[mazokutales]

Автор: Таэлле
Название: Пути иного мира
Дисклэймер: все еще не владею и не претендую.
Примечания: спасибо Крысу за консультацию и всем, кто нечаянно рассказал мне о моем тексте куда больше, чем я о нем знала сама.
Написано на весенний челлендж.

Конрад не ожидал, что одиночество окажется так похоже на свободу.

Впрочем, он вообще ничего не ожидал прошлой осенью, кроме необходимости выполнить порученное ему дело. Даже одиночества, пожалуй: мир, полный людей, сказали ему. Семьи мадзоку — старые семьи, родня Винкоттам. Свой мао. Только на третий день, слегка разобравшись в окружившей его суматохе новизны, он понял, что — невзирая на людей, мадзоку и мао — он здесь один.

И это вдруг оказалось похоже на путешествия с отцом: пусть не лошади, не ночевки в глуши, но тот же простор неожиданных и ожидаемых каникул. Мир, где его ждали только неизвестность и будущее. Мир, где можно было, пусть ненадолго, просто быть — кем угодно и где угодно.

Осень он провел в Японии, спеша вслед за Родригесом сквозь толпы людей, заглядывая в лавки, полные блестящих, ярких, глянцевых вещиц, которые он не успевал разглядеть — «Что это, Родригес?» — «Я тебе потом расскажу!». Конрад не переспрашивал: он следил за жадным интересом на лице Родригеса, за мальчишками, вбегавшими в лавки, поворачивая прямо к единственной заветной вещи на полке, за женщинами, что долго разглядывали пестрые книги или блестящие коробки с видом мечника, отыскавшего наконец одно-единственное необходимое оружейное масло. Потом он уставал от чужих желаний и собственных вопросов и возвращался в гостиницу, ища ответы и глядя на экран, где разыгрывались красивые сказки про благородных воинов.

К зиме он покинул острова и отправился прочь, в пустыни, слушая их тишину и сравнивая, сравнивая: высоту барханов, тон шуршания песка, угол падения солнца. Пустыня есть пустыня, но знание о том, что этот мир иной, не покидало его. Конрад слушал, как перекликаются его спутники, и вспоминал стекло и металл японских городов, диковинные башни домов, заставлявшие искать посреди узких улиц извилистые стены невидимых замков. Он ехал по пустыне и временами почти ожидал увидеть, что на ближайшем верблюде едет Йозак. Представить, что отец обогнал их и едет где-то впереди, не получалось, и только почти заснув, он думал: отцу бы понравился этот путь.

Потом Конрад сел на корабль, слишком большой, чтобы чувствовать волны по-настоящему, и часами ходил вдоль палубы, глядя на хмурую зимнюю Атлантику, и время от времени вежливо улыбался пассажиркам в нарядных платьях, пытавшимся по акценту угадать, откуда он родом. К середине зимы он подошел еще ближе к цели, к точке, к которой, не задумываясь об этом, двигался все это время.

Его встретили прибрежные города, бесснежные и деловитые; Конрад перебрал их по одному, словно четки — маленькие бусины рядом с большими, город башен и город белых колонн, города, шумные как Токио, и городки, где он почти узнавал домики, телеги, городские рынки, но шагал по улицам осторожно, стараясь не разбудить кусочек мира, словно уснувший много десятилетий назад.

Он смотрел на арки огромных мостов и жерла туннелей, ступал по пожелтевшей траве и холодной земле парков, в толпе на стадионе торопливо, как окружавшие его люди, жевал булочку с горячей сосиской — будто он и правда куда-то спешил. Он останавливался посмотреть на огромные экраны на площадях и на витрины магазинов, переезжая из гостиницы в гостиницу, привыкая к ритму этих почти знакомых уже городов, забывая оглядываться, теряясь в своей свободе, пока под ногами его среди палой листвы не мелькнуло что-то желтое.

Конрад остановился.

В воздухе пахло живой влагой просыпающейся земли.

Он опустился на одно колено, раздвигая листву, высвобождая из-под нее нарцисс и уже замечая чуть дальше еще один. Конрад приложил ладонь к земле, нащупывая пробуждающееся тепло. Потом он снова поднялся на ноги и пошел медленнее.

Он не стал съезжать из гостиницы возле парка.

На площадках неподалеку дети уже играли в бейсбол. Трава украдкой становилась все зеленее и зеленее. Облака белых цветов, внезапно заполонившие парк, не спешили улетать.

В трехстах километрах к северу от него нерожденный младенец спал, ожидая своего часа.

Лето становилось все ближе.