, что она ему разрешила. Хотя она чувствует, как он напряжен, как его плоть упирается в нее, видит темноту на дне его глаз, почти чувствует биение жилки на шее. Он не торопил ее ни стоном, ни взглядом, и его пальцы выводили на ее коже бессмысленные узоры, скорее успокаивая. Она вовсе не собирается краснеть, но жар приливает к лицу, и она понимает, что источником ее злости служит ее же смущение.
Это подхлестнуло ее решимость как удар бича, и она быстро приподнялась, ухмылльнулась, как она надеялась, хищно и довольно, и сделала все необходимое, чтобы соединиться с мужчиной по-настоящему.
Это было больно, Властелин побери! И неудобно, и странно; и Руфус совершенно не чувствовала того удовольствия, которое вроде как должно наступить. Зато она видела широко распахнутые глаза мужчины, распростертого под ней, и от этого зрелища, от вида его напряженного тела, от прикушенной губы ей стало лучше. Она попробовала двинуться и обнаружила, что эта идея чем-то нравится ее телу, в этом было что-то правильное, такое, что хотелось распробовать.
Шин-о под ней задвигался в унисон, подстраиваясь, подхватил за бедра, помогая, и в какой-то момент Руфус поняла, что уже не может понять, кто ведет, а тело требовало продолжать.
Это еще не имело ничего общего с наслаждением, от которого хочется кричать и извиваться, но это было приятно, и тепло, разливающееся по телу, напряжение, скручивающее низ живота, обещали продолжение.
В какой-то момент хватка на ее бедрах стала болезненной, Руфус встретилась взглядом с Шин-о и инстинктивно потянулась поцеловать. Замерла в последний момент, почти прижавшись губами к губам; соприкосновение всем телом, обнаженной кожей к коже ошеломило. Она выдохнула и задвигалась быстрее, позволяя помогать себе, удивленно вскрикивая от неожиданной остроты ощущений, понимая, что теряет контроль над своим телом.
Сначала Руфус услышала стоны Шин-о, его срывающееся дыхание, и только потом поняла, что из ее горла тоже вырываются низкие звуки. Ей было уже почти плевать на контроль, хотелось только, чтобы напряжение, растущее в ее теле, ушло, хотелось кончить, но к ощущениям, в которых терялось ее тело, начала примешиваться новая боль, и несмотря на то, что она была вполне терпима, это мешало, заставляло зажиматься, придерживать движения. Она резко выпрямилась, откинула голову назад, уперлась руками в собственные ноги и начала двигаться взад-вперед, подыскивая наиболее безболезненную позицию.

Она не успела среагировать, даже пискнуть, только удивленно охнула и яростно сверкнула глазами. Что еще за «потерпи, девочка»! Вырваться из-под Шин-о не удалось – разница и в весе, и в силе, и в сноровке, которая почему-то не имела значения в самом начале. Быстрые, жесткие движения, куда быстрее и резче, чем она сейчас хотела, причиняли боль, и тихий шепот над ухом «да расслабься же!», и непонятное «сейчас» раздражали. Она вцепилась в спину Шин-о, почувствовала, как напряглось-вытянулось его тело, сотрясаемое длинной дрожью, и лишь когда он вышел из нее, поняла, что это конец.
Напряжение внутри и едкое, смутное, злое разочарование поднималось откуда-то из глубины измученного тела, когда Шин-о накрыл ее губы поцелуем. Отвечать не хотелось, но, кажется, мнение Руфус сейчас в расчет не принималось, настойчивый и верткий язык скользил по сомкнутым губам, потом поцелуи спустились на шею, тело удивленно напряглось и подалось навстречу торопливым и на этот раз совершенно не деликатным ласкам. Это больше не было нежно, но, кажется, это было то, что нужно, Руфус сама потянулась закончить начатое, быстро, эффективно и привычно, но Шин-о просто перехватил ее руку, сжал с силой, намекая на бессмысленность сопротивления, а потом скользнул вниз по ее телу, устраиваясь между ног.

Улыбаться во весь рот вылизывая женщину разве что чуть менее неудобно, чем делая минет. Однако Шин-о мог поспорить, что у него получилось. После первого испуганного вскрика, когда Руфус вцепилась ему в волосы и попыталась оттащить, девочка расслабилась. И да, она была восхитительно вкусной. И все-таки позволила себе отбросить контроль, извивалась, постанывая, и перестала наконец хватать его за руки. В сущности, ей нужно было совсем немного, прежде чем кончить, на диво без спецэффектов. Просто замерла, вытянувшись в струночку, и притихла, судорожно переводя дыхание. Шин-о почти ожидал кошачьего концерта, но так тоже было неплохо. Руфус фон Бильфельд оказалась чрезвычайно забавной, хотя и ужасно доминантной особой. В какой-то момент ему показалось, что если он не уступит, то дело обернется не любовной игрой, а дракой за то, кто будет сверху. Оказывается, он и женщин себе выбирает таких, которые всегда стремятся все делать сами. Правда, в этот раз приключение было удивительно забавным, а то, что Руфус таки оказалась девственницей, только придало пикантности всему происходящему. Правда, продолжать эту связь Шин-о почему-то уже не хотелось. Он не был разочарован, но когда смотрел на тихо дремлющую у себя под боком женщину, отчетливо понимал, что больше не станет играть с ней в любовную игру. Забавное приключение должно остаться только приключением. Отчего-то он был уверен, что Руфус фон Бильфельд придерживается того же мнения. В конце концов, кажется, дама получила ровно то, что заказывала…
Шин-о на миг задумался, а потом осторожно поднял с пола свой пояс и отцепил с него кинжал. Быстро сплел у себя на виске аккуратную тоненькую косичку из одной прядки, срезал и завернул в носовой платок. Девочка честно заслужила свой трофей.